— Значит, ты останешься там до конца учебного года? — спрашивает Спенсер, рассеянно проводя пальцами по своему подтянутому животу. Мои глаза следят за движением, и в мозгу происходит небольшое короткое замыкание. Мне требуется мгновение, чтобы переориентироваться.

— Очевидно. Я имею в виду, не думаю, что они перестанут давить на меня, чтобы я поехала к Элизе, но прямо сейчас мы в тупике. Они, по сути, отняли у меня то, чего я хотела больше всего, а именно остаться в Адамсоне. Я не боюсь ничего из того, что они могут придумать. Тем не менее, я согласилась провести по крайней мере две недели у мамы летом. — У меня вырывается вздох, и я провожу рукой по лицу. Я действительно хочу провести время с мамой, проблема не в этом. Просто я не верю, что они с папой не устроят какой-нибудь переворот и не заставят меня провести выпускной год в Лос-Анджелесе. Это мой худший кошмар.

— Ну, чёрт, тогда мы присоединимся к тебе, — говорит он, и я заставляю себя перевести взгляд с его упругого пресса на лицо. — У мамы Рейнджера есть потрясающее поместье в Лос-Анджелесе, которым она никогда не пользуется. Мы можем немного потусоваться там и быть твоим прикрытием.

Улыбка появляется на моих губах, и я выдыхаю, замечая, как Спенсер проводит пальцем по поясу своих шорт.

— Что мы делаем? — спрашиваю я его через минуту, мои чувства обостряются, когда он кладёт ладонь себе на низ живота. Между нами существует напряжённость, которую я чувствую, даже несмотря на то, что он находится на противоположном конце страны.

— Я, честно говоря, надеялся, что ты мне это скажешь. Но раз уж ты спросила… ты хочешь, э-э, воплотить это в жизнь? — его рука скользит немного ниже, пальцы теребят пояс его спортивных штанов. — Что-то вроде секса по переписке?

Это не совсем то, что я имела в виду, но… Я приму это.

— Разве это секс по переписке, если, знаешь, что никаких текстовых сообщений не будет? — я приподнимаю бровь, но Спенсер уже проводит языком по нижней губе в маленьком соблазнительном жесте.

— А это имеет значение? — спрашивает он, скривив губы в одну сторону, а его веки опускаются, придавая соблазнительный, тяжёлый томный вид. — Ты действительно хочешь поговорить о семантике, или хочешь сделать это? — Спенсер издаёт этот низкий, стонущий горловой звук, движение под его серыми боксерами указывает на то, что он, ну, дрочит. — Я уже представляю, как ты прикасаешься ко мне, как твоя рука обхватывает мой член…

— На самом деле я никогда не прикасалась к нему рукой, — добавляю я, ёрзая на роскошных атласных простынях и ненавидя эту идеальную кровать, и эту идеальную комнату, и этот идеальный дом. Я просто хочу вернуться в Коннектикут, к Студенческому совету. Дурацкий, тупой Студенческий совет.

Спенсер замолкает, а затем чертыхается себе под нос.

— Мы можем исправить это, когда увидимся в следующий раз, — мурлычет он, поглаживая себя. Или, по крайней мере, я думаю, что он гладит себя. Я с трудом сглатываю. Хочу спросить, когда это может произойти, но не хочу портить момент. — Давай, Чак, не оставляй меня в подвешенном состоянии.

— Сними боксеры, — приказываю я, желая увидеть его обнажённым и уязвимым, прежде чем осмелюсь присоединиться к нему. Если я закрою глаза, то смогу просто представить его древесный запах, похожий на кедр и иссоп. Ох. — И ещё… каким ароматом ты пользуешься?

— Ароматом? — спрашивает Спенсер, его глаза раскрываются шире, бирюзовый цвет шокирует, даже когда это всего лишь пиксели на экране. Через мгновение на его лице появляется самоуверенная ухмылка. — А-а-а, ладно, я понял. Ты хочешь купить одеколон, которым я пользуюсь, и обрызгать им все свои вещи, да?

— Что?! Нет! — кричу я слишком воодушевлённо. Я притворяюсь, что зеваю, надеясь, что Спенсер не сможет увидеть румянец на моих щеках при слабом свете прикроватной лампы. — Я просто… Мне нужен подарок для моего нового кавалера. И твой запах был не так уж плох.

— Твоего нового кавалера, да? — спрашивает Спенсер, а затем стягивает боксеры с бёдер, открывая путь, который эти великолепные V-образные мышцы прокладывают вниз, к твердой длине всего члена. У меня снова перехватывает горло, и я не нахожу слов. — Я думаю, может быть, твоему новому кавалеру не понравилось бы, что ты тайком встречаешься со мной за его спиной? Нам, наверное, стоит остановиться. — Спенсер обхватывает себя рукой и дразнит головку большим пальцем.

Чёрт, чёрт, чёрт.

— Ладно, хорошо, я хочу купить твой аромат. Ну и что? Это ничего не значит. Мне просто он нравится, и недавно у меня закончилась туалетная вода с запахом лимонной меренги.

— Это Кеннет Коул Блэк, и я думаю, что даже такая бедная, маленькая крестьянка, как ты, могла бы себе его позволить. — Спенсер проводит рукой по всей длине своего тела, а затем переворачивается, роясь в тумбочке в поисках смазки.

«Это становится по-настоящему реальным», — думаю я, когда он поправляет телефон, держа его высоко над собой, чтобы я могла всё видеть. Типа, вообще всё.

Медленно я откладываю собственный телефон в сторону, а затем снимаю рубашку и пижамные штаны, беру его обратно, чтобы показать Спенсеру новую обнажённую себя.

— О, да ладно, — рычит он, скривив губы в хищной ухмылке. — Ты прикрываешь грудь рукой, и… что, чёрт возьми, это за трусики? И почему ты всегда носишь странные трусики, Чак-лет?

Мои щёки из розовых становятся неоново-красными.

— Они… ты видел эти трусики раньше, — выдыхаю я, удивляясь, почему у меня до сих пор нет той волшебной силы, чтобы открыть под собой дыру и упасть в неё. Смерть была бы предпочтительнее того смущения, которое я испытываю прямо сейчас. Да, ладно, отлично, на мне трусики с разрезом, которые Мика нашёл в моих вещах, когда парни помогали мне переезжать. Какой же я должна быть застенчивой, чтобы думать, что всё скрыто, когда на самом деле я показываю ему всё самое лучшее? — Остальные были… Мне пришлось их постирать, а эти…

— Ты надела их только ради меня, Чак? — он растягивает слова, голос хриплый от вожделения. О, да, он определённо возбуждён. И он точно не ненавидит эти трусики с разрезом так сильно, как я. — Скажи мне: ты фантазировала о том, как я стягиваю их с тебя, когда ты надевала их сегодня утром?

— Во-первых, прямо сейчас ты хватаешься за соломинку. Во-вторых, я ношу их только потому, что у меня нет других чистых, — ворчу я, глядя на большую дыру у себя в промежности — я имею в виду дыру в ткани, а не… ну, вы понимаете, что я имела в виду. Возможно, мне следовало подумать о том, чтобы переодеться во что-нибудь другое, прежде чем раздеться до нижнего белья.

— Ты всё ещё не ответила на мой вопрос, — настаивает Спенсер, и я решаю отвлечь его, медленно скользя рукой вниз по груди, чтобы показать, ну, всё. Его глаза сверкают, и он улыбается. — Я всё ещё не могу поверить, что ты прятала их все эти месяцы.

— Это отстойно и больно, — шепчу я, но на самом деле меня не так уж волнует, что моя была грудь перевязана. Нет, я слишком сосредоточена на реакции Спенсера на них.

Он проводит рукой по всей длине своего тела, его веки отяжелели, и глаза полуприкрыты. Парень наблюдает за мной, его дыхание становится резким, рваным. Я бы всё отдала, чтобы быть рядом с ним прямо сейчас, лежать, положив голову ему на грудь, и моя собственная рука заняла бы место его руки.

Пока мои мысли уносились прочь, я просунула руку под трусики, собрав немного влаги, чтобы потереть клитор. У Спенсера прекрасный обзор через ту часть, где нет ткани, но мне всё равно. Я хочу, чтобы он увидел. У меня только одна свободная рука, но, если бы я могла, я бы дотронулась и до груди. Мои соски ноют, и всё, о чём я могу думать, — это горячий рот Спенсера на них, его язык, очерчивающий круги вокруг твердой розовой точки.

Спенсер стонет и двигает бёдрами, толкаясь в руку, явно представляя, что вместо этого там нахожусь я.

— Я так сильно хочу тебя, — шепчет он, его голос прерывистый и резкий.

— Я практически чувствую тебя здесь. — Мои пальцы погружаются внутрь, и Спенсер издаёт этот ужасный, мучительный звук, на лбу у него выступают капельки пота. Он дрочит всё быстрее и усерднее, и я подстраиваюсь под его темп. Наши глаза, кажется, одновременно поднимаются от наших рук к лицам. Наши взгляды встретились, я работаю над собой, пока он не кончает для меня, выплёскиваясь в руку и на живот. Это зрелище не похоже ни на что, что я когда-либо видела раньше, и через несколько минут я тоже достигаю оргазма, на мгновение забыв о смущении из-за того, что Спенсер просто лежит там, тяжело дыша и наблюдая, как я трогаю себя. Тихий вскрик вырывается из меня в последний момент, и расслабление разливается по моему телу.

Клянусь, я таю в этих подушках.

Несколько минут после этого мы просто сидим в тишине, глядя друг на друга.

— Ты даже не представляешь, как сильно я по тебе скучаю, — говорит он, и я качаю головой.

— Ты даже не представляешь, как сильно мы скучали по тебе, когда ты пропал. Никогда больше так с нами не поступай, ладно?

— Я обещаю, — говорит он, но может ли кто-то действительно дать такое обещание, оставаться в безопасности?

Иногда это не совсем в нашей власти, не так ли?

— Я слышала, ты вчера допоздна не спала, — поддразнивает Моника, когда я появляюсь на кухне, сонная и с затуманенными глазами, но улыбающаяся как идиотка. — Твой новый парень кажется довольно крутым.

— Что именно ты слышала? — спрашиваю я, наливая молоко в миску и стараясь не думать о Монике и Коди. Она предала меня, и всё уже никогда не будет по-прежнему. Но ещё я скучала по ней. Это странная головоломка, разыгрывающаяся у меня в груди. Хотя лучше быть здесь, чем с моей тётей или матерью.

Серьёзно, так гораздо лучше. В доме Питерсов я почти всегда остаюсь одна. Папа от этого не в восторге, но я хожу в школу, и мои оценки намного лучше, чем были раньше. Учебная программа в Адамсоне настолько выходит за рамки всего, что мы делаем в школе Санта-Круза, что в кои-то веки я действительно лидирую в классе. Занятия с Черчем, однозначно, не повредили.