Я чуть не давлюсь собственной слюной.

— Это сложно.

— Вы расстались? — спрашивает она и замолкает. — И когда они сказали, что ты встречаешься с ними обоими…

— Я как бы пробую открытые отношения, понимаешь? — прислоняюсь спиной к двери, ожидая увидеть её реакцию. — То есть, встречаюсь со Спенсером и обоими близнецами.

— Да? Я в некотором роде тоже в таком же положении. Встречаюсь с двумя парнями прямо сейчас, и они об этом осведомлены. Это интересно. — Ещё одна пауза. — И вообще, что ты здесь делаешь? Я имею в виду, не то чтобы я не рада тебя видеть…

— Мой отец заставил меня вернуться, — признаюсь я, вздыхая. — Я не хотела этого делать. Имею в виду, сначала, когда мы переехали, всё, чего я хотела, это вернуться домой и быть с тобой и Коди. Но потом вы, продолжали меня отшивать, читали мои сообщения и не отвечали, а потом я попала сюда и узнала о… — я замолкаю. Нет смысла говорить это вслух; мы обе знаем, что произошло. — В любом случае, мне нравится то, что происходит у меня в Адамсоне.

— Девочка, даже мне нравится то, что у тебя происходит в Адамсоне. — Она оглядывается и затем немного съёживается. — Извини, слишком рано? Это неловко, не так ли?

— Если ты переспишь с одним из этих парней, я никогда тебя не прощу, — говорю я, но в то же время я не волнуюсь. Не из-за Моники, а потому что не думаю, что Спенсер или близнецы, или даже Черч или Рейнджер поступили бы так со мной.

— Принято, — говорит Моника, и затем мы обе замолкаем и остаёмся в таком положении, пока не заезжаем на её подъездную дорожку. Её родители уже уходят, но перед уходом они быстро обнимают меня.

Именно тогда я вспоминаю, что сказал Мика о том, что Питеры задерживают выплаты по ипотеке.

— Всё в порядке? — спрашиваю я, когда Моника отмахивается от них, а затем, нахмурившись, смотрит на меня.

— Не совсем. Но мой дедушка вмешался, так что мы не потеряем дом. Кроме этого, я не знаю, что будет дальше. Бизнес моих родителей находится в дерьме. В конце концов, все в городе узнают, и у меня не останется никакой репутации, на которую можно было бы опереться.

— Есть вещи и похуже, — говорю я, думая о Дженике. О Юджине. О сумасшедшем преследователе, который называл себя Адамом. — Вы разберётесь с этим.

— Я надеюсь на это. — Моника неловко замолкает на минуту. — Не хочешь надеть купальник и просто немного расслабиться в бассейне? Я могу приготовить нам напитки.

— Звучит заманчиво, — отвечаю я ей, а затем направляюсь наверх, чтобы разобрать сумки. Может быть, я останусь ненадолго? Это должно быть лучше, чем позволить маме затащить меня в Лос-Анджелес, верно?

Тусоваться с Моникой одновременно и приятно, и странно. Я безумно скучала по ней, но, несмотря на наше общение, мы как будто начинаем всё сначала. Доверие и дружба, которые были у нас раньше, разрушены, по-настоящему разбиты вдребезги, и я всё ещё истекаю кровью от этих ран.

Хотя, в каком-то смысле, это даже хорошо. Я рассталась с Коди, поняла, что на самом деле он мне никогда особо не нравился, и теперь я здесь с дюжиной сообщений от моих, э-э, трёх новых парней?

Это чертовски странно, ребят.

Я отвечаю всем, пытаясь сдержать прилив беспричинных слёз. Это не конец света. Конечно, чертовски похоже на него, но это всего лишь пустяк. Я продолжаю говорить себе это, продолжаю пытаться смотреть на всё с хорошей стороны.

«По крайней мере, меня не повесят на дереве, верно?»

Но петли, записки, камень, мертвая птица… это слишком много. И оставить эту тайну неразгаданной — выбивает меня из колеи. Вдобавок ко всему, я беспокоюсь о своей команде. Одна неделя, когда я думала, что Спенсер мёртв, была почти невыносима для меня. Как бы я выжила, если бы мне пришлось пройти через это снова?

Со стоном я переворачиваюсь на бок и вместо этого открываю дневник Дженики. Рейнджер прислал мне скриншоты каждой страницы, включая ту, на которой нарисован символ камня. И он также прислал мне её предсмертную записку. Черч смог процитировать её слово в слово, но, видя, как это написано неровным, причудливым почерком Дженики, это почему-то кажется ещё более трагичным.

Я перелистываю дневник к началу и начинаю читать.

Всё начинается с её первого дня в старшей школе Адамсон, когда она была единственной ученицей женского пола. Однако, в отличие от меня, Дженика Вудрафф была чертовски храбрее. Она вошла в юбке, её длинные волосы были перекинуты через одно плечо, и она направилась прямо в кафетерий. По её словам, она объявила: я здесь не ради членов, я здесь ради учёбы.

Я фыркаю и переворачиваюсь на спину, переходя к следующей странице.

Не уверена, почему это сказала. На самом деле, это было чертовски глупо. И в этом не было никакого смысла. Но все рассмеялись и похлопали меня по спине, и я почувствовала себя там более желанным гостем, чем когда-либо в Эверли. Издевательства прекратятся, я уверена в этом. То, через что я прошла за последние три года, здесь не повторится; я не позволю этому случиться.

Я читаю до тех пор, пока больше не могу держать глаза открытыми, но ничего из того «хренового», о чём говорил Рейнджер, здесь пока нет. Здесь упоминаются Рик, её друг детства, с которым она встречалась, и даже Лайонел, он же мистер Мерфи, который был добр к ней с первого дня.

Я чертовски подозрительно отношусь к этому парню.

— Что я могу сделать отсюда? — ворчу я, поворачиваясь на бок и устанавливая телефон на беспроводную зарядную панель, встроенную в прикроватную тумбочку (да, здесь довольно шикарно, я знаю). Мои глаза закрываются, и прежде чем я успеваю это осознать, отключаюсь.

В понедельник я возвращаюсь в школу, одетая в короткую юбку, майку и сандалии. Я надела контактные линзы, накрасилась, а мои волосы настолько прямые и блестящие, насколько это возможно.

Это немного странно — ходить на занятия и не надевать форму. Я думала, что ненавижу Адамсон, но теперь, когда стою в вестибюле средней школы Санта-Круз с её ярко раскрашенными стенами и учениками, готовым к пляжному отдыху, я скучаю по каменным стенам и грубо обтёсанным деревянным балкам.

Я скучаю по дурацкому Студенческому совету и Кулинарному клубу.

Вздохнув, я направляюсь по коридору, нахожу свой старый шкафчик и запихиваю в него куртку, которая мне определённо не нужна. О чём я только думала? Дурацкая погода на северо-востоке дурманит мне голову.

Учебный день довольно скучный, почти такой, как я и ожидала. Мои старые друзья и учителя тепло приветствуют меня, но я всё равно заканчиваю день, чувствуя себя как рыба, вытащенная из воды. Моника возвращает меня в лоно семьи, и к концу недели всё начинает казаться таким, как будто… ну, как будто это снова десятый класс. То есть за вычетом Коди.

Однажды я замечаю его в коридоре, и его глаза расширяются, но в итоге я просто отмахиваюсь от него и неторопливо иду по коридору вслед за Моникой. У меня нет времени на подонков.

Вместо этого каждый день после школы я возвращаюсь к Монике и общаюсь с парнями по видеосвязи.

Они всегда отвечают на мои звонки. Все до единого. И мои сообщения тоже.

— Ничего нового сообщить не могу, — говорит Спенсер, лёжа на спине на своей кровати, полностью без рубашки и пуская слюни. Я неловко ёрзаю, а затем откидываюсь на подушки кровати в гостевой комнате, имитируя его позу. — Я имею в виду, с тех пор, как мы в последний раз разговаривали несколько часов назад. — Он ухмыляется мне. — Мне нравится, что ты звонишь мне каждый день.

— Ты звонишь мне каждый день, — возражаю я, и это правда. Он знает. Мы до сих пор точно не выяснили, чего оба ожидаем от наших отношений, или что означает, что близнецы теперь каким-то образом стали их частью. Это просто похоже на разговор, который лучше было бы провести лично.

— Ага, потому что ты мне нравишься. — Он делает паузу и прикусывает нижнюю губу, держа телефон прямо над собой, чтобы я могла видеть всю его верхнюю половину, от серебристо-пепельных волос до глубоких V-образных мышц на бёдрах. Я с трудом сглатываю.

— Да?

— Чувак, Чак, — говорит Спенсер, ухмыляясь и протягивая руку, чтобы взъерошить его серебристые волосы. Он похож на лису, когда вот так улыбается. — Ты мне нравилась, когда я думал, что у тебя есть член. Члены вызывают у меня отвращение, но я возбуждался при мысли о том, чтобы отсосать у тебя.

— Пожалуйста, прекрати, — выдыхаю я, но смеюсь и краснею одновременно. — Это неправда.

— Да, так и было. В тот день, когда я пришёл в твою комнату, чтобы починить дверь, я был готов это сделать. Я хотел это сделать. Типа, я действительно рад, что у тебя вместо него есть вагина, но это всего лишь бонус. — Он пожимает мускулистыми плечами, и я чувствую это покалывание, которое распространяется от груди вниз к кончикам пальцев рук и ног. Моя рука скользит между бёдер и просто касается тонкого хлопка шорт. В сочетании с видом Спенсера и звуком его голоса этого достаточно, чтобы заставить меня вздрогнуть.

— Итак, — начинает он, и я убираю руку, с трудом сглатывая и надеясь, что он не заметил, что я замышляю что-то предосудительное. — Как твои родители относятся к тому, что ты остановилась у Моники?

— Они разозлились, — говорю я, думая о своём последнем разговоре с отцом. Он позвонил мне в видеочате, но я не ответила. Ни за что на свете я не хотела видеть, как он сверлит меня этими кинжалами, которые он называет глазами. Я перезвонила ему, и у нас состоялся короткий, немногословный разговор, который ничем хорошим не закончился. Он хочет, чтобы я вернулась к тёте Элизе, но я не доверяю маме. Она пыталась затащить меня в Лос-Анджелес против моей воли, и я знаю, что она всё ещё живет со своей сестрой. Я попросила Монику отвезти меня на следующий день после инцидента в аэропорту, а потом ещё раз вчера. Элиза и мама стояли перед многоквартирным домом и курили сигареты. — Я имею в виду, что моей тёте насрать на то, чем я занимаюсь. На самом деле, я уверена, она в восторге от того, что я остановился у Моники. Но оба родителя в ярости. Арчи угрожал вызвать полицию, но Питерсы, в конце концов, позвонили ему и отговорили от этого. — Я сильно хмурюсь и прикусываю нижнюю губу.