— Я не отсасывала его член.

— Пока нет.

Я прищуриваюсь, глядя на Черча Монтегю, но он просто сидит там, весь такой непринуждённый и раскинувшийся, как будто он здесь хозяин. Чёрт, а может, так и есть? Я понятия не имею. Но я почти уверена, что Монтегю — самая богатая семья, из всех учеников в этой школе.

— Расскажи мне о своих родителях, — начинаю я, и он качает головой.

— Скажи мне, что ты собираешься сказать Спенсеру. Он не обрадуется этому.

— Он не будет рад? — спрашиваю я, наклоняясь вперёд. — Я не в восторге от этого. Ты пытался поспорить с Арчи? — я даже не уверена, почему спрашиваю об этом. Просто кажется, что Черч уже некоторое время спорит от моего имени с моим отцом. Может быть, это его конёк, именно то, что он делает как лидер этой маленькой команды?

— Я спросил директора, нельзя ли его переубедить. — Черч шумно отхлёбывает через соломинку, не сводя с меня глаз. Напряжённость его взгляда нервирует; это заставляет меня поёжиться. — Даже взятка не сработала. Он угрожал мне задержанием. Мне. Монтегю. Ты можешь в это поверить?

— О, какая дерзость, — говорю я, закатывая глаза. — Но ты реально пытался подкупить его?

— Работает с большинством людей, — отвечает Черч, а затем вздыхает. — Но теперь, я уверен, школьный совет выбрал твоего отца директором школы не просто так. Нелегко найти кого-то, кто может контролировать целую популяцию богатых, избалованных мудаков, не поддаваясь при этом небольшому подкупу.

— Значит, по крайней мере, ты признаёшь, что ты богатый, избалованный мудак?

— Я не имел в виду себя, — продолжает Черч, приподнимая медовую бровь и отставляя напиток в сторону. — Я имел в виду всех остальных. — Он снова улыбается, как будто действительно ожидает, что я сочту его шутку забавной. Я встаю и упираю руки в бока.

— Ты не считаешь себя избалованным мудаком? — спрашиваю я, потягивая кофе. Это действительно потрясающе вкусно. Я переворачиваю банку и изучаю этикетку, обнаруживая, что это продукт местного производства из двух соседних городов. Мило.

— А ты? — Черч возражает, и я делаю паузу.

В этом он прав.

— Если бы я была избалованным ребёнком, неужели ты думаешь, что я не смогла бы убедить своего отца не отправлять меня через всю страну? Он фактически обманул меня, чтобы заманить сюда, и теперь, когда я, наконец, хочу остаться, он снова заставляет меня уехать?

— Он заботится о тебе, — произносит Черч с лёгким намёком на понимание в голосе. Мои брови поднимаются, и я делаю шаг вперёд, чтобы поставить банку на прикроватную тумбочку, спотыкаясь о пару тапочек, которые наполовину засунуты под кровать. Я спотыкаюсь, но Черч протягивает руку и подхватывает банку с кофе одной рукой, умудряясь не расплескать её, когда я падаю на него.

В итоге мы оказываемся лицом к лицу на его кровати, банка отодвинута в сторону, наши губы опасно сближены. Не проходит и доли секунды, как дверь открывается, и появляется Спенсер с ключом в руке и широко-широко раскрытыми глазами.

— Что за вечно-ёбаная чертовщина?! — кричит он, врываясь в комнату и выхватывая банку кофе из протянутой руки Черча. Он откидывает её в сторону и бросает ключи на противоположную кровать. — Ладно, поднимайся, Монтегю. Я надеру тебе задницу.

— Спенсер, — стону я, поднимаясь на ноги и поворачиваясь к нему лицом. Внезапно он делает шаг вперёд и обхватывает моё лицо ладонями, наклоняясь и целуя меня так глубоко, что у меня поджимаются пальцы на ногах, а в голове становится совершенно пусто, кроме него. Где я нахожусь? Что я делаю? Единственное, что, кажется, имеет значение в этот момент — это то, что этот парень прикасается ко мне, целует меня, заставляя мечтать о вещах, которые я никогда не позволяла себе раньше.

Помните, как я сказала, что не верю в настоящую любовь? Я имею в виду, мы ещё не достигли этого, но я легко могу представить, как это могло бы произойти. Спенсер заставляет меня чувствовать себя… другой, как будто я сделана из мыльных пузырей, хрупкой, но свободной. Я могла бы плыть куда угодно.

Он отступает назад и выдыхает, одаривая Черча мрачным взглядом, который напоминает мне о том, как он смотрел на меня в ту первую ночь в лесу, когда прижал меня к дереву за шею. Рада, что теперь мы далеко ушли от этого.

— Чувак, что, чёрт возьми, с тобой не так?

Черч садится и берёт свой мокко-фраппе или что-то в этом роде, делая глоток, прежде чем потрудиться ответить.

— Почему бы тебе не спросить Шарлотту? Это она споткнулась и упала.

— Ага. — Спенсер закатывает глаза. — Она просто случайно споткнулась и упала на тебя сверху?

— Ты думаешь, мы стали бы заниматься чем-то ещё? — спрашиваю я, и это немного успокаивает его. Спенсер делает глоток моего кофе и вздыхает.

— Извини, прошла неделя. — Он изучает меня своими бирюзовыми глазами, и я краснею. Глядя на него вот так, всё, о чём я могу думать — это о том, как он двигался надо мной, внутри меня. Я прикусываю губу и отвожу взгляд.

Я буду скучать по нему.

Я уверена, что он уйдёт от меня.

— Что ты вообще здесь делаешь? — спрашивает Спенсер, засовывая одну руку в карман тёмно-синих слаксов. Он хорошо смотрится в форме Академии Адамсон для парней; они все так выглядят.

— Мой папа отправляет меня обратно в Калифорнию в конце недели, — шепчу я, и глаза Спенсера расширяются. — У меня есть время до пятницы, чтобы решить, куда я хочу поехать: в Лос-Анджелес к маме или в Санта-Круз к тёте.

— Нет. — Спенсер разворачивается на каблуках и стремительно уходит. Мы с Черчем обмениваемся быстрым взглядом, прежде чем я бросаюсь за ним.

— Куда, по-твоему, ты направляешься? — спрашиваю я, хватаясь за рукав его синего блейзера, синие и красные полосы на его руке обозначают его должность в Студенческом совете, а также его должность сержанта по вооружению. Какая ирония, не правда ли, что студент, который должен отвечать за охрану порядка в академии, на самом деле тот, кто продаёт травку в кампусе?

— Поговорить с директором, — отвечает он, но я продолжаю держать его за руку и не даю ему спуститься по лестнице. Близнецы и Рейнджер поднимаются и останавливаются рядом с нами, замечая сердитое выражение лица Спенсера.

— Что происходит? — спрашивает Рейнджер, изучая нас обоих своими сапфировыми глазами, такая же голубая прядь в его эбеновых волосах играет на свету.

— Чак возвращается в Калифорнию, — огрызается Спенсер, сильно хмурясь. Его дыхание прерывистое, сердитое. Он явно расстроен, и я тоже. Я не глупа; я знаю, как устроены отношения в старших классах. Если я уеду, Спенсер будет двигаться дальше. Я никогда не увижу, как далёко это зайдёт и к чему мы можем прийти.

Я только что потеряла девственность с этим парнем. Разве я не заслуживаю шанса разобраться во всём вместе с ним?

— Что? Почему? —в унисон спрашивают близнецы, обмениваясь взглядами, прежде чем снова повернуться ко мне. — Ты не можешь сейчас вернуться.

— Это то, что я сказала директору, — огрызаюсь я, потому что папа всегда был чуть больше учителем, чем отцом. — Но он, кажется, не склонен меня слушать.

— Может, это и к лучшему, — произносит Рейнджер, останавливаясь, положив правую руку на столбик перил. Он поднимает глаза и видит, что Спенсер смотрит на него, разинув рот. — Что? Не смотри на меня так. Я имею в виду, мы знали, что всё это опасно, когда всё это дерьмо случилось на вечеринке в честь Дня Святого Валентина, но серьёзно. Кто-то умер. Юджин мёртв. Кто бы это ни был, кто бы ни издевался над нами, он играет до конца, и Шарлотта явно является мишенью. Разве ты не хочешь, чтобы она была в безопасности?

— Ты хочешь, чтобы мой отец отослал меня прочь? — я задыхаюсь. Имею в виду, я знала, что мы с Рейнджером не были самыми близкими друзьями, но да ладно! Я думала, нас связало нечто большее.

— Если это значит, что ты не закончишь тем, что повиснешь на ветке дерева в лесу? Конечно. — Рейнджер делает последний шаг и останавливается рядом с нами на лестничной площадке. — Ты хочешь, чтобы Шарлотта пострадала, Спенс?

— Чак, — бормочу я, оглядываясь по сторонам, чтобы убедиться, что никто из других студентов не собирается выходить из своих комнат.

— Прости. — Рейнджер морщится, глядя на меня со своим мрачным, пугающим выражением. Хотя трудно воспринимать его всерьёз после того, как я видела, как он голышом выпекает ерунду, одетый только в бабушкин фартук. — Чак.

— Или Чарли. Моего дедушку звали Чарли. — Я замолкаю и прикусываю нижнюю губу, оглядываюсь и вижу, что Мика и Тобиас пристально смотрят на меня. — Я не хочу возвращаться. Я не боюсь, кем бы ни были эти придурки.

— Нет, но, может быть, тебе следовало бы бояться? — предполагает Рейнджер, проходя мимо нас и направляясь в свою комнату с таким видом, будто он совсем взбесился. Черч смотрит ему вслед, прислонившись к дверному проёму своей комнаты.

— Ты хочешь, чтобы мы поговорили с директором? — спрашивают близнецы, когда я оглядываюсь на них. Тобиас явно расстроен; Мика выглядит смирившимся, но разъярённым. Несмотря на то, что я всё ещё расстроена всей этой ситуацией, приятно видеть, что им не всё равно. — Мы можем быть весьма убедительными, когда захотим. — Они оба разводят руки в стороны в хорошо скоординированном жесте.

— Как бы я ни ценила ваше предложение… — начинаю я, но Спенсер перебивает меня.

— Мы все вместе пойдём поговорим с ним, представим твоё дело, — объявляет он, расправляя блейзер и скидывая галстук с плеча, чтобы он висел ровно. Я заметила, что он часто вот так закидывает его назад, будто тот ему мешает. — Я имею в виду, полиция квалифицировала смерть Юджина как самоубийство, верно? Так почему же всё ещё отсылает тебя прочь?

— Если только директор знает что-то, чего не знаем мы, — предполагает Черч, по-прежнему слоняясь в дверях своей комнаты. Он приподнимает одно плечо в элегантном пожатии, а затем улыбается. Это загадочное выражение, и оно заставляет меня задуматься, не единственный ли мой папа, кто знает больше, чем показывает.