ГЛАВА 9

КАЛЛИАС

Честно говоря, временами казалось, что его младший брат забавлялся тем, что пытался свести его с ума.

Ритмичные удары шагов Каллиаса не помогали, повторяющиеся шлепки сандалий по плитке действовали на его и без того воспалённые нервы, но он не мог устоять на месте. Каждый сантиметр его тела гудел от тревожной энергии, адреналин бурлил, как прилив, в его венах каждый раз, когда он вспоминал, что грядет.

Финн и Солейл родились с разницей всего в год, практически близнецы, настолько похожие по характеру, что во дворце каждый день заключали пари, у кого из них будет больше неприятностей. Солейл почти каждый раз оказывалась на первом месте только по одной причине: Финн научился лгать хорошо и рано. Солейл никогда не умела врать, даже когда выросла. Финну было так плохо из-за того, что Солейл была единственной, кого наказывали за их выходки, что он фактически начал брать ответственность на себя.

Эти двое были неразлучны. И когда Солейл умерла, никто не воспринял это тяжелее, чем Финн. Мальчик, который ходил за Каллиасом на цыпочках, пытаясь казаться выше, который повторял всё, что он говорил, надменным тоном и с вздёрнутым носом, который ободрал колени и плакался Каллиасу вместо их родителей... он тоже умер.

И, в то время как остальные, в итоге, научились жить со своим горем, Финн предпочёл вместо этого солгать — на этот раз самому себе. Убедить самого себя, что он ничего не чувствует, что Солейл ничего для него не значила, что она была всего лишь призраком, оставшимся в его детстве. Он даже больше не навещал её могилу.

Каллиас старался не сердиться на него за это. В последний раз, когда он дал волю своему праведному гневу, Финн не разговаривал с ним почти месяц. И, в конечном счёте, он предпочёл бы позволить своему брату продолжать лгать, чем потерять его из-за правды.

Но теперь уже не забыть, не утопить воспоминания в вине и не избежать двери в королевском крыле, на которой до сих пор красовались разноцветные каракули, нарисованные детской рукой. Будет трудно цепляться за решение Финна полностью стереть Солейл, когда он встретится с ней лицом к лицу.

Никто не мог сказать, как отреагирует брат на то, что у него отняли эту ложь. И, честно говоря, Каллиасу не хотелось гадать.

Снаружи прогремел гром, сверкнула молния, на мгновение лишив мир красок, в этот момент по его рукам пробежали мурашки. Этот коридор с правой стороны был увешан картинами, а слева бесконечным окном, демонстрирующим то, что обычно было захватывающим видом на море, расположилась стеклянная стена. Но сегодня море было непроглядно тёмным и гневным, облака цвета сажи катились по небу, полосы молний пронзали их, как стрелы, выпущенные в сердца.

Не самый удачный день для прогулок по городу.

И как обычно, в один прекрасный день, когда он действительно захотел, чтобы его младший брат бездельничал дома, Финн решил побродить, причём без сопровождения. Каллиас собирался задушить его, как только тот вернётся.

Так и будет, если его ещё не убили в каком-нибудь глухом переулке наёмники, или никсианские шпионы, или кто-то, кто счёл его особенно раздражающим.

Не успела эта мысль по-настоящему обеспокоить его, как сзади на его плечо опустилась рука, за которой последовал претенциозный протяжный голос брата:

— Хотя я рад видеть, что ты вернулся живым, я чувствую себя обязанным сказать тебе, что ты собираешься протоптать дорожку в полу, двигая пятки таким образом.

Каллиас стряхнул руку Финна, изобразив на лице подобающее случаю недовольное выражение, и только затем повернулся.

— Я уезжаю на пару дней, и всё разваливается на части. Ты прекрасно знаешь, что не стоит покидать дворец в одиночку. Если мама поймает тебя...

— О, боги, ты прав!

Финн преувеличенно демонстративно огляделся, прикрывая глаза ладонью и вытягивая шею, чтобы осмотреть коридор. Его волосы были мокрыми, одежда влажной, и от него пахло дождём, трубочным дымом и любимым одеколоном Каллиаса... тем, который, как он думал, он потерял больше месяца назад.

— Хм... странно. Мамы, кажется, здесь нет. Она стала невидимой? Возможно, прячется под одной из этих рам?

— Не будь задницей. Если с тобой что-то случится...

— Ты будешь опустошён. Знаю, и я очень тронут.

Финн прижал руку к сердцу, имитируя выражение признательности, что было настолько непривычно для него, что больше походило на уродливую гримасу.

— На самом деле обвинили бы меня.

— Чувство вины и горе не так уж далеки друг от друга. Ты помнишь, когда Джерихо красила свой кабинет и всё время спрашивала нас, что ей выбрать — мятно-зелёный или цвет морской пены? Вот так оно и есть.

Каллиас медленно моргнул, глядя на него.

— Знаешь, в половине случаев я даже не уверен, что ты понимаешь, о чём говоришь.

На лице Финна появилась ухмылка.

— Ты только сейчас понял это?

Каллиас рывком притянул его к себе, схватив за голову и вцепившись костяшками пальцев во влажные волосы Финна. Даже когда Финн протестовал, извивался и добродушно пихал его, даже когда они смеялись и дрались, кожу Каллиаса покалывало от неправильности происходящего. Но он всё равно заставил себя принять это, насладиться этим, потому что он уже чувствовал, стены этого момента были хрупки, они начали трещать по швам ещё до того, как он прошёл.

После этого пути назад уже не будет. Какой бы нормальной жизни им ни удалось достичь за последние десять лет, каким бы странным способом им ни удалось собрать свою семью обратно в некое подобие целого... Всё это вот-вот рухнет. И Каллиас был тем, кто нанесёт последний удар по его основам.

— Ладно, хватит! — взвизгнул Финн, наконец, оттолкнув Каллиаса, быстро взъерошив волосы и нахмурившись, поправляя своё тёмно-бордовое жаккардовое пальто. — Что тебя гложет? Ты мучаешь меня только тогда, когда у тебя стресс.

— Я всегда в стрессе.

— Вот именно.

Каллиас изобразил выпад, и Финн откинулся назад, подняв руки. На короткий миг они замерли в таком положении, каждый пытаясь оценить, собирается ли другой напасть. Наконец, Каллиас вздохнул и уронил руки по бокам.

— Пройдись со мной. Нам нужно поговорить.

Финн с опаской посмотрел на него, но пошёл в ногу с ним. Они направлялись в лазаретное крыло дворца.

— Это из-за моего сегодняшнего ухода? Потому что, насколько я знаю, что ты, что Джерихо намного превосходите меня в категории тайных побегов.

— Нет.

— Кто-то умер?

Всё внутри Каллиаса напряглось.

— Нет.

— Тогда выкладывай! Ты же знаешь, у меня не хватает терпения. Всё дело в моём храпе? Люди снова жаловались? Поэтому я хожу к специалисту, ты знаешь, раз в...

— Раз в неделю, я знаю. Забавно, что я до сих пор каждую ночь просыпаюсь оттого, что крыша трясётся.

— А, ха-ха, умора. Ты ничуть не лучше, Мистер Я-Произношу-Зажигательные-Речи-Во-Сне. Тебя все слышат, знаешь ли, твои стены не такие...

— Финник. Ты можешь замолчать на секунду, чтобы я мог сообщить тебе, что произошло?

Финн сильно поморщился, имитируя кляп.

— Нет необходимости вытаскивать карточку с полным именем, спасибо. Ты не моя нянька.

— Ты мне тут не заливай, — проворчал Каллиас.

Финн просто пожал плечами, и Каллиас постарался не завидовать тому, как легко выглядел этот жест. Старался не думать о том, как это несправедливо, что из-за глупого везения, из-за порядка рождения и ничего больше, на его плечах лежал груз королевства, в то время как у Финна не было ничего тяжелее этого безвкусного пальто.

— Ты собираешься сказать мне, почему мы идём в лазарет, если никто не умер?

Каллиас остановился перед главными дверями лазарета, выкрашенными в ярко-белый цвет и украшенными двумя венками из зелени и желтоватого гибискуса — крошечная дань Аниме, Богине Жизни, и, следовательно, богине, которой молилось большинство целителей.

Он не был большим поклонником религии, он верил в существование богов и молился Аниме из чувства долга, но что касается посвящения своей жизни служению ей... У него было достаточно забот как у Первого Принца Атласа, обеспечивающего безопасность наследников. Однажды он уже потерпел неудачу. У него не было времени изображать из себя заодно и последователя.

Кроме того, когда дело доходило до религии, было только одно место, где он чувствовал нечто близкое к поклонению. И эта конкретная область не находилась под юрисдикцией Анимы.

Каллиас медленно повернулся лицом к своему брату. Финн прислонился плечом к стене, теребя подол своего пальто, выражение его лица внезапно стало серьёзным. Ямочка на его левой щеке стала глубже, когда он нахмурился.

— Кэл. Ну же, ты меня пугаешь.

Не было никакого способа смягчить этот удар, поэтому он решил не ходить вокруг да около и сказал:

— Солейл жива.

Финн уставился на него, не мигая... в течение пяти секунд. Десяти секунд. Тридцати. Каллиас пересчитал каждую секунду, не отрывая от Финна взгляда, ожидая, когда он сделает вдох. Чтобы задать вопрос. Закричать. Хоть для чего-то.

Вместо этого Финн рассмеялся. Это был мрачный, лишённый юмора смех, от которого волосы на затылке Каллиаса встали дыбом.

— Это не смешно.

— Финн.

Но он покачал головой, ещё один глухой смешок нарушил самообладание Каллиаса, вытеснив из него гнев. Он шагнул вперёд, пытаясь схватить брата за плечо.

— Финн, это не шутка...

— Ты прав, это не шутка! — рявкнул Финн, отталкивая руки Каллиаса и вдавливая кулак в грудь Каллиаса, отталкивая его на шаг назад. — Что с тобой не так? Ты опять пьёшь, да? Потому что нужно быть совершенно пьяным, чтобы хотя бы отчасти подумать, что это будет смешно!

Руки Каллиаса похолодели от стыда, колени уже болели от желания упасть на землю и молить о прощении, но он стиснул зубы, сдерживая себя. Он уже достаточно извинился за это, Финн заговорил об этом только назло, чтобы попытаться причинить ему боль в ответ.