ГЛАВА 30

КАЛЛИАС

Каллиас сгорал заживо.

Невыносимый жар давил на него, стены огня двигались всё ближе и ближе с каждым паническим вздохом, пронзающим его грудь. Он пополз назад, обжигая ладони об пол — не пол. Яма с пульсирующими углями, которые прогрызли подошвы его сандалий, вызывая к жизни крошечные огоньки на его штанах и тунике.

Должен был быть выход, брешь, щепка, что угодно. Но он не мог этого увидеть, не видел ничего, кроме пламени и углей, огненного ящика, у которого не было ни крышки, ни дверцы.

Он не мог умереть, не здесь, не сейчас. Он должен был найти Солейл. Она нуждалась в нём, она нуждалась в нём...

Каждый вдох ощущался как само оружие, удушающе горячее, и казалось, что его поджаривают изнутри и снаружи, его кожа плавится, его ботинки дымятся. Всё было ужасом, потом и дымом, и он... он...

Он не найдёт её.

Не снова. Он не мог подвести её, только не снова.

Холодная, кристально чистая ярость вспыхнула в его груди, страх превратился в гнев, и он взревел во всю мощь, бросая вызов пламени и углю, бросая вызов смерти и обреченности.

Каллиас Атлас не принадлежал этой всепожирающей твари. Он принадлежал морю и прибою, небу и шторму, и он отказывался умирать здесь.

Когда он погрузил пальцы в раскаленные угли под собой, они не обжигали. Вместо этого они зашипели, от них повалил дым, они потемнели, потушенные его прикосновением. Что-то горело в его руках, но это был не огонь, что-то скользкое, странное и холодное.

Инстинкт взял верх, и когда Каллиас протянул руки к одной из стен огня...

Его крик разорвал темноту, когда он вырвался из сна, ноги коснулись пола ещё до того, как он осознал, что проснулся, инерция заставила его шатнуться вперёд. Он прижался к стене, растопырив пальцы, пригнув голову и тяжело вздымая грудь, ужасная дрожь угрожала разрушить каждую хрупкую конструкцию, которая удерживала его тело вместе.

Он прижался лбом к стене, из него вырвалось тихое дыхание, прохладная краска сняла лихорадочный жар с его лица.

Я дома. Я дома. Я в порядке.

Всё было так, как и должно быть. Запах моря смешивался с прохладным бризом, проникающим в окно, холод в воздухе обещал, что зима наконец-то наступила и скоро пляж будет принадлежать только ему, и он сможет плавать, спасаясь от жары своих кошмаров, вместо того чтобы полагаться на стену, которая принимает тепло его тела слишком быстро, чтобы долго утешать.

Только... стена не нагревалась под его кожей. Вместо этого она становилось всё холоднее и холоднее, пока она больше не перестала успокаивать, пока не стало больно.

Каллиас поднял глаза и увидел, что его собственное лицо отражается от слоя льда.

— Глубины! — выругался он, отшатываясь от стены, его глаза изо всех сил пытались охватить открывшееся перед ним зрелище, его разум отказывался понимать, на что он смотрит.

Тонкий, идеально прозрачный слой льда покрывал стену, едва видимый в лучах утреннего солнца, льющегося из окна позади него.

Он моргнул. Снова выругался, как будто это могло помочь. Сильно потёр глаза тыльными сторонами ладоней, достаточно сильно, чтобы его зрение затуманилось на несколько секунд, прежде чем он моргнул, чтобы прояснить его.

Лёд исчез; только несколько капель мерцали там, где он прижимался, или там, где он думал, что был лёд, конденсат весело искрился на тёмно-синей краске.

Каллиас сделал медленный, дрожащий вдох и со свистом выдохнул. Чисто — ни дыма, ни мороза, не осталось ничего странного, что могло бы издеваться над его чувствами. Единственное, что он чувствовал сейчас, его собственное утреннее дыхание.

Он схватил рубашку, которую бросил прошлой ночью, скомкал её в кулаке и вытер ею влагу со стены. Тем не менее, каждый волос на его теле встал дыбом, костяшки пальцев время от времени сжимались, вспоминая ощущение, потрескивающее глубоко внутри них... давление, похожее на силу.

Галлюцинация, определённо. Стресс давил на него, путая его голову так, как он не мог себе позволить, когда некромант на свободе, а новая наследница должна быть в курсе событий и присутствовать на балу.

Стон болезненно вырвался из его напряжённой груди.

Ох, глубины заберите его. Бал. Он опаздывал на встречу с остальными для примерки. Он пообещал Финну, что будет там, чтобы не только он выглядел как чучело павлина и, боги знали, что ему прожужжат все уши, если не успеет вовремя.

Накинув толстую трикотажную рубашку и штаны, которые первыми попались ему под руку, Каллиас вышел из своей комнаты, прыгая на одной ноге, натягивая ботинок, и выругавшись вполголоса, когда другая зацепилась за свободный кусок пола и чуть не поставила его на колени. Слава богам, коридор был пуст, только слабый солнечный свет приветствовал его и напоминал, насколько он уже опоздал.

Он чувствовал, как раздражение Финна нарастает на расстоянии нескольких этажей, давя ему на пятки, пока он не побежал, как будто ему снова было четырнадцать, и он опаздывал на уроки со своим дядей-фехтовальщиком, который думал, что бегать кругами по выжженному солнцем пляжу босиком было надлежащим наказанием за опоздание. День, когда дядя Ривер отправился в кругосветное плавание, стал самым большим облегчением в жизни Каллиаса, даже если он немного скучал по нему, когда тот уплыл.

Его брат и сёстры, как и ожидалось, уже ждали у двери: Финн сидел на полу, скрестив ноги, и что-то строчил в блокноте; Солейл, прислонившись к стене, играла в "кошачью колыбельку" с кусочком пряжи; Джерихо и Вон соревновались, кто сможет удержать больше миндаля на носу. Когда Каллиас подбежал к ним, прихрамывая из-за колотой раны в боку, Вон протянул руку и пощекотал живот Джерихо, вызвав у неё такой визг, от которого могло бы разбиться стекло, миндаль полетел во все стороны.

— Мне так жаль, — выдохнул Каллиас. — Я проспал.

— Невероятные новости! — произнёс Финн фальшиво-бодрым голосом, не отрываясь от своего блокнота. — Человек, который всегда на всё опаздывает, поразительно опаздывает и к своему новому обязательству! Он просто продолжает удивлять нас.

Джерихо бросила в Финна миндалем. Он отскочил от его головы.

— Не будь таким кислым, — затем, обращаясь к Каллиасу: — В любом случае, мы только что вытащили Сосо из постели.

Она определённо выглядела именно так. Её брови были плотно сдвинуты, хмурый взгляд предвещал смерть, волосы растрёпанны, как грива одной из горных кошек, которые рыскали по окраинам Таллиса.

— Они даже не позволили мне поправить прическу.

— Уверен, ты это переживёшь.

Каллиас протянул руку, чтобы взъерошить её волосы ещё сильнее, но под взглядом широко раскрытых глаз, который она устремила на него, он медленно опустил руку и сделал шаг назад. Может быть, даже несколько шагов.

— Я скучал по этому, — внезапно объявил Вон, ухмыляясь от уха до уха. — Вы четверо препираетесь. До этого момента я не осознавал, насколько сильно.

— Рада, что мы тебя развлекли, — проворчала Солейл.

Но сейчас в этом была более мягкая грань; даже она не могла найти в себе силы быть жестокой по отношению к Вону.

— Что ж, давайте начнём, пока это не превратилось в борцовский поединок. Иначе волосы Солейл действительно пострадают, — сказал Финн, поднимаясь на ноги и захлопывая блокнот. — Джерихо — любитель дёргать за волосы.

Джерихо невинно захлопала ресницами.

— Пожалуйста. Я переросла это давным-давно, — нахмурившись, она окинула Солейл быстрым взглядом. — Ты действительно уверена, что хочешь надеть это?

Солейл моргнула, затем посмотрела вниз на свой наряд: туника без рукавов, окрашенная в золотистый цвет, завязанная на талии, и тёмные леггинсы с манжетами на лодыжках.

— С этим что-то не так?

— Тебе может быть немного холодно, вот и всё.

Солейл и Финн одарили Джерихо такими похожими снисходительными взглядами, что Каллиас снова моргнул, задаваясь вопросом, не двоится ли у него в глазах. Но когда он снова открыл глаза, только у Солейл всё ещё было такое выражение лица.

— Я из Никса. Ваша зима теплее, чем наше лето. Думаю, что справлюсь.

Это решило дискуссию, и они направились к выходу, Каллиас натянул свою куртку, когда они вышли на свежий воздух. Двор был заполнен до краёв, люди суетились с гирляндами, фонариками и хрустальными нитями в руках, возбуждённая болтовня поднималась и опадала, как невидимый прилив. Яркие тона драгоценных камней и радостные улыбки мелькали повсюду, куда бы он ни посмотрел, праздник был в самом разгаре ещё до того, как он официально наступил.

Город тоже чувствовал себя иначе — больше не ждал, затаив дыхание, новостей с войны. Вместо этого люди улыбались друг другу, выкрикивали приветствия и спрашивали о супругах, детях, бабушках и дедушках, предлагали угощения и смеялись над плохими шутками. Мистер Харгривз уже устанавливал свой стенд с воздушными змеями, с гордостью рисуя новую вывеску, объявляющую его самым давним продавцом Фестиваля Солёной воды. Братья Килгрейв помогали ему, их собственный оружейный стенд уже был открыт. Владельцы пекарни по соседству, Джемма и Эрика, были слишком заняты, чтобы много работать, разучивая вальс посреди улицы и хихикая над неуклюжестью друг друга.

Стеснение в груди Каллиаса, наконец, ослабло, как только он вдохнул знакомый воздух и выдохнул затяжной диссонанс из своего кошмара. Плохие сны не имели ничего общего с этим: видеть своих людей счастливыми, свой дом оживлённым... всё, наконец, начало вставать на свои места.

Краем глаза он видел, как Солейл медленно продвигается вперёд, впитывая всё происходящее.

— Что ты об этом думаешь? — спросил он.

Никакого ответа. Нахмурившись, он коснулся её плеча.

— Солейл?

Она подскочила, словно от его прикосновения её пронзил шок, прошипев тихое проклятие себе под нос.

— Боги, Каллиас, что?

— Я просто хотел спросить... что случилось?