— Я могу изменить свои планы, — быстро сказала я. — Мне еще не поздно записаться на занятия в общественный колледж.

— И пропустила бы приключение всей своей жизни, — Энди покачал головой с легкой улыбкой. — Я никогда не прощу себе, если позволю тебе упустить эту возможность. Эта художественная программа идеально подходит для тебя. И у тебя есть стипендия. Давай же!

— Что я буду делать без тебя? — застонала я и крепко обняла своего лучшего друга. Моя щека прижалась к его мягкой фланелевой рубашке, и парень погладил меня по волосам.

— Мы будем разговаривать по телефону... все время. И можем отправлять электронные письма... еще есть смс...

— Это будет не то же самое, — возразила я. — Ты будешь слишком далеко.

— Мы будем видеться каждые каникулы, — пообещал он. Энди положил палец мне под подбородок и приподнял мое лицо, чтобы посмотреть в глаза. — Мы лучшие друзья... навсегда, — улыбнулся Энди. — Не имеет значения, сколько миль между нами. Никакое расстояние не будет «слишком далеко». Ты здесь, Эмми, — он потянулся, чтобы положить мою руку себе на сердце, указывая на место, которое, по его словам, я занимала. — Пока ты это помнишь, я никогда не буду слишком далеко...

Я стояла под большим черным зонтом, который папа держал над нашими головами. Капли воды следовали друг за другом по линии через край нейлонового материала, прежде чем объединялись и падали на землю у наших ног. Мои низкие каблуки погрузились в грязь, а голова казалась слишком тяжелой, чтобы ее поднять. Я стояла там, не в силах пошевелиться... не в силах плакать... и слушала, как пастор из церкви произносил вдохновляющие слова, стоя перед двумя открытыми могилами. Семья Лили любезно согласилась, чтобы их дочь похоронили рядом с Энди. Общие гости делились своим горем тихими рыданиями и прерывистыми вздохами, пока мы прощались с двумя людьми, которых слишком рано украли из жизни собравшихся здесь.

Я подняла голову, когда пастор замолчал. Не могла вспомнить слов, которые он произнес, но была уверена, что они были подходящими. И также знала, что независимо от того, как долго он знал Энди, слов было недостаточно. Я закрыла для них уши и свое сердце. Я стояла там, сжимая руку отца.

Один за другим мрачные гости продвигались вперед, чтобы положить розы на крышки закрытых гробов. Я подняла взгляд и посмотрела на семью Энди. Самюэль стоял, держа мать под руку. Ларри стоял с другой стороны от нее, держа зонтик над ее головой. Оба мужчины, очевидно, придавали ей сил, в то же время взваливая на плечи свою собственную боль. Волосы Самюэля были мокрыми, и дождевая вода смешивалась со слезами на его лице, пока он низко склонил голову. Я с трудом сглотнула, чувствуя тяжесть его горя с того места, где стояла. Словно почувствовав мой взгляд, Сэм поднял голову.

Измученные карие глаза встретились с моими. Слабая хватка, в которой я держала свои эмоции, дрогнула. Я почувствовала, как мое тело начало трястись от напряжения моих усилий удержаться и не сломаться. Боль, которую мы разделяли, спиралью пронеслась через пространство между нами, встретилась и переплелась. Я ахнула, и роза персикового цвета, которую держала в онемевших пальцах, упала на землю подо мной. Ручеек мутной воды закружился вокруг нежных лепестков и запятнал их края.

— Пойдем, — приглушенный шепот отца заставил меня оторваться от страдальческого взгляда Самюэля.

Я повернулась и тяжело прислонилась к отцу, позволяя ему увести меня.

Лезвия дворников шумно работали, смахивая дождь, пока папа вез нас домой на своем грузовике. Я с каменным видом уставилась в окно.

— Я позвонил твоим бабушке и дедушке, — сказал папа, прочистив горло. — Не хотел, чтобы они волновались. Ты... э-э... опоздала на свой рейс. Бабушка сказала, чтобы ты не торопилась. Она попросит соседа приглядеть за домом, пока ты не сможешь туда добраться.

— Я перебронирую билет, — прошептала я. — Спасибо.

— Послушай... Эмилия, — сказал папа. — Я знаю, что ты, вероятно, торопишься уехать. Особенно сейчас. Но я хочу, чтобы ты знала, что... тебе не нужно спешить. Тебе всегда есть место рядом со мной. Ты можешь оставаться... столько, сколько захочешь.

— Спасибо, папа.

Мое горло резко сжалось, и я прикусила губу. Хотя он был прав. Я уеду, как только смогу забронировать билет. Кроме моего отца, здесь для меня больше ничего не было. Тяжесть этого осознания тяжело обрушилась на меня, и я уронила лицо в ладони. Скрежет дворников на ветровом стекле прогонял дождь снаружи, в то время как слезы беспрепятственно текли по моим щекам.

Я сидела на ступеньках крыльца и плакала. Я была единственным ребенком в школе, у которого не было члена семьи на выпускном в восьмом классе. Папа приехал с самыми лучшими намерениями, но ему пришлось уехать, когда его вызвали по срочному делу. К счастью, Далтоны подвезли меня домой.

— Почему ты плачешь? — спросил мой лучший друг, поднимаясь по ступенькам.

— Ты не поймешь, — сказала я Энди, вытирая щеки.

— Почему ты так думаешь?

— Потому что твоя семья идеальна! — фыркнула я. — У тебя есть мама и папа. И есть Самюэль.

— И у меня есть ты, — сказал Энди, подталкивая мою руку своей. — Ты тоже моя семья, Эмми.

— Я знаю, но...

— Никаких «но». А теперь перестань плакать. Я ненавижу это.

— Я постараюсь.

— Может быть, это поможет, — сказал Энди, ставя корзину у моих ног. Он вручил мне плюшевую лягушку вместе с подарком.

— Где ты это взял?

— Из игрового автомата в Сисайде.

Я поблагодарила его и прижала игрушку к груди.

— Что в корзинке?

— Мама испекла тебе печенье. Она сказала, что шоколадное печенье — лучшая вещь в мире, чтобы подбодрить кого-то и дать ему понять, что он тебе не безразличен. Тебе стоит съесть одно. Я стащил одно с кухни, прежде чем она завернула их для тебя. Они еще теплые...

Я села на крыльцо и тихонько взяла печенье из корзинки, которую он оставил. Откусила кусочек и вздохнула, когда все еще теплый шоколад растаял у меня на губах. Энди был прав. Я уже чувствовала себя намного лучше.