Каина сжал нож.

— Потому что ты здесь.

Он вытащил нож, и тот сверкнул на солнце, когда он осмотрел его. Да, это был хороший выбор. Он всегда был талантлив в обращении с ножом, и ему нравилась эта интимность. Он хотел чувствовать каждый удар и думать о Тамар.

Тамар, которую он больше не мог себе представить. Он забыл её лицо первым, более тысячелетия назад. Затем её голос. Потом всё, что касалось её, кроме воспоминаний о его любви. Любовь, которую он никогда больше не почувствует.

Азазель наблюдал за ним, совершенно расслабленный.

— Убив меня, ты почувствуешь себя лучше, Каин? Заполнит ли это эту чёрную дыру внутри тебя? Потому что я так не думаю. Я думаю, ты зол, сбит с толку и растерян, и ты так долго думал о мести, что это стало автоматическим. И ты ошибаешься. Я что-то почувствовал, когда Уриэль убил твою жену, даже если и не показал этого. Я был болен, взбешён и сломлен.

— Тогда почему ты ничего не сделал, чтобы остановить это? — выплюнул он. — Почему ты ничего не сказал, ради Бога?

— Ты идиот, — сказал Азазель почти добродушным голосом. — Мы не могли. Уриэль выстроил нас в ряд, а затем лишил возможности двигаться, говорить или даже реагировать. Мы были молчаливыми стражами того, что он делал, и это должно было напугать нас до чёртиков, уберечь от повторения той же ошибки. И если ты сомневаешься во мне, вспомни о тех узах, которые удерживали тебя. Они не были физическими, но они сдерживали тебя, так что ты мог только смотреть и кричать. Нам не дали возможности кричать.

— Я тебе не верю, — он крепче сжал нож.

Сначала он перерезал бы Азазелю горло, потом отрезал бы ему язык, всё, что угодно, лишь бы остановить его ложь.

— Ты знаешь, что это правда, — решительно сказал Азазель. — Ты просто не хочешь в это верить. Я знаю, ты что-то планировал, ты хочешь уничтожить всех нас, тех, кого ты винишь в том, что позволил Тамар умереть. Но в глубине души ты знаешь, что пытаешься загладить свою собственную вину.

— Спасибо за аматорскую психологию, — прорычал Каин

Улыбка Азазеля была холодной и презрительной.

— Итак, ты работаешь с Уриэлем, чтобы уничтожить нас всех? Если ты собираешься убить меня, то нет ничего плохого в том, чтобы сказать мне об этом.

— Работаю с Уриэлем? Что ты за идиот такой? Ты думаешь, я пошёл бы на все эти неприятности, чтобы вырезать твоё сердце, когда человеку, который на самом деле убил мою жену, это сойдёт с рук? Нет, Азазель. Я собираюсь научить Падших, как победить Уриэля. Как только ты умрёшь, я собираюсь показать им, что их правила и их жизни основаны только на лжи, и когда они примут это, им больше нечего будет терять. И это единственный способ победить Уриэля в его собственной игре.

Азазель посмотрел на него.

— Очевидно, ты планировал это в течение долгого времени.

— У меня были тысячелетия.

— И ты не думаешь, что Падшие будут возражать, если ты убьёшь меня? — Азазель казался не более чем слегка любопытным.

— Я скажу им, что ты знал правду о Шеоле и намеренно ввёл всех в заблуждение.

— И что именно является правдой?

— Что не существует такой вещи, как кровная связь. Ты хранил это в тайне, чтобы контролировать ситуацию через так называемый Источник, кто бы ни имел несчастье быть твоей женой в то время. Ты знал, что мы неуязвимы для огня, но ты убедил всех, что это смертельный яд, ещё одна вещь, чтобы держать их под большим пальцем.

На лице Азазеля ясно читалось недоверие.

— И ты говоришь мне, что это не так? Я видел, как члены Падших заболевали и умирали от простого прикосновения пламени. Ты сумасшедший. В следующий раз ты скажешь мне, что море нас не исцеляет.

— Это так. Единственная причина, по которой огонь убивает Падших, заключается в том, что они верят, что так оно и будет. То же самое и с кровью. Это способ сохранить верность Падшим, держа ваше тесное маленькое общество под твоим контролем.

— Интересно, — пробормотал Азазель. — Однако ты забываешь об одном важном моменте.

— Каком?

— Что они больше не находятся под моим контролем. Я бросил их, исчез. Разиэль теперь правит Падшими.

— Он твоя марионетка.

Азазель рассмеялся.

— Не позволяй ему слышать, как ты это говоришь. Его легко вывести из себя, и он на взводе из-за того, что скоро родится ребёнок.

— Ещё одно доказательство того, что правила — это иллюзия. Всё, что потребовалось — это немного промыть мозги твоей жене, и у нас внезапно случилась чудесная беременность.

— Мы? — эхом отозвался Азазель. — Я не думал, что ты всё ещё считаешь себя частью Падших. Я думал, ты хочешь, чтобы мы все умерли.

— Только ты, Азазель. Меня бы здесь не было, если бы я не пытался их спасти.

Азазель кивнул. Он взглянул на нож, сияющий на солнце.

— Я боюсь, что буду сопротивляться. Если бы ты пришёл за мной до того, как я нашёл Рейчел, я был бы лёгкой мишенью.

— Точно, — сказал Каин, его голос был холодным и ужасным. — Тебе нужно почувствовать потерю так, как это сделал я.

— Поверь мне, я прочувствовал, — пробормотал Азазель. — Потеря Сары чуть не убила меня.

— Конечно, так оно и было, — усмехнулся Каин. — И всё же тебе удалось снова влюбиться, снова прожить свою счастливую жизнь.

— Ты тоже мог бы, ты знаешь.

В глазах Азазеля не было страха, ни обычной отстраненности. В них было что-то невыносимо близкое к состраданию. — Ты потратил тысячелетия на холодные, пустые поиски мести, и поверь мне, ты не почувствуешь себя лучше, как только закончишь со мной. Неважно, скольких Нефилимов я убил, я не мог вернуть Сару, и я не мог притупить боль внутри себя.

— Ещё уроки, Азазель? Оставь их себе. Кровной связи не существует. Женщины взаимозаменяемы.

— Наша Марта тоже замена? Да, я знаю, что ты наконец-то переспал с ней. Я просто не понимаю, почему на это ушло так много времени.

— Заткнись.

— Она — слабое место во всём этом, не так ли? Если то, что ты говоришь, правда, если уз не существует, если женщины взаимозаменяемы, тогда не будет иметь значения, что она там, на пляже, наблюдает за нами.

Каин дёрнул головой вниз, и он увидел её, маленькую одинокую фигурку, пристально смотрящую на них. Это было слишком далеко, чтобы человек мог ясно видеть, но она всё равно узнала бы, и он чувствовал её панику, чувствовал, как она внутренне кричит ему, чтобы он прекратил то, что делал.

Он безжалостно отключил этот голос, повернувшись обратно к Азазелю.

— Ты действительно думаешь, что временный трах будет иметь какое-то значение для того, что я планировал тысячи лет?

— Нет. Но я думаю, что Марта не согласилась бы.

— Неправильный ответ. Ну что готов умереть, старина?

— Ты старше меня.

— Это только цифра. Ты родился бессердечным стариком.

— Возможно, — он кивнул. — Ты знаешь, что я собираюсь драться с тобой.

— Я бы не ожидал меньшего. Я даже знаю, что у тебя есть нож, так что ты не безоружен. Нас ничто не остановит. Если я умру, так тому и быть. Но со мной этого не произойдёт. Умрёшь ты.

Азазель снова взглянул вниз, на пляж, но Каин продолжал отводить взгляд. Он не мог позволить минутной слабости отвлечь его от правосудия.

— Это возможно, — сказал Азазель размеренным голосом. — Но я боюсь, что тебе придётся выбирать.

Что-то цеплялось за Каина, пытаясь нарушить тишину, которую он навязал. Грубый страх. Он не мог позволить себе обращать на это внимание и прищурился, заметив обманчиво спокойный взгляд Азазеля, крепко сжимающего нож в руке.

— Выбирать?

— Между Мартой и твоей местью.

— Я же сказал тебе, мне плевать, что думает Марта...

— Марта не будет думать. Марта будет мертва, если ты не пойдёшь за ней.

Он неохотно повернул лицо обратно к узкой полоске пляжа, и всё внутри него замерло.