- Эша шенщина, кошорую фы ищише, - ответила совунья, - нешомшенно бушет сшашлифа, ешли фы пшинешете ейш ушифишельно не тошохой подашок отш Шилишаш.

- Простите, Шилишаш. Меня это не интересует. Моя жена, она ушла…

- Оша брошила фаш? – сказала совунья. Она пощелкала кончиками своего маленького клюва, издав звук, который, видимо был безгубым эквивалентом сочувственного цыканья. – Кашк пешально, нхо, кашк хофошитшся, ша ухлом вшехда шдештшушпшис.

- Что?

- Шушпшис…

- Не важно, слушайте, - сказал Венвел, - она не бросила меня, она просто встала и ушла. Только что. Мы не местные, и я не уверен, что… просто… вы видели, куда она пошла? Это было всего секундуназад.

- Онха долшно фыть фыла шашштшоенха, шер. Нху нишево. Я ташое фишу чшасшто. Уфершена, фы пшосто толшны кхупить шхеткшую, эхсочшишную вешщь от Шилишаш. – ответила совунья, слегка подернув перьистой бровью, глядя ему прямо в глаза.

- Ладно, - сказал Венвел. Он знал, как играть в эту игру. – Я не вшер… не вчера родился. Он указал на простенький позолоченный амулет, украшенный кусочком красного стекла, не выглядящий слишком дорого, но достаточно большого размера, чтобы, как он надеялся, сделать совунью более сговорчивой. Если он что-то смыслил в торговцах. Короткое возвращение в сферу своей компетенции могло быть весьма забавным, если бы не исчезновение жены. – Сколько? - Спросил он, доставая шелковый кошелек, весящий на поясе.

- Вшефо тши схидо, шер. Мы долшны шкашать, это ошень нижшкая чена. Фы фыпрхали…

- Даю два зидо и ни зиба больше. Он бросил две квадратные серебряные монеты на прилавок и взял амулет. – Идет?

- Итет.

- Теперь, пожалуйста, скажите, куда пошла моя жена?

- Уфы, - ответила торговка, Мы не шнаем. Мы не фитхели, што пы онх атут пшохотила,шер.

- Но Вы же сказали…

- Мы нишефо не хофошили о шеншинхе. Это Фы хофошили, - сказала совунья.

- Ну, хватит со мной играть. Я не собираюсь покупать больше никакой бижутерии. Прошу Вас, просто скажите, – сказал Венвел, стараясь звучать угрожающе, но, на самом деле, звуча не слишком убедительно даже для себя самого. Скорее вышло умоляюще, чем угрожающе, подумал он. – Пожалуйста, она только что была здесь.

- Фы наш не понялхи, шер, и очшень шханилхи, - сказала торговка. Она захлопала крыльями под платьем, как будто оправдываясь. – Мы бхыли пы шады пшодать фам еше што-нибхуть. Мы не игхшаем ш фами. Мы не фитхели ее. Мошет онха пшошкольшнулха мимхо наш, хоштя нхаши глажа…

- Я не… Ладно, Вы ее не видели. Я понял. Но прошу Вас, если Вы ее увидите, попросите ее оставаться здесь. Попробую найти ее сам.

- Шер, этхо меньхшее, што мы мошем штелхать тля дошогхого покшупателя.

Голос торговки звучал, удаляясь от Венвела, который завернул за палатку, выбежал за рыночную площадь и направился в лабиринт узких жилых аллей. Чем дальше он отходил от рынка, тем реже встречалось освещение – факел у входа в таверну там, горстка нищих, ютящихся у открытого огня в яме тут. Никаких следов Йертруды. Спустя десять минут Венвел оказался у входа в узкую аллею, которой не досталось ни солнечного света, ни волшебных фонарных сфер, ни какого-либо еще источника света. Какофония рынка уже была едва слышна вдали, и в воздухе густо чувствовался запах разлагающегося мусора и, весьма вероятно, разлагающихся жителей аллеи.

В глубине аллеи он увидел ее. Она все еще была повернута спиной к нему, но теперь стояла неподвижно. В темноте ее яркие одежды выглядели бледными и выцветшими, такими же, как когда он заметил ее в толпе. Похоже, Йертруда была одна.

Венвел не был воином, не был героем, и уж точно не был тем, кто бы в одиночку ходил по темным аллеям Равники. Но Венвел был добропорядочным, честным человеком, любящим свою жену, и это придало ему мужества для того, что он сделал дальше. Поправив одежду и глубоко вдохнув, он сделал два шага вперед.

Что-то скользнуло по сандалии торговца шелком. Он вскрикнул и бросился бежать, оглядываясь через плечо.

На середине аллеи он остановился, посмотрел вперед и увидел, что Йертруда все еще оставалась на месте. Венвел осторожно продолжил бег. Если он споткнется о булыжник или что-нибудь похуже в этой темноте, она может скрыться опять. – Йертруда! – позвал он, - подожди!

Ответа не последовало. По мере приближения, Венвел, наконец, понял, почему он видел жену так нечетко. Светящийся голубой ореол вокруг нее выдал все. Понимание осенило его, волна дурноты захлестнула торговца шелком, и он с трудом поборол приступ тошноты. Как и большинство Равникийцев он видел этот ореол прежде. Мертвые блуждали по Равнике.

Венвел смотрел не на Йертруду, а лишь на призрак свей жены. Привидение медленно повернулось.

- Й-йертруда? – прошептал Венвел. Каждый его инстинкт кричал, чтобы он развернулся, бежал и спасался – ибо даже у толстых торговцев из отдаленных зон отчуждения пробуждаются инстинкты в темных аллеях, населенных призраками – и все же он не мог заставить свои свинцовые ноги двинуться с места до тех пор, пока он не увидел ее лицо и не понял, что это было все, что осталось от его дорогой Йерти.

Венвел увидел ее лицо и закричал.

Актерская труппа и рабочие сцены с шумом разрушили остатки декораций, как только последние обескураженные зрители покинули помещение после того, как их заверила не кто иная, как настоящая ангел, в том, что представление закончилось, и что последующее занимание помещения может привести к многочисленным арестам. Солнце едва достигло полуденного пика, но свет, проникающий сквозь открытую крышу театра, освещал лишь заднюю часть сцены, не предназначенную для зрительских глаз, оставляя в тени оставшихся на сцене, актеров и лейтенанта воджеков Агруса Коса. Как и все в Равнике, все здесь было гораздо мрачнее, чем могло бы показаться.

Лейтенант поморщился, и его зубы блеснули в тусклом свете небольшого синего фонаря. Осторожным толчком, превозмогая боль, он выправил челюсть. – Ты уверена, что у тебя нет ни одной ‘капли, Пушок? – спросил он у ангела. – У меня явно сломана пара ребер.

- Простите, лейтенант, - ответила ангел, перебрасывая через плечо бесчувственное тело мистера Галлмотта, связанного по рукам и ногам.

- Не аккуратничай там с ним. Он мне их и сломал.

- Извини, Кос, - сказала ангел. - Твоя лечебная магия для меня бесполезна. Поэтому, я ее с собой не ношу. Также я не вижу смысла в том, чтобы издеваться над арестованным, которому еще предстоит предстать перед правосудием.

- Я же не предлагаю пытать его. Просто… ладно, забудь,Пушок.

- Слушаюсь,лейтенант.

Настоящее имя ангела, или, по меньшей мере, та его часть, которую мог произнести Кос, было Пьерзува… а остальное скатывалось в слои непроизносимого хаоса, который Кос никогда не мог преодолеть. «Пушок» было гораздо проще. Пьер-как-то-там все равно отзывалась на многие имена. Ангелы, как она ему говорила, всегда знают, когда к ним обращаются напрямую, даже на больших расстояниях. Она называла это «молитвой». Кос называл это случайностью, и лишь одной из многих вещей, которые узнал Кос за то время, что Пушок отрабатывала какой-то священный долг, служа офицером воджеков в Десятом Отделении Лиги. Что это был за долг, и каков был его срок никто не знал и не спрашивал, особенно после того случая, когда его действующий напарник, Белл Борка, выпил достаточно бумбата в «Тихой Заводи», чтобы позволить Косу подначить его спросить у Пушка, почему ее крылья были закованы.

В итоге Борка оказался в лазарете, официальная причина его сломанного носа и ключицы не была установлена. Пушок, в свою очередь, перестала посещать трактир

«Тихая Заводь» по требованию его хозяйки. Своим присутствием она отпугивала постояльцев Гарулж, а это уже было нехорошо, полагал Кос. Никто так и не смог выяснить, чем Пушок заслужила свой «приговор». И по причине неудовлетворенного человеческого любопытства, у Коса этот вопрос вызывал особое раздражение. Но не настолько, чтобы спрашивать ее об этом самому.

Борка был неплохим парнем, с ним вполне можно было повеселиться в «Тихой Заводи», а большего Кос от напарника и не требовал. Он представил себе, как бы Борка справился с сегодняшним делом в театре, и пришел к выводу, что он поступил правильно, оставив сержанта этим утром заполнять и сортировать отчеты. Борка, который был младше Коса более, чем на полвека, и служил всего третий год наверняка бы умудрился вовлечь в инцидент аудиторию, и Пушку бы точно пришлось подавлять небольшое восстание.Образ Борки в костюме ангельской брони Пушка в ярко-рыжем парике мелькнул в его воображении, и он засмеялся… За смехом последовал хруст, острая боль и хрип.

Это был плохой знак.

- Уф, - Косу не хватало воздуха. - Ты уверена, что у тебя ничего нет?

- Обычно ангелы не носят медикаменты. Наш священный долг – нести страждущим правосудие, – сказала Пушок. - Разве у тебя самого, нет? Смертные воджеки должны держать при себе минимум три ‘капли. У тебя серьезное ранение. Где твои ‘капли?

Кос обвел пальцем сцену, на которой они все еще стояли, указывая на несколько поблескивающих синих пятен – остатки пролившейся жидкой маны. Он надеялся, что доскам от них стало лучше. - Думаю, там… Я упал на них… дважды. Не ходи там босиком.

- Эм, сер? – вмешался в разговор актер-вампир. – Лейтенант?

- Ч... что? – сказал Кос. Недостаток кислорода усиливался. Возможно, его последняя бывшая жена была права. Может 110 лет все же было слишком много для его работы.

- Вы сказали, вам нужны лекарства? Может, мы могли бы, эээ, помочь? – неуверенно произнес актер.

- Ты понимаешь… ты от меня не откупишься. – Задыхаясь, выдавил из себя Кос. О боги, если он не получит помощь в ближайшее время, он потеряет сознание. И уже не очнется.

- Это действительно было бы неразумно. – Добавила Пушок. – Кос, ты можешь дышать?