И все-таки в хаосе сражения Джейс позволил боли от пореза отвлечь себя. Застав его врасплох, Семнер развернулся, отведя руку так, словно собирался нанести еще один удар. Тем временем второй кинжал скользнул из рукава в его левую ладонь. Совершенно неожиданно для жертвы последовал резкий и жестокий удар. Пройдя сквозь плоть и кости, безжалостное лезвие пронзило трепещущее сердце.

На бесконечно долгий миг в комнате воцарилась полнейшая тишина. А потом все вокруг озарила ослепительная вспышка голубого света, настолько яркого, что он казался почти белым. Вспышка зависла в воздухе между поверженным Каллистом и умирающим Джейсом. Несмотря на всю ее яркость, ни один из них не отбрасывал тени.

Каллист закричал. Это был не просто горестный плач или вскрик ярости, но ужасный первобытный вопль, на который обернулись и Лилиана, и Семнер. Он все не смолкал, хотя Каллист уже давно должен был исчерпать весь воздух в легких и сорвать голос.

Он больше не видел комнаты. Чужие образы, чувства, намерения и мечты хлынули в его разум, пока он не оказался на грани взрыва, пока окружающий мир не исчез окончательно. Как животное, ведомое одним лишь инстинктом, он поднялся с пола и бросился в распахнутую дверь, в порыве безумия позабыв и о слабости, и о ранах.

Как он не потерял равновесия на шатких ступенях, сколько раз сворачивал за угол, скольких прохожих оттолкнул, сколько ругательств услышал вслед – он ни за что не ответил бы на эти вопросы. Он бежал до тех пор, пока звуки Фавариала не затихли вдали, а стены очередного темного переулка не преградили ему путь.

Мысли все еще бешено кружились у него в голове, но в конце концов они начали выстраиваться в правильном порядке, занимать положенные им места, и он снова начал видеть, чувствовать и думать.

И вспоминать.

Джейс Белерен, давно похитивший разум человека, которого он называл другом, полгода проживший под именем Каллиста Роки, рухнул на колени посреди грязного переулка и горько зарыдал.