Глава 3

Сиянью глаз твоих в цвет зрелого вина Подвластно в один миг меня свести с ума…3

Эмили Пфайффер. Стихотворение для своего времени

28 декабря бывший парень мисс Джонс, который в течение нескольких недель жил, казалось бы, безупречной жизнью, наконец существенно прокололся, купив на глазах у Дева Шаха большое количество кокаина, который он употребил в компании двух эскортниц, прежде чем отвезти их к себе в Ислингтон.

Ликующая мисс Джонс настояла на своем приходе в офис, и после просмотра фотографий, сделанных Шахом, попыталась обнять Страйка. Когда он мягко, но решительно оттолкнул ее, клиентка казалась скорее заинтригованной, чем оскорбленной. Оплатив последний счет, она все-таки поцеловала Страйка в щеку, смело заявив ему, что в долгу не останется и надеется, что однажды он ей позвонит, а затем удалилась в облаке духов «Шанель № 5».

На следующий день мать-корреспондент из дела по Грумеру уехала в Индонезию, чтобы вести репортаж об авиакатастрофе. Незадолго до своего отъезда она позвонила Страйку и сообщила, что ее дочь планирует провести новогоднюю ночь в клубе «Аннабель» с семьей школьной подруги. Она была уверена, что Грумер попытается встретиться там с ее дочерью, и потребовала, чтобы детективы агентства следили за ней этой ночью.

Страйку, который предпочел бы обратиться за помощью к кому-нибудь другому, пришлось позвонить мисс Джонс, которая могла бы провести его и Мидж в качестве своих гостей в этот клуб, куда пускали только его членов. Страйк хотел взять с собой Мидж не только потому, что при необходимости она могла бы проскользнуть за Ножками в женскую уборную, но и чтобы предотвратить мысли мисс Джонс о его намерении переспать с ней.

Поэтому он испытал огромное облегчение, когда мисс Джонс позвонила ему за два часа до предполагаемой встречи и сообщила, что у ее дочки поднялась температура.

— ...и еще эта чертова няня приболела, а мои родители сейчас на Мюстике, так что я влипла, — разочаровано сказала она ему. — Но вы все равно можете идти: я внесла ваши имена в список приглашенных.

— Очень признателен, — сказал ей Страйк. — Надеюсь, вашей дочке скоро станет лучше.

Он повесил трубку, прежде чем мисс Джонс успела назначить какие-либо встречи в будущем.

В 11 часов вечера Страйк и Мидж, одетая в бархатный фрак темно-красного цвета, обосновались на первом этаже клуба на Беркли-сквер, где заняли столик между двумя зеркальными колоннами под сотнями золотых гелиевых шаров, с которых свисали сверкающие ленты. Их семнадцатилетняя цель наблюдения сидела за несколько столиков от них с семьей своей школьной подруги. Она то и дело поглядывала в сторону входа в ресторан со смешанным выражением надежды и нервозности на лице. Мобильные телефоны в «Аннабель» были запрещены, и Страйк мог видеть растущее разочарование беспокойного подростка из-за того, что она вынуждена была полагаться исключительно на свои чувства в получении информации.

— На пять часов. Компашка из восьмерых. — сказала тихо Мидж. — На тебя глазеют.

Страйк заметил их только после слов Мидж. Мужчина и женщина за столиком на восемь человек были повернуты в его сторону и откровенно пялились. На женщине, чьи длинные волосы имели такой же клубнично-золотистый оттенок, как у Робин, было облегающее черное платье и туфли на шпильках со шнуровкой, обвивавшей ее гладкие загорелые ноги до колен. Мужчина в парчовом смокинге и пижонском галстуке казался Страйку смутно знакомым, хотя он и не смог сразу его вспомнить.

— Думаешь, они узнали тебя из газет? — предположила Мидж.

— Очень надеюсь, что нет, — проворчал Страйк. — Иначе я не смогу работать.

В прессе, как правило, использовалась фотография Страйка времен его службы в армии, теперь же он был старше, с более длинными волосами и гораздо тяжелее. В тех случаях, когда ему приходилось давать показания в суде, он появлялся с густой бородой, которую всегда мог быстро отрастить при необходимости.

Страйк нашел отражения следивших за ним в ближайшей колонне и увидел, что они о чем-то говорят, склонившись друг к другу. Женщина была очень хороша и — что, казалось необычным для этого места — на ее лице не было признаков внешнего вмешательства: на лбу все еще появлялись морщинки, когда она вскидывала брови, губы не были неестественно пухлыми, и она была еще слишком молода — возможно, лет тридцати пяти — чтобы подвергаться операции, превратившей лицо самой старшей гостьи за ее столом в пугающую маску.

Неподалеку от Страйка и Мидж тучный русский гость клуба объяснял сюжет «Тангейзера» своей спутнице, которая была значительно моложе его.

— ...но Мездрич обновил оперу, — рассказывал он, — и в сцене оргий в пещере Венеры теперь появляется Иисус…

— Иисус?

—Да, и так как церковь очень недовольна, то Мездрича уволят, — мрачно закончил русский, поднося к губам бокал с шампанским. — Он настаивает на своем видении произведения, но попомни мои слова — это для него добром не кончится.

— Легс встает, — сообщил Страйк Мидж, когда молодая девушка вышла из-за стола вместе с остальными членами компании, взмахивая страусиными перышками своего мини-платья.

— Направляется танцевать, — догадалась Мидж.

Она была права. Десять минут спустя Страйк и Мидж заняли удобную позицию в нише рядом с крошечной танцплощадкой, откуда им было хорошо видно свою цель, танцующую в туфлях на чересчур высоких для нее каблуках. Ее взгляд все чаще метался в сторону входа.

— Интересно, нравится ли Робин кататься на лыжах? — Мидж крикнула Страйку, когда Uptown Funk стал заполнять зал. — Мой приятель сломал ключицу, когда впервые попробовал. Ты катался?

— Нет, — ответил Страйк.

— Церматт — прекрасное место — громко сказала Мидж, а затем еще что-то добавила, но Страйк не расслышал.

— Что? — переспросил он.

— Я говорю — интересно, воспользуется ли она ситуацией? Хорошая возможность, все-таки Новый год…

Легс жестом показала своей школьной подруге, что хочет передохнуть. Покинув танцпол, она схватила свою вечернюю сумочку и направилась к выходу из зала.

— Собирается воспользоваться мобильным в туалете, — предсказала Мидж и проследовала за ней.

Страйк остался в нише, держа в руке уже теплую бутылку безалкогольного пива, а его единственным спутником была огромная лепная голова Будды. Подвыпившие люди теснились на диванах рядом с ним, перекрикивая музыку. Страйк только что ослабил галстук и расстегнул верхнюю пуговицу рубашки, когда увидел как мужчина в парчовом пиджаке направлялся к нему, спотыкаясь о ноги и сумочки. Теперь, наконец, Страйк вспомнил кто он: Валентин Лонгкастер, один из сводных братьев Шарлотты.

— Давно не виделись, — крикнул он, добравшись до Страйка.

— Да, — сказал Страйк, пожимая протянутую ладонь. — Как дела?

Валентин поднял руку и откинул свою длинную влажную челку назад, показав широко расширенные зрачки.

— Неплохо, — прокричал он сквозь грохочущие басы. — Не жалуюсь.

Страйк заметил слабый след белого порошка в одной ноздре.

— Ты здесь по делу или развлекаешься?

— Развлекаюсь, — солгал Страйк.

Валентин прокричал что-то неразборчивое, и Страйк расслышал имя мужа Шарлотты, Джейго Росса.

— Что? — крикнул он в ответ без улыбки.

— Говорю, Джейго хочет вовлечь тебя в бракоразводный процесс.

— Это будет непросто, — громко сказал Страйк в ответ. — Я не видел ее много лет.

— Джейго так не считает! — кричал Валентин. — Он нашел на ее старом телефоне обнаженную фотографию, которую она отправляла тебе!

Черт.

Валентин поднял руку, чтобы опереться на Будду. Его спутница с клубнично-золотистыми волосами наблюдала за ними с танцпола.

— Это Мэдлин, — прокричал Валентин на ухо Страйку, проследив за его взглядом. — Она считает тебя сексуальным.

Валентин пронзительно засмеялся. Страйк молча потягивал пиво. Наконец до молодого человека дошло, что от Страйка больше ничего не добьешься, поэтому он встал, шутливо отсалютовал и, спотыкаясь, скрылся из виду. Как раз в этот момент Легс появилась на краю танцпола и рухнула в своих парящих страусиных перьях на бархатный табурет с выражением явного страдания на лице.

— Была в уборной, — сообщила Мидж Страйку, присоединившись к нему через несколько минут. — Не думаю, что она пользовалась телефоном.

— Хорошо, — жестко ответил Страйк. — Думаешь, он пообещал ей, что придет?

— Похоже.

Страйк сделал еще один глоток теплого пива и громко спросил:

— Так сколько человек отправилось с Робин в эту поездку?

— Полагаю, шестеро, — крикнула Мидж в ответ. — Две пары и один запасной парень.

— Ясно, — сказал Страйк, кивая, будто эта информация не имела никакого значения.

— Они пытались свести ее с ним, — сказала Мидж. — Робин рассказывала мне перед Рождеством… Его зовут Хью Джекс, — она выжидающе посмотрела на Страйка. — Большой топор.

— Хах, — вымучено ухмыльнулся Страйк.

— Ага, ха-ха. Почему, — прокричала Мидж ему в ухо, — родители не произносят имя вслух, прежде чем выбрать его?

Страйк кивнул, не сводя глаз с Легс, которая вытирала нос тыльной стороной ладони.

Было без четверти двенадцать. Если повезет, думал Страйк, как только в полночь наступит новый год, семья школьной подруги Легс заберут ее и благополучно доставят домой в Челси.

Пока он смотрел, к его цели подошла та самая подруга, чтобы снова позвать ее на танцпол. Без десяти полночь Легс снова исчезла в направлении дамского туалета с Мидж на хвосте. Страйку, у которого от культи болела нога и который с удовольствием бы присел, ничего не оставалось, как прислониться к гигантскому Будде, потому что большинство сидячих мест были завалены сумочками и сброшенными куртками, которые он не хотел переносить. Его пивная бутылка опустела.

— Тебе не нравится канун Нового года или что-то еще? — раздался рядом с ним голос с акцентом лондонского рабочего класса. Это была та женщина с клубнично-золотистыми волосами, слегка раскрасневшаяся и растрепанная после танцев. Страйк не заметил ее приближение из-за многочисленной толпы, которая повставала со своих мест и хлынула на маленькую танцплощадку: к полуночи нарастало оживление.