— Ты мне напоминаешь её.

Она сглотнула, и кожа, которая покрылась мурашками от холода, стала изнуряюще горячей везде, где его дыхание касалось её.

— Кого?

— Пургу. Яростная и красивая, и не похожа ни на что, что доводилось видеть моим глазам.

От его слов у неё свело всё внутри, и пересохло во рту. Она может и выглядела яростной в своём наряде, вдохновением на создание которого стал небесный огонь, но она не чувствовала в себе этого. Не тогда, когда он был так близко. Он едва коснулся ею, а ей уже казалось, будто все её стены рухнули одна за другой.

* * *

Принцесса Павана ошарашено смотрела на Кассия, её рот был слегка приоткрыт. Когда она только вошла в эту комнату, Кассий посчитал её сногсшибательной в её нетронутости, холоднее разгара зимы. Её платье соблазняло и в той же мере угрожало, льнуло к её изгибам, и было украшено резными кристаллами небесного огня, которые выступали на её плечах и в прическе подобно пикам воинских доспехов. И всё же за всем этим аккуратным шиком, потребовался всего комплимент, чтобы смутить её. Она выглядела очень молодой в эту самую минуту, очень милой, что никогда не было хорошей чертой для потенциального правителя.

Она нацепила бесстрастное выражение лица ещё до того, как его любопытство было удовлетворено, и её мелодичный голос стал резким.

— Нет надобности в лести. Помолвка уже назначена.

Очередная вспышка этого ледяного взгляда. У неё были необычайные серо-голубые глаза — широкие и выразительные, и достаточно красивые, чтобы поставить не столь важного мужчину на колени. Её самоуверенное поведение, вероятней всего, убедит большинство, но он отточил свои инстинкты при дворе, не намного безопаснее львиного логова. Напряжение скатывалось волнами по ней — это было нечто среднее между волнением и страхом. Он сжал её талию и ощутил неизъяснимое желание увести её куда-то ещё, куда угодно, только не на празднование помолвки, которое должно было состояться наверху вместе с его семьёй. Она была хрупкой певчей птицей, а его отец был птицеедом. Все они были, включая Кассия. И он не мог не задаться вопросом, как долго продержится эта птичка, прежде чем её крылья подрежут.

Она вырвала руку из его хватки, упорно. Его прельщало схватить её опять. Такова была сторона его натуры... брать. Но она пригвоздила его суровым взглядом, и он улыбнулся в ответ. Возможно, его маленькая птичка, в конце концом, имела коготки.

Достаточно. Она не была его маленькой птичкой. Камышового кота не заботит жертва, даже если он испытывал по ней голод куда сильнее, чем когда-либо знал. Он оттолкнул в сторону большинство своих немилосердных инстинктов. Это будет самое главное испытание в его жизни — бороться с потребностью схватить, овладеть, уничтожить. В этом он был хорош. Этому его учили с тех пор, как он начал ходить. С Авророй ему придётся пойти на уговоры, ласки и комфорт — это был его путь к контролю.

Она произнесла:

— Пожалуй, нам надо идти. Вскоре нас позовут.

Кассий предложил ей локоть, и когда она взяла его под руку, её тело было напряжённым. Но до того как они даже сделали шаг, стало явно, что объёмный материал в подоле её платья не позволит им с лёгкостью пройти в непосредственной близости друг от друга. Кассий взял её за руку, вынул её из-под локтя и вместо этого сплёл их пальцы. Медленно он поднял её руку к своим губам и провёл ими по её костяшкам. Зрачки её глаз расширились, поглотив красивый цвет и лишь добавив малую толику греха в её сладость. Она резко вырвалась из его хватки и попыталась отстраниться. Тихо усмехнувшись, он немного отошёл от неё, но не выпустил руку.

Ушло слишком много времени, чтобы пересечь тронный зал в её искусно сделанном платье. Ей приходилось пинать подол платья перед каждым шагом, так чтобы он не попадал под ноги. Кассий готов был поспорить, что платье и причёска весили треть её веса или даже больше, но её осанка оставалась строго вертикальной, а шаги мягкими.

Ко времени как они достигли лестницы в конце тронного зала, её губы были открыты, а дыхание быстрым. Он начинал ненавидеть это платье, даже несмотря на то, что оно льнуло к её формам крайне эффектно.

— Знаешь, — сказал он, — у меня есть нож. Меня так и тянет срезать подол этого платья, тогда ты сможешь ходить, как все мы.

Улыбка мелькнула на её губах, поначалу едва заметная, а потом она стала шире и переросла в нечто игривое и яркое. Она взывала к его темноте.

— Можешь попробовать. Но скорее всего, ты обнаружишь, нож у своего горла, а держать его будет моя мать.

— Не ты?

— Если бы всё было по-моему, мы бы сожгли его сразу же, как ты его срезал. Убор тоже.

Он улыбнулся, и впервые за долгое время это показалось ему почти что естественным.

— Может, мы отпразднуем свадьбу с костром.

Всякий раз, как он упоминал свадьбу, она напрягалась. Само собой это уже было предопределено и заверено чернилами, но у него были планы, которые не увенчаются успехом, если она продолжит сопротивляться.

Они медленно поднялись на несколько первых ступенек, унизанный бусинами материал её платья туго обернулся вокруг её ног. Он хотел перебросить её через плечо и отнести так наверх, но вместо этого он отвлёк себя, занявшись изучением окружающей обстановки. Вестибюль, который они покидали, был увешан картинами и статуями предков Бурерождённых Паванов. В конце вестибюля в декоративной нише стояла огромная, покрытая золотом, статуя царствующей королевы. Когда-то там, наверное, были алтари старых богов — места помолиться за хороший урожай или плодовитость, или даже попросить удачи — но те дни давно минули. Слишком много лет необузданного разрушения и оставшихся без ответа молитв.

Нет, теперь богами были Бурерождённые. Это был Кассий и подобные ему люди, которые либо отвечали на мольбу, либо игнорировали их.

— Ты сказал, что по пути сюда противостоял пурге, но ты сделал это, не имея родства.

Он стиснул её руку, которую до сих пор держал.

— Да.

Она прикусила нижнюю губу, ободрав белую пудру, которая покрывала её кожу. Она спросила:

— Когда-нибудь расскажешь мне об этом? О пурге?

Он склонил голову набок и снова улыбнулся ей, она отвела взгляд. Скромная. Так много кусочков в этой головоломке.

— При одном условии.

— Каком?

Он ожидал, что она будет как большинство дам знатного происхождения при дворе в Локи: сирена с когтями и зубами или напуганная маленькая мышка, которая была создана, чтобы её сожрали в этом мире. Аврора не производила впечатления ни порочной, ни слабой, но она столь осторожно действовала, показывая ему лишь фасад, через который он не мог наверняка выявить, кем она была.

Он должен был знать. Это было его проклятьем; причиной, по которой он жаждал возбуждения бури. Он должен был знать саму суть вещей, должен был понимать их загадки. И стоявшая перед ним девушка ничем не отличалась. По сути, потребность разгадать все её секреты была сильнее, чем он когда-либо ощущал, потому что она будет принадлежать ему. И у него было подозрение, что её завоевание окажется более волнующим, чем любая буря, которую он победил.

Вместо того чтобы озвучить ей своё условие, он выпустил её руку и обвил рукой её тонкую талию. Она попыталась отступить, но её ноги запутались в платье, и она ухватилась за его тунику, чтобы устоять на ногах.

Вот оно. Толика страха в этих глазах. Он мог в этот миг остановиться, но в нём было мало самообладания, когда дело касалось таких вещей. Недостаточно было увидеть лишь признак эмоций на её лице. Он жаждал всех их. Поэтому он ещё немного надавил.

— Может тебе и хватает терпения бороться с этим платьем, но у меня его уже нет. Позволь мне доставить нас наверх этой лестницы, и я обещаю рассказать тебе любую историю, какую пожелаешь услышать.

Она вздёрнула свой мягкий подбородок и сказала:

— Договорились.

Пудра начала истираться на её губах, обличая под ней розовую кожу. Интересно она всюду покраснела под всей этой пудрой? Он провёл пальцами взад-вперёд по её боку, почувствовав жёсткие грани под слоем плотной, разукрашенной ткани.

— Корсет?

Она резко втянула вдох, он понял, что шокировал её. Невинная. Он коллекционировал каждый кусочек её личности, подобно падальщику в джунглях. Он увидел лишь осколок паники, прежде чем она скрыла её и встретилась с ним взглядом.

Храбрая маленькая птичка.

— Так и положено быть.

Прежде чем она могла поменять своё решение или рассудок мог бы сказаться на его собственных действиях, он склонился, обхватил руками её бедра и поднял её. Она была высокой, но хрупкой, и он крепко прижал её к себе, так что её бедра прижались к его груди, а её живот находился вблизи с его лицом. Она ахнула и рукой схватилась за его плечо, а другую руку подняла вверх, чтобы придержать головной убор. Он не мог видеть её лица в этот момент, но он представил, что она возмущена. Он усмехнулся.

— Полагаю, я должен был тебя предупредить.

Он рисковал оскорбить её или стражи, которые следовали за ними, могли донести для её матери. Но всё это меркло перед риском, что его отец мог услышать о деяниях своего сына. Он был ребёнком, тыкающим в рыбу палкой, вместо того, чтобы вертеть ею, как предполагалось. Но, казалось, он не мог удержаться.

С некой степенью неотложности, он начал подниматься по ступенькам. Её тело качнулось в его сторону, её украшенное бусинами платье царапало ему подбородок. Так близко, он чувствовал, как ускорялось её дыхание. Рука на его плече сместилась на грудь, в попытке сделать всё возможное, чтобы прикрыть разрез, который был всего лишь чуть выше линии его прямого взгляда.

Его инстинкты твердили надавить ещё, но на этот раз он сдержал их. Он держал голову опущенной и ускорил свой шаг. Опять же, от движения она качнулась к нему, на этот раз сильнее, без руки на плече в качестве опоры. Он повернул голову в сторону, и она животом прильнула к его щеке буквально на миг, но потом она вновь упёрлась рукой в его плечо, исправив своё положение.