Глава 27

Я всегда помнила о том, что временно находилась в квартире Уолта. Я должна была пробыть здесь несколько дней, а потом меня отвлек «Банкетный натюрморт». На самом деле, это не мой дом. Уолт не приглашал меня жить с ним постоянно. Я не могу оставаться здесь, притворяясь, что все нормально. Я не могу оставаться здесь, обманывая себя, заставляя поверить, что я на самом деле жена Уолта. Боже, я хотела этого. Я хотела быть жизненно важной и незаменимой для него, и это желание размыло границы для меня.

Очевидно, мне пора съезжать.

Несмотря на искушение, я не покидаю квартиру Уолта в ту ночь. Я не набираюсь смелости до следующего дня, когда просыпаюсь и обнаруживаю, что квартира пуста, а на кухне для меня оставлена записка. Уолту пришлось бежать в офис, и он вернется только после обеда, поэтому я начинаю собирать свои вещи. Думаю, что было разумно дать себе ночь, чтобы обдумать свое решение, и в свете нового дня я все еще знаю, что будет лучше, если я съеду до того, как он попросит меня уйти. Одной мысли о том, что мне придется терпеть разговор, в котором он вежливо предлагает мне обзавестись собственной квартирой, достаточно, чтобы мой желудок сжался от беспокойства. Я представляю, как бы все прошло, какие оправдания он бы использовал:

«Думаю, тебе было бы так удобнее».

«Я хочу для тебя самого лучшего».

«У тебя будет больше места для твоего искусства».

Он мог бы обставить это миллионом разных способов, но факт в том, что он хочет, чтобы я убралась с его квартиры — отсюда и упоминание о той единовременной выплате — и последнее, чего я хочу, это злоупотреблять гостеприимством.

К счастью, у меня еще есть немного денег в моих сбережениях. Уолт так и не обналичил чеки, которые я выписала, чтобы покрыть арендную плату и стоимость поврежденного ковра, а это значит, что у меня все еще достаточно денег, чтобы оплатить проживание в отеле на некоторое время, пока я не решу, что делать дальше.

Мне не требуется много времени, чтобы собрать свои вещи. Я оставляю прекрасное платье со сбора средств и все другие вещи, которые я купила, которые были необходимы только для этой новой жизни с Уолтом. Моя старая одежда прекрасно помещается в моем старом чемодане. К сожалению, именно мое искусство будет труднее всего транспортировать. Я могу достаточно легко упаковать свои принадлежности в картонные коробки, но мои холсты для Надежды представляют собой особую проблему.

Я звоню ей и рассказываю о ситуации. Я не вдаюсь в мельчайшие подробности о том, почему я переношу свои работы из квартиры Уолта, просто говорю, что это так. Именно ей пришла в голову идея перенести их в нью-йоркскую штаб-квартиру Штейн Галереи. На самом деле, она находит мне помощь в виде команды из трех парней. Они приходят в квартиру к 10:30 утра, чтобы помочь упаковать мои картины с осторожностью, чтобы они не повредились при транспортировке.

Террелл в вестибюле, когда я спускаюсь с ними, чтобы помочь погрузить мои вещи в кузов их фургона.

— Что это все? — спрашивает он, глядя на плоские деревянные ящики, защищающие каждое из моих полотен.

— Мое искусство. — Я улыбаюсь.

Его брови взлетают вверх.

— Ого! Это круто. Жаль, что я не смог увидеть кое-что из этого до того, как вы упаковали это в коробку.

Позже, после того, как я заканчиваю собирать последние вещи из квартиры Уолта, я беру лист бумаги для принтера из офиса Уолта и делаю набросок Террелла по памяти, добавив небольшую записку с благодарностью для него внизу страницы.

Он уже у двери, когда я ставлю свои чемоданы в вестибюле.

— Отправляетесь в путешествие? — спрашивает он с нежной улыбкой.

— Да, — вру я, беспокоясь, что если я посвящу его в то, что я на самом деле делаю, он может вовлечь Уолта.

— Когда вы вернетесь?

— О, я не уверена. — Я протягиваю ему листок бумаги. — Но это для тебя. За то, что помог загружать те коробки раньше.

Он смотрит на рисунок, который я протягиваю ему, и улыбается от уха до уха.

— Что?! Выглядит точь-в-точь как я! Но как вы это сделали? — он изумленно смеется. — Это безумие.

Он аккуратно складывает его и демонстративно засовывает в передний нагрудный карман форменной куртки. Затем он похлопывает по нему ладонью для сохранности.

— Я оставлю это здесь, при себе, — говорит он, придерживая для меня дверь. — Мне вызвать такси?

Я оглядываю улицу, понимая, что совершенно не представляю, куда иду.

— Нет, все в порядке. Я дойду.

Он кивает и направляется обратно в вестибюль, спеша помочь другому жильцу.

Не имея привязки к определенному району города, я решаю остановиться в бюджетном отеле в Мидтаун-Ист, чтобы в любое удобное для меня время я могла дойти до МоМА пешком.

Мой гостиничный номер находится на десятом этаже, тихий и наполненный затхлым воздухом. Кровать скрипит, когда я сажусь на край, и даже с раздвинутыми шторами естественного света почти нет, так как окно выходит на кирпичное здание по соседству.

Несколько минут, пока я сижу там, я чувствую себя бесцельно. От беспокойства у меня туго сжимается желудок. Я напоминаю себе, что уже бывала здесь раньше, одна в Нью-Йорке, но это не помогает. Я уже скучаю по Уолту.

Я занимаю себя тем, что сосредотачиваюсь на последней картине, которую мне нужно закончить для моей коллекции. Трудно создать рабочую студию в отеле, особенно учитывая, что мне пришлось оставить свой мольберт у Уолта. Я подтаскиваю маленький столик к окну и набрасываю на него полотенце, чтобы он не запачкался.

Я расстегиваю молнию на своем чемодане, набитом художественными принадлежностями, и начинаю раскладывать нужные мне предметы, занимая свой мозг повседневными делами в надежде, что он перестанет возвращаться к мыслям об Уолте.

После обеда он звонит.

Я смотрю на его имя на экране моего телефона, и мое сердце колотится от предвкушения и страха. Мои пальцы покрыты пастельной пылью. Я не смогла бы ответить на него, даже если бы захотела.

Я смотрю на свой телефон, пока он не перестает звонить, а затем экран становится черным. Ни голосовой почты, ни текстовых сообщений. Я почти могу убедить себя, что он вообще никогда не звонил.

Позже, когда я ем салат из супермаркета дальше по улице и просматриваю плохие фильмы по телевизору, мне звонит Надежда.

— Привет. Хорошие новости: твои работы прибыли в галерею в целости и сохранности. Я открыла несколько ящиков, чтобы все осмотреть, и... Элизабет, все хорошо. Лучше, чем я думала, хотя пусть это тебя не обижает.

Мое сердце трепещет в груди, пробуждаясь к жизни.

— Что это значит? Ты действительно покажешь их в парижской галерее?

— Безусловно. Я вылетаю завтра, и как только я встречусь с командой, я сообщу тебе конкретные сроки, когда, по моему мнению, мы проведем сбор. Есть небольшой шанс, что это произойдет скорее раньше, чем позже. Это может показаться безумием, но, по слухам, художница, которую мы должны были показать через две недели, переживает экзистенциальный кризис. Она хочет сохранить свою работу и пересмотреть размер комиссионных с галереей. Ее адвокаты... — она стонет, по-видимому, измученная. — Хорошо, извини. Я могла бы болтать об этом вечно, но я не хочу тратить твое время впустую. Просто придерживайся гибкого графика, пока я не сообщу тебе новости.

— Безусловно. Я могу это сделать

— Хорошо. Держи свой телефон при себе в течение следующих нескольких дней, и я буду на связи. Нам предстоит проделать тонну работы, если ты собираешься появиться через две недели. Кроме того, обрати внимание на электронное письмо с официальным контрактом Штейн. Попроси адвоката просмотреть его и отошли мне обратно, когда сможешь, но, пожалуйста, не затягивай с этим.

Это все безумие.

Я вешаю трубку и смотрю на свой телефон, пытаясь решить, не выдумала ли я весь этот разговор у себя в голове. Мне так отчаянно нужно было услышать немного хороших новостей после последних двадцати четырех часов, что часть меня не верит, что это реально. Я проверяю журнал звонков и вижу имя Надежды, затем сдерживаю улыбку, когда на моем телефоне появляется входящее электронное письмо. Это от нее, и она приложила контракт, о котором только что упомянула. Она также приложила PDF-файл из галереи, в котором содержится подробная информация о том, как они будут каталогизировать и оценивать мою коллекцию.

Я немедленно достаю свой ноутбук из чемодана и устраиваюсь на гостиничной кровати. Я открываю Google и начинаю искать юриста, который специализируется на продаже и приобретении произведений искусства.

У меня открыта дюжина интернет-вкладок, каждая из которых ведет на веб-сайты разных фирм. Я уже общалась с адвокатом одной из них, молодой чернокожей женщиной, которая готова работать с моим сложным графиком. Она пообещала, что сможет просмотреть мой контракт сегодня вечером и вернуть его мне с любыми предложенными изменениями к завтрашнему утру.

Я так сосредоточена на электронном письме, которое пишу ей, что выпрыгиваю из своей кожи, когда звонит мой телефон.

Это Уолт.

Снова.

На этот раз я знаю, что должна ответить. Я не могу продолжать игнорировать его звонки. Более того, я не хочу игнорировать его звонки.

Я тянусь к телефону и быстро провожу пальцем по экрану, прежде чем успеваю отступить. Звонок соединяется, и мой желудок сжимается.

— Уолт?

Я слышу, как он вздыхает на том конце, как будто он рад, что наконец-то дозвонился до меня. Затем, так же быстро, он говорит тоном, полным негодования.

— Элизабет. Иисус. Где ты?

— Я...

Где? Где я нахожусь? Я не могу заставить себя произнести слово — отель, и это к лучшему, потому что Уолт уже задает другой вопрос.

— Ты сегодня съехала с квартиры?

Я делаю глубокий вдох, прежде чем спокойно ответить.

— Да.

— Почему? Я не... Я просто в замешательстве. Ты все еще в Нью-Йорке? Что-то случилось? С твоими родителями все в порядке?