Со стоном я опускаюсь на ступеньки и провожу ладонями по лицу. Между поцелуем со Спенсером, тенью в дверном проёме на Хэллоуин и горой школьных заданий, которые я не успеваю выполнить, я чувствую, что у меня может случиться нервный срыв.

С каких это пор жизнь стала такой чертовски тяжёлой?

Песок, солнце и прибой. Раньше это было моим девизом. Теперь это… секреты, противостояния и сироп. Да, сироп. После того, как я на днях бросила Кулинарный клуб без муки, Студенческий совет выследил меня, и близнецы держали меня неподвижно, пока Рейнджер поливал мои волосы кленовым сиропом.

— Я ненавижу свою жизнь, — стону я, обхватывая голову руками и утыкаясь лбом в колени.

— Почему это? — весело спрашивает чей-то голос, и я поднимаю голову, чтобы увидеть стоящего передо мной Черча Монтегю. Он улыбается, и улыбка озаряет всё его лицо. Всё, кроме его глаз. Даже его кожа вокруг глаз покрывается морщинками, но взгляд… остаётся ледяным.

— Тебе не понять, — ворчу я, бросая взгляд на лес справа от меня. Лес густой, тёмный и дикий, и вдалеке я снова слышу уханье совы. Они здесь повсюду — некоторые виды называются короткоухими совами — но я ненавижу их, потому что они придают зловещий оттенок каждому мгновению.

Придурки.

— Так ли это? — спрашивает Черч, засовывая одну руку в карман своих слаксов. — Потому что твой отец позвал меня сюда, чтобы я мог предложить услуги в качестве твоего наставника. — Я фыркаю и качаю головой. Что за нелепая идея. В аду нет ни малейшего шанса, что я позволю Черчу обучать меня. Он бы давал мне неправильные ответы просто для того, чтобы заморочить мне голову.

— Почему бы тебе просто не избить меня вместо этого? — возражаю я, вставая и отходя от него к машине. Я каким-то образом испачкала накрахмаленную белую рубашку, которая идёт к моей униформе, и Студенческий совет ищет любой предлог, чтобы наказать меня задержанием. У меня есть ещё одна форма, нераспечатанная, в багажнике.

Открывая входную дверь, я наклоняюсь и тяну за рычаг, чтобы открыть её. Черч смотрит на меня так, словно я археолог на долбаных раскопках, как будто он никогда не видел такого древнего образца технологии.

— Да, это не Бимер, я знаю, облом. — Я направляюсь к багажнику, а затем останавливаюсь, когда чувствую движение позади себя. Обернувшись, я обнаруживаю, что Черч слишком близко от меня. Он больше не улыбается.

Он запихивает меня в багажник и делает шаг вперёд, хватая меня пальцами за подбородок с такой силой, что мне становится больно.

— Я предупреждал тебя, чтобы ты прекратил копать о сестре Рейнджера, — произносит он холодным, ровным и будничным голосом. Это так не сочетается с его золотисто-каштановыми волосами и радужками медового цвета. Но его взгляд… Нет, эта темнота прекрасно сочетается с его чёрной, разбитой душой.

— Отпусти меня, — рычу я, но Черч только сжимает сильнее, и у меня вырывается тихий стон. В этом звуке есть что-то такое, что заставляет его остановиться, и его хватка ослабевает ровно настолько, чтобы я смогла отвернуть голову. Но когда я пытаюсь вылезти из багажника, Черч запихивает меня обратно, вталкивает мои ноги следом и закрывает за мной крышку. — Эй! — кричу я, начиная чувствовать небольшой прилив паники. Если папа уже удалился на ночь в свою комнату, то может и не услышать меня здесь. Я могла бы просидеть в ловушке всю ночь. — Черч!

Я слышу, как его шаги удаляются по тропинке, прежде чем он останавливается, и меня охватывает небольшая волна облегчения. Он возвращается в моём направлении, и я готовлюсь к тому, что багажник откроется. Вместо этого слова звучат так, как будто Черч наклоняется и прижимает свой рот к замку.

— Приятных снов, Чак. И помни: это твой последний шанс. Если ты продолжишь выкапывать старые скелеты, тебя могут просто спихнуть в могилу вместе с ними.

А потом Черч уходит, и я остаюсь кричать до хрипоты в багажнике отцовской машины.

В конце концов, я сдаюсь и засыпаю. Папа встанет рано, и тогда я снова смогу начать кричать. Сейчас в этом нет никакого смысла. Ну, и как идиотка, я оставила телефон на кухонном островке. Огромная куча пользы, как обычно.

Одному богу известно, как долго я слушаю сов, и наконец засыпаю. Когда просыпаюсь позже, дрожа как сумасшедшая, я обнаруживаю, что багажник открыт, и лунный свет проникает внутрь и ложится на мою кожу серебряными лучами.

Глупо моргая, я сажусь и тру глаза. Черч, должно быть, вернулся, чтобы выпустить меня. Может быть, даже он понял, насколько глупо было оставлять меня в багажнике машины?

— Придурок, — бормочу я, вылезая из багажника и зевая, когда вытягиваю руки над головой. Я понятия не имею, который час, но на улице очень холодно, и с тёмно-синего неба падают крошечные белые снежинки.

Мои ноги хрустят по обледенелой гальке, когда я поднимаюсь к входной двери.

Она заперта.

Серьёзно?

— Блядь, — ругаюсь я, снова проводя руками по лицу. Мне нужен мой телефон, но неважно. Я проверю заднюю дверь, и, если она заперта, я просто вернусь в общежитие.

Я начинаю обходить дом сбоку, когда слышу, как что-то шуршит в лесу футах в пятидесяти (прим. — примерно 15м) от того места, где я стою. Моё сердце начинает бешено колотиться, но я говорю себе, что это просто олень, или енот, или, может быть, ещё одна глупая сова.

Я заставляю себя продолжать идти, притворяясь, что я не слабачка и что у меня не трясутся руки. Они абсолютно трясутся.

«Просто будь спокойна, Шарлотта. Будь спокойна».

Я хватаюсь за ручку задней двери и обнаруживаю, что она тоже заперта. По какой-то причине мне не кажется, что было бы хорошей идеей колотить в дверь и будить моего отца. Даже если бы я рассказала ему, что Черч сделал со мной, он, вероятно, не поверил бы этому. Нет, так или иначе, у меня, вероятно, в конечном итоге были бы неприятности из-за этого.

Когда я оборачиваюсь, в тени на опушке леса стоит мужчина. На нём тёмная толстовка с капюшоном, и я не вижу никаких опознавательных знаков. Но, чёрт возьми, он всё равно чертовски жуткий.

— Чего ты хочешь? — огрызаюсь я, мой голос эхом разносится по пустой лужайке между нами. Скрестив руки на груди, я говорю себе, что выгляжу крутым парнем… даже со своими распущенными светлыми волосами и очками. Верно. — Потому что я начинаю уставать от того, что ты подкрадываешься ко мне.

Мужчина стоит там долгое мгновение, а затем я вижу серебристую вспышку рядом с ним. Кажется… нож?

У меня перехватывает дыхание, и я чувствую, как в моей груди зарождается крик. Теперь у меня есть выбор: стоять на своём, кричать и колотить в дверь в надежде, что мой отец проснётся и спустится сюда вовремя… или убежать.

Но Арчи Карсон крепко спит, и иногда он включает свой шумоподавитель, и… Я срываюсь с места, направляясь к общежитию для парней, и эта открытая пожарная дверь, о которой я только молюсь, всё ещё открыта.

Я слышу топот ног позади себя, прерывистое дыхание кого-то, кто бежит со всех ног. Пальцы касаются задней части моего блейзера, и я выскальзываю из него, не задерживаясь ни на секунду. Слава богу, у меня была расстегнута передняя пуговица.

Выбегаю из-за поворота, с одной стороны которого находится главное здание, а прямо передо мной — общежитие для парней, я поскальзываюсь на гравии, и мужчина падает прямо на меня. Я приседаю, моё колено пульсирует от боли из-за того, что я так сильно ударилась о тропинку, и тень извращенца пролетает у меня над головой, чтобы приземлиться на спину в траву.

Это мой шанс.

Я встаю и пинаю руку с ножом так сильно, как только могу, выбивая его. У меня недостаточно времени, чтобы наклониться и схватить его, потому что мужчина пытается схватить меня за лодыжки, поэтому я просто срываюсь с места, бегу так быстро, что кажется, будто моё сердце вот-вот выскочит из груди.

Я более осторожна, когда делаю второй поворот, слегка буксую, но удерживаюсь на ногах. Когда оглядываюсь через плечо, то никого не вижу.

К сожалению, я так занята тем, что оглядываюсь назад, что не смотрю вперёд.

Я резко поворачиваю голову как раз вовремя, чтобы увидеть, как сапфировые глаза Рейнджера расширяются от удивления. Мы сталкиваемся с парой двойных хрипов, падая на землю, а я оказываюсь сверху. Мои руки сжаты в кулаки на его ночной пижаме, а наши рты… тревожно близки.

Он выдыхает, и я чувствую вкус мятной зубной пасты в его дыхании, вижу удивление в его глазах, когда мы привыкаем к ощущению моего тела, прижимающегося к его. У него длинные тёмные ресницы, которые становятся ещё более заметными в серебристом лунном свете. Когда мы дышим, наши грудные клетки поднимаются и опускаются в тандеме друг с другом.

Это похоже на один из тех идеальных моментов в кино, когда герой и героиня случайно целуются…

— Ч-что за хрень? — Рейнджер сплёвывает, а затем бесцеремонно отпихивает меня от себя. О, верно. Он думает, что я чувак. И он натурал. Который ненавидит меня. — Ах, чёрт, у меня идёт кровь, — ворчит он, протягивая руку, чтобы стереть немного крови с нижней губы.

— Прости, — стону я, перекатываясь на бок и садясь. Я смотрю в направлении тропинки, но нет никаких признаков человека-тени с ножом.

«Ты только что слышал себя, Чак?! Ты сказал, человек-тень… с долбаным ножом?! Вроде как большое дело».

Я всё ещё тяжело дышу, моё сердце бешено колотится, когда я вглядываюсь в темноту в поисках своего собственного, персонального бугимена.

От него нет и следа.

Я вздыхаю с облегчением.

— Ты, блядь, с ума сошёл? — огрызается Рейнджер, хватая с земли брошенную сигарету и закуривая. Он не смотрит на меня, когда затягивается. — Какого чёрта ты шляешься по кампусу в два часа ночи?

— Сейчас два? — спрашиваю я, а затем чувствую, как мои челюсти сжимаются от гнева. Неудивительно, что у меня так сильно болит шея. Я не просто только что столкнулась лоб в лоб, но и была заперта в этом дурацком багажнике примерно пять долбаных часов.