Глава 2

— Это волнующий день для тебя, дорогая, — сказала мама, когда мы ехали по длинной извилистой дороге к Академии.

По крайней мере, я была взволнована. Мне не терпелось убраться подальше от них двоих и всей их неправильности.

Каждое утро я просыпалась в красивой, роскошной спальне, наполненной дорогими вещами. Каждое утро мне приходилось заново вспоминать, кто я.

Это было изнурительно, и врачи думали, что я, возможно, никогда больше не стану здоровой. Эта мысль привела меня в ужас. Я не знала, чего больше боялась — потерять свою тайную бунтарскую сторону или превратиться в скучную девушку-робота, которой, казалось, была.

Что было хуже — потерять то, что у меня когда-то было, или обрести то, чем я когда-то была?

— Очень волнующий, — ответила я и сложила руки на коленях. На мне были белые шелковые перчатки, которые были невероятно мягкими. Мама настояла на них, а у меня не было сил спорить.

Я думала, они чертовски глупы.

Конечно, я считала, что большинство вещей, которых они ожидали от меня, были чертовски глупыми, но, очевидно, я была из тех девушек, которые не возражали.

Возможно, авария перевернула мой мозг и разрушила идеальную девушку, которой я когда-то была. Мать и папа были бы так разочарованы, если бы узнали о непокорности, которая глубоко укоренилась в моем сердце.

— Ты снова увидишь Александра, — сказал отец. — Я знаю, что он много раз хотел навестить тебя после аварии, но мы не могли позволить ему волновать тебя. Я очень надеюсь, что ты понимаешь.

Я не знала, кто такой Александр. Они говорили о нем несколько раз за последнюю неделю, пока я была дома, но в тот единственный раз, когда я спросила о нем, они оба были крайне обеспокоены моей потерей памяти. После этого каждый раз, когда я совершала в чем-то большую ошибку, я слышала, как они шепотом переговаривались по своим телефонам с доктором Норрисом.

И последнее, чего я хотела — это снова увидеть Норриса. Я не выдерживала его властные требования, то, как он давил на меня и смотрел на меня так, словно я была куском мяса, предназначенным для его употребления.

Одной из худших вещей в моей жизни была ложь, чтобы скрыть пробелы в моей голове, необходимость скрывать все это от моих родителей. Они были суровыми людьми и возлагали большие надежды.

Дочь с протекающим краном вместо мозга не вписывалась в их идеально выстроенный мир.

— Я понимаю, — тихо ответила я.

— Конечно, она понимает, — сказала мама, и ее улыбка обнажила зубы. — Она знает, что мы думаем только о том, что для нее лучше.

Я сидела на заднем сиденье внедорожника отца, выполненного на заказ от Bentley. Сиденья были обтянуты дорогой черной кожей, и я утонула в них. Они баюкали мое тело почти любовно, лаская меня, притягивая к себе. Я закрыла глаза, и передо мной вспыхнула тьма, и тяжесть одолела меня, гравитационное притяжение потянуло меня вниз.

— Уиллоу, ты меня слышала?

Голос матери прорезал темноту, и мои веки резко открылись.

— Извините. Я думала о встрече с Александром, — ответила я.

— Что я пропустила?

— Я спросила, собираешься ли ты начать свои уроки игры на скрипке на этой неделе или подождёшь до следующей недели? — Мама повторила свои слова.

Я не играла на скрипке. Я знала, как драться. Но как, черт возьми, мне сказать ей об этом?

— На следующей неделе, — сказала я и посмотрела в окно на проплывающий мимо пейзаж. Мы выехали из города по меньшей мере час назад, и чем дальше мы ехали, тем более отдаленной становилась сельская местность. — Мы почти на месте?

Мама кивнула, снова улыбнулась и продолжала смотреть на меня своим тревожным взглядом. Изучая меня, словно ищет трещину в моей броне. Скол в краске. Какой-то изъян, оставшийся после аварии.

Я не могла позволить ей увидеть это. Я не могла дать ей понять, что не имею ни малейшего гребаного представления о том, что происходит и кто я. Или почему я все время ожидала увидеть в зеркале короткие розовые волосы и почувствовать под своей плотью сильное, атлетическое тело.

Вскоре равнинная деревенская местность превратилась в извилистую горную дорогу, обсаженную с обеих сторон высокими соснами. Дорога становилась все более отдаленной и поднималась в более крутые горные леса, пока я больше не могла оглядываться назад и видеть равнины.

Примерно через час я, наконец, увидела красивую деревянную вывеску с надписью «Академия Кримсон, десять миль» и поняла, что мы почти на месте. Родители оставят меня здесь, и я наконец-то смогу потратить время на то, чтобы понять, кто я.

Территория академии стала явной, когда я увидела высокий кирпичный забор, прорезающий лес. Широкие черные металлические ворота с угрожающими шипами на каждой вершине и большой красной буквой «С» по обе стороны, обвитые вьющимися металлическими лозами и листьями.

Атмосфера зменилось в тот момент, когда мы пересекли его, и дикая местность уступила место ухоженным живым изгородям, кустарникам и широким ухоженным лужайкам.

За последним поворотом показался сам колледж. Место, где я начинала свой второй курс обучения и которое я уже называла домом до несчастного случая.

Я подавила вздох, когда увидела его в первый раз. Или как в первый раз. Это было прекрасно. Главное здание было высоким, с башенками, увенчанными остроконечными черными крышами.

Остальные здания были построены из белого кирпича и выглядели историческими, придавая всему зданию вид готического собора с элементами средневекового замка.

— Вот мы и на месте, — объявил отец, когда мы подъехали к главному зданию. Он остановился и припарковался, а когда мы вышли, бросил свои ключи ожидавшему нас консьержу. — Багаж отправляется в седьмую комнату, в верхнем люксе башни Грача, — сказал он мужчине.

Мужчина кивнул, приподнял свою черную коническую шляпу и забрался в нашу машину. Он уехал, а я с благоговением смотрела на великолепное здание передо мной.

— Почему бы нам не устроить тебя? — предположила мать. — Мы можем узнать, находится ли Виктория снова на твоем этаже. Тебе пойдет на пользу постоянство.

Я не знала, кого она имела в виду под Викторией, поэтому просто согласилась и оставила все как есть.

Мы молча шли к общежитию, и я позволила им вести меня. Мы пересекли территорию кампуса, окруженную высокими, внушительными зданиями, и я услышала вокруг себя взволнованные голоса людей.

Друзья встречаются после летней разлуки, новые ученики знакомятся со своими совершенно новыми соседями по комнате, а школьный персонал дружелюбно беседует с теми немногими родителями, которые потрудились лично отвезти своих детей.

Я не узнавала ни одного из них, даже когда они поздоровались со мной, и я помахала им рукой, избегая любых реальных разговоров, которые могли бы выдать мое незнание. Я не могла проговориться об этом в присутствии своих родителей.

Похоже, перед башней Грача собралась целая толпа, — сказала мама, когда мы поднимались по извилистой мощеной дорожке к красивому зданию с единственной высокой башеней с левой стороны.

— Они все ждут нашу Уиллоу? — спросил отец, и чем ближе мы подходили, тем более вероятным это казалось.

Всего было пять девушек, все в одинаковых коротких юбках в клетку и белых блузках с вышитым на груди гербом академии. Каждая из них была блондинкой, и у всех у них были короткие волосы, за исключением одной высокой, великолепной девушки посередине.

Она была похожа на кого-то, кого я знала. Не лично, но у меня сложилось отчетливое впечатление, что она была знаменита. Видела ли я ее в кино?

Наполовину сформировавшийся момент узнавания пробился за пределы моих мыслей, подразнил меня и исчез. Я не смогла его уловить. Я не могла точно определить, кто она.

— Уилл-о! — она выкрикнула мое имя и прыгнула, прежде чем подбежать ко мне.

— О боже, я умирала от желания увидеть тебя!

Она обхватила меня руками и притянула к себе в кружащиеся объятия, пока мы вместе кружили перед другими тихими девушками.

— А вот и она, Виктория. Как мило с твоей стороны поприветствовать нас, — сказала мама. — Будете ли вы жить на одном этаже в этом году?

И это все, что было. Должно быть, я ошибочно восприняла ползучее ощущение, что она была знаменита тем, что я была знакома с ней как с моей подругой и соседкой по комнате. Я была разочарована, но не знала почему.

— Да, будем, — сказала Виктория, отпуская меня. Она резко обернулась, прежде чем я успела что-либо сказать, и указала на девушку, держащую в руках старомодный фотоаппарат. — Ты засняла? Хорошо, распечатай и как можно скорее размести на моей социальной стене в Грач-холле. Я хочу, чтобы все знали, что я первой поприветствовала Уиллоу после несчастного случая.

Девушка глубокомысленно кивнула и, прижимая фотоаппарат к груди, поспешила выполнять указания Виктории.

— Теперь вы можете оставить ее со мной, — сказала Виктория моим родителям. — Мы прекрасно о ней позаботимся, не так ли?

— Не забудь принимать таблетки, — сказала мама, схватив меня за плечи и пристально глядя мне в глаза. — Они предотвратят отек мозга. Если ты забудешь, у тебя могут начаться головные боли. Или, что еще хуже, ты можешь довести себя до инсульта. Ты понимаешь?

Я утвердительно кивнула.

— Доктор запрограммировал сигнал в твоей комнате, чтобы напоминать тебе, а бутылочка с таблетками находится в твоей сумочке. Остальные в твоих сумках, новые будут доставляться в твою комнату каждый месяц. Если тебе понадобится что-нибудь еще, главная исследовательская клиника находится в кампусе.

— Я прослежу, чтобы она принимала всё необходимое, — заверила их Виктория. — Я бы не хотела, чтобы она потеряла сознание и умерла на моих глазах.

Она взяла меня под руку и одарила моих родителей солнечной улыбкой. Они кивнули, крепко обняли меня и ушли.

Я внезапно оказалась наедине с девушками, которые знали меня, но я понятия не имела, кто они. Я погладила сумочку от Vuitton, висевшую у меня на груди, словно успокаивая себя.