Глава 10

Он снова поцеловал меня, прижался ко мне своим твердым членом через нашу одежду и, наконец, с отвращением оттолкнул меня.

— Тебе нужны таблетки, милый воробушек. Где они? — спросил он.

Я оцепенела от шока из-за того, как он обращался со мной и как внутри меня зажегся какой-то глубокий огонь. Я не хотела этого признавать, но что-то глубоко внутри откликнулось на жестокую красоту Александра и тот факт, что он облегчил мне задачу. Я принадлежала ему, поэтому ожидалось, что я подчинюсь его воле.

— На столе, — пробормотала я, не в силах обрести дар речи. Он провел ладонью по моей руке и позволил своим пальцам коснуться моих, как будто ему не хотелось отпускать меня. А потом он подошел к моему столу в углу и взял самый большой пузырек с таблетками.

— Это то, что тебе нужно, когда ты чувствуешь беспокойство? — спросил он, читая этикетку. — Я не особо разбираюсь в них. Тебе придется поискать их в своей программе, если тебе нужен определенный тип.

— Я знаю их всех, — сказала я. — Твой отец был довольно щедр со своими врачами, и они изучили все.

Я подошла, встала рядом с ним, взяла самый маленький пузырек с таблетками и открыла крышку. Это была крошечная синяя таблетка, которую я рассасывала под языком для немедленного облегчения, но она также вызывала сонливость. Я пропущу ужин, если приму её, а я не хотела пропускать ужин. Дело было не в том, что я очень хотела еду в столовой. Это из-за компании. Это был единственный раз, когда мы все были вместе в одно и то же время и достаточно близко, чтобы я могла наслаждаться вниманием тех, кто мне нравился и кого я любила.

— В чем дело? — спросил Александр, наблюдая за мной своими ястребиными глазами. Когда он был рядом, я всегда была под наблюдением. Его отец был таким же. Наблюдал, осуждал, придирался.

— Они вызывают у меня сонливость, — сказала я. — Я хотела спуститься поужинать перед сном.

— Тебе больше нужен покой, чем еда, — ответил он и поставил большую бутылку на стол. — Ты можешь пропустить один или два приема пищи, но тебе нужно заботиться о своем психическом здоровье. Ты сама не своя, Уиллоу, и это начинает беспокоить всех нас.

— Я чувствую себя прекрасно, — ответила я и покатала синюю таблетку между пальцами. — Я чувствую себя более чем прекрасно. Чувствую, что наконец-то знаю, кто я. У меня появляется представление о том, чего я хочу.

— Ты хочешь того, что тебе говорят, — сказал он, насмешливо скривив губы. — Твоя задача состоит в том, чтобы научиться служить. Это то, чему учат всех Высших женщин. Ты это знаешь. Ты знала это всю свою жизнь. Так что тебе не нужно беспокоиться о том, чего ты хочешь, потому что я скажу тебе, чего ты хочешь.

— И прямо сейчас ты хочешь принять свою таблетку, как хороший маленький воробушек.

— Я не хочу, — сказала я с вновь обретенной решимостью. — Я правда не хочу.

Мне это показалось грубым, этот вызов, возникший из ниоткуда. Я открутила крышечку на маленьком флакончике и положила таблетку обратно внутрь. Я уже снова закрывала ее, когда рука Александра выскользнула и взяла меня за запястье.

— Не клади обратно, — предупредил он. — Прими таблетку, ложись спать и снова проснись хорошей девочкой.

— Я никогда не была хорошей девочкой, прорычала я и попыталась отстраниться от него. — Но именно поэтому ты причинил мне боль раньше, не так ли? Вот почему ты пытался…

Я собиралась сказать «убить меня», но даже в моем бунтарском состоянии я знала, что это зайдет слишком далеко.

— Я пытался что? — потребовал он ответа и отдернул мою руку назад. Я боролась с ним, и пузырек с таблетками опрокинулся, крышка отвалилась, и маленькие синие пилюли рассыпались по деревянному полу. — Посмотри, что ты наделал! Ты должен извиниться передо мной!

Его гнев вспыхнул, и я увидела, как с него сползла маска. Жестокость, которая выводила меня из себя и выворачивала мой желудок, была на поверхности, и мне стало дурно, когда я посмотрела на него.

— Ты сделал это!

Я закричала, и что-то перевернулось внутри меня. Щелкнул выключатель, или открылась задвижка, или опрокинулась коробка. Я не могла точно понять, что это, но какая-то часть меня высвободилась, и я сорвалась. — Ты должен извиниться!

Я сжала кулак другой руки и ударила его снизу в подбородок. Его зубы сомкнулись и застучали, и когда он застонал от боли, я подняла ногу, размахнулся и пнула его выше колена по задней поверхности икры.

Он наклонился вперед и упал на колени.

Я снова ударила его, и он наконец отпустил мое запястье. Я еще дважды ударила его кулаком по голове, пока мне не пришлось сделать шаг назад и сдержать свою внезапную жгучую ярость.

Это больше походило на меня. Вот кем я была, а не подавленной и робкой будущей домохозяйкой, которую все продолжали ожидать. Я была боевой. Я чувствовала это по мозолям на костяшках пальцев и по тому, как подпрыгивала на носках. Я хотела драться, потому что у меня это хорошо получалось.

Я видела, как он закрыл лицо руками, и услышала, как он застонал.

— Какого хрена? Зачем ты это сделала?

— Я не знаю, — ответила я. — Наверное, мне не нравится, когда мне все время говорят, что делать.

Он медленно встал и покачал головой, словно желая избавиться от боли, которую я ему причинила. Он потер челюсть и размял ее взад-вперед, открыл рот в беззвучном зевке и выпрямился.

— Серьезно, Уиллоу, что, черт возьми, на тебя нашло? — сказал он, глядя на меня сверху вниз с чистым, неподдельным гневом. — Прими свои гребаные лекарства, пока окончательно не сошла с ума.

— Ты не можешь заставить меня, — сказала я, неповиновение все еще кипело в моем сердце. — Я не хочу, и ты не сможешь меня заставить.

Он глубоко вздохнул, размял руки и внезапно подался вперед и обнял меня. Я изо всех сил пыталась бороться с ним, вернуть себе свободу, но он был слишком силен. Он крепко держал меня, и пока я извивалась, мне каким-то образом удалось развернуться, так что он обхватил меня сзади.

Воздух медленно выходил из моей груди, и я почувствовала, как в глазах темнеет.

— Ты примешь таблетку, как хорошая маленькая невеста, — прорычал он мне на ухо. — Хорошая и достойная будущая Высшая жена. Если ты хочешь остаться помолвленной с Ремингтоном, ты подчинишься всему, что я тебе скажу. Ты понимаешь?

Ярость захлестнула меня, как выброс адреналина. Я не могла дышать и собиралась упасть в обморок, если он меня не отпустит, но я едва могла ответить. Я не хотела уступать его требованиям.

— Ты понимаешь? — повторил он, и одна рука скользнула вниз по моей груди и забралась под мою белую блузку. Я ахнула, почувствовав его пальцы на своей плоти. Это было ужасно и в то же время приятно. Я хотела стряхнуть его с себя, но не могла контролировать свою реакцию.

Прижав одну руку к груди, я смогла набрать немного воздуха в легкие, и тьма на краях поля зрения рассеялась. Однако я не хотела ему отвечать. Я ненавидела его, и я ненавидела то, что он заставлял меня чувствовать. Как будто я хотела выгнуть спину и прижаться задницей к его твердому члену. Я все еще чувствовала, как он впивается в мою задницу, когда он держал меня там.

— Просто, блядь, уступи, — снова прорычал он. — Прекрати это. Ты ведешь себя как сумасшедшая. Я хочу вернуть свою Уиллоу, милого маленького воробышка, которая была податливой и делала то, что ей говорили.

— Ты никогда не вернешь ее обратно, — прошипела я, и он поднял руку выше, обхватив мою грудь, пока я боролась с желанием отдаться ему.

Он покрутил мой сосок между большим и указательным пальцами, и мне захотелось застонать, но я этого не сделала. Я бы не позволила своему телу отреагировать на его нападение.

— Верну, — проворчал он и сжал мой сосок. Боль пронзила мою голову и вырвалась из груди, распространилась по всему телу и крепко обхватила мое сердце. Он продолжал сжимать и крутить, пока я не почувствовала, что он вот-вот полностью оторвет мой сосок. — Ты заново научишься повиноваться. Ты узнаешь свое место. Я буду тренировать тебя заново, если понадобится:

И с этими словами он отпустил меня, развернул и уставился на меня сверху вниз. — И я буду наслаждаться каждой гребаной минутой этого, маленький воробушек.

Он схватил мои волосы в кулак и удержал меня на месте, прижимая мои губы к своим. Другой рукой он взял мою и прижал ее к своему твердому как камень члену. Я чувствовала пульсацию на его массивном члене, и мне было ненавистно то, что я хотела это почувствовать.

Я так сильно его ненавидела. Он олицетворял этот причудливый мир контроля и доминирования, в котором я едва выживала, и он представлял кого-то, кого я боялась. Я тосковала по Рому или Люку, двум мужчинам, которых казалось, знаю. Которых, казалось, любила.

Мой жених был мне незнакомцем, и все же, когда он навязывался мне, он раскрывал скрытые желания, которые работали против меня.

Поэтому, из-за Александра Ремингтона, я возненавидела эту часть себя.

Предательскую часть, которой нравилось, как он заставлял гладить его стояк.

Которая жаждала того, как он причинял боль и заставлял плакать. Обещание жестокости, которая причинила бы столько боли, что превратилась бы в сладкое, мучительное удовольствие.

Мне все это было ненавистно, поэтому я взяла его губу зубами, прикусила и снова стала бороться с ним.

— Черт, — выругался он, когда я укусила его, и он отстранился, продолжая сжимать в кулаке мои волосы, чтобы я не смогла вырваться. Он поднял другую руку и вытер пятно крови. Я все еще ощущала его вкус во рту, металлический и острый.

— Иногда ты бываешь противной маленькой сучкой. Я не знаю, что произошло во время аварии, но это нехорошо для тебя, Уиллоу. Это навлечет на тебя неприятности.

— Это не из-за аварии. Я всегда была такой, — вызывающе ответила я.

— Моя Уиллоу — нет, — сказал он и внимательно осмотрел мое лицо, словно ища частички моего прежнего «я». — Она никогда бы так не ослушалась. Она знала, что произойдет.