Эшелон нёсся под уклон всё быстрее и быстрее, и если Коля не сможет сейчас убавить его скорость, притормозить, то вон на том повороте паровоз и вагоны начнут сходить с рельсов, переворачиваться, полетят под откос, и погибнет вся его бригада.

"Всё про-пало... всё про-пало... всё пропало..." - выстукивали колёса. Но только одну секунду Коля был растерян, в следующую - он бросился вперёд, рванул тормоз и повис на том самом рычаге.

Паровозные колёса остановились и даже завертелись назад, залязгали буфера, зашипели тормоза вдоль всего эшелона, вагоны покатились медленнее, медленнее и... остановились совсем.

Эшелон с людьми не доехал до опасного поворота совсем немного.

Стало так тихо, что Коля услышал, как где-то из паровоза капает вода.

Потом раздались голоса, топот сапог, и к паровозу прибежали дежурный по эшелону с несколькими караульными. Они заглянули в кабину и сначала никого там не увидели. Потом услышали чьё-то всхлипывание - в тёмном углу плакал Николай Яковлевич, плакал тихонько, как маленький.

А через несколько минут на паровоз поднялся генерал. Ему уже успели рассказать обо всём, но он сделал вид, будто не заметил, что солдат плакал.

- Жарковато тут! - Он протянул Коле свой носовой платок. - Утрись, гвардеец, вспотел. - И обнял Колю: - Спасибо тебе, сынок!

Ну а потом... потом генерал приказал:

- Наградить младшего сержанта Исаева медалью "За отвагу"!

Глава десятая

Кем стать?

В детстве Николай Яковлевич мечтал поскорее вырасти и стать паромщиком на пароме.

Паром - это такой большой плот из толстых брёвен, на котором через реку с берега на берег могли переплыть сразу два грузовика, четыре лошади с телегами и человек двадцать народу.

Этот паром уже давно бы уплыл вниз, по реке вместе со своим грузом, но его крепко удерживал толстый стальной канат, протянутый через реку.

Сзади на корме парома ворочалось огромное весло-руль. Повернёшь его вправо - и быстрое течение несёт паром к правому берегу, Повернёшь весло-руль влево - и сама река тащит паром к левому берегу.

Маленький Коля любил смотреть, как этим веслом управляет могучий Наум - их паромщик. Всё у него было могучее: и длинные ручищи с огромными мозолистыми ладонями, и жилистая, загорелая шея, и голос, сильный и хриплый, как пароходный гудок.

Когда паромщик Наум здоровался с Колей за руку, тому казалось, что он пожимает лошадиное копыто - такая жёсткая ладонь была у Наума.

Паромщик раза два позволил Николаю Яковлевичу подержаться за весло-руль, и маленький Коля тогда же окончательно и бесповоротно решил стать, когда вырастет, паромщиком.

Но скоро про паром забыли - автомобили, лошади и люди стали переправляться на другой берег по новенькому мосту.

Правда, мост этот получился немного узковатым, и машина с правого берега не могла проехать по нему, пока не пропустит машину с левого берега, но всё-таки мост был лучше, чем старый паром, а могучий Наум сплёл себе из тонких ремешков большой кнут и перешёл в пастухи.

По пути в школу Коля всегда немного задерживался у моста, чтобы поболтать с шофёрами о том о сём, постукать каблуками по шинам, как это делали они, а иногда, если разрешали, то и посидеть в кабине, поскользить ладонями по чёрной гладкости руля.

Там же, у моста, Николай Яковлевич окончательно и бесповоротно решил стать шофёром. Шофёром, и никем другим!

Но через год, когда он однажды увидел высоко в небе самолёт, его мечта снова круто изменилась. Коля совершенно забыл, что ещё совсем недавно хотел стать шофёром, а немного раньше - паромщиком. Теперь он твёрдо знал, что будет лётчиком, и только лётчиком.

Потом началась война, и все люди должны были на время отложить свои мечты, надо было сперва победить врага. И Коля тоже отложил свою мечту, но не забыл о ней.

Однажды он со своей частью штурмом брал небольшой венгерский город, в котором засели немецкие фашисты. И хотя шёл горячий бой, Николай Яковлевич успел заметить на окраине города несколько самолётов.

После боя солдатам и офицерам дали немного отдохнуть в этом городе, помыться, поесть, отоспаться.

Но спать Коля, конечно, не стал. Почистил и смазал свою пушку, умылся сам, перекусил побыстрее и, спросив разрешения у командира, бегом отправился поглядеть на те самолёты.

Глава одиннадцатая

Коля-лётчик

Вот они.

Стоят на краю огромного ровного поля-аэродрома, а кругом - ни одной живой души.

Коля кружил около этих, таких привлекательных, машин и даже поглаживал их ласково по нагретым солнцем бокам.

Это были спортивные самолёты. Только летать они не могли. Крылья у них были сняты и лежали рядом в специальных ящиках. Но ведь и Николай Яковлевич не собирался летать - так, только посмотрит, и всё.

Парашютист-десантник Исаев уже много раз бывал в воздухе, летал на разных самолётах, прыгал с парашютом, но никогда ещё не заглядывал в кабину пилота и тем более не сидел в его кресле. А так хотелось!..

Коля оглянулся. Если поблизости действительно никого нет, то он, пожалуй, заберётся в кабину.

Никого.

Коля поставил ногу на специальную ступеньку и через несколько секунд уже сидел на месте лётчика.

Сколько же перед ним оказалось разных непонятных приборов с белыми стрелками, сколько рычажков, кнопок!

Ноги Николая Яковлевича упирались в какие-то педали. "Чтоб рулить", догадался он, легонько нажал на левую педаль, за спиной его что-то скрипнуло, и, оглянувшись, он увидел, как большая лопасть на хвосте самолёта повернулась влево. Коля нажал на правую педаль, и лопасть повернулась вправо.

"Ясно! - обрадовался он. - Как на пароме весло!"

Теперь можно было лететь, и Коля полетел. Как будто полетел. Самолёт, конечно, продолжал стоять на месте, но Николай Яковлевич представил себе, что летит над высокими горами, покрытыми снегом, потом - над морями; пролетев их, он полетел над лесами, полями, и вдруг... вдруг кто-то очень громко произнёс за его спиной:

- Здравствуй! До свидания! Пожалуйста! Спасибо!

Коля мигом схватился за автомат.

Внизу, на траве, у самолёта стоял пожилой мужчина с седыми усами.

- Вы кто? - И Коля специально приподнял свой автомат, чтобы тот, с усами, видел, что он вооружён. - Кто вы?!

Незнакомец заулыбался, ткнул пальцем себя в грудь и прокричал, смешно коверкая русские слова:

- Я есть один мужчина, один старый мадьяр.

Ему казалось, что, если он будет говорить очень громко, его будет легче понять.

- Ясно, - кивнул Николай Яковлевич и спрыгнул на зелёную траву. Мадьяр по-нашему - венгр. - Автомат Коля продолжал держать наготове. - А откуда знаете русский язык?

- О! - радостно воскликнул усатый. - Я понимайт русский давно! Ещё пятнадцатом годе, молодой, я попадал русский плен. Это ещё первый война. Я жил русский город Кострома. Хороший город! Добрые люди! Я любит русский человек. Я не любит фашист. Фашист не есть человек.

- Это точно, - согласился Коля. - Какие же они люди?

- Я не любит фашист, - повторил усатый и спросил, показав на самолёт: - Ты хотит летит?

Николай Яковлевич усмехнулся:

- Я бы не против. А как на нём полетишь? Крыльев-то нет.

- Крыльев нет - летать не можно, - согласился старый венгр, но хитро поднял вверх палец: - Летать не можно - кататься можно!

Коля заволновался:

- А как?!

- Я есть их мотор-майстер, - гордо сказал старый венгр и похлопал ладонью по самолёту. - Я - заводить, ты - кататься. Хорошо-пожалуйста?

- Пожалуйста, - неуверенно пожал плечами Николай Яковлевич. - Можно попробовать. - Ему, конечно, очень хотелось покататься на самолёте, хотя бы по земле, порулить, и всё.

Мотор-майстер что-то сделал с мотором, потом забрался в кабину, на что-то там нажал, и вдруг... вдруг самолётный винт шевельнулся, повернулся разок, ещё разок, ещё, выстрелил дымным облачком и... завертелся. Быстрее, быстрее, быстрее. Скоро винта не стало видно, он превратился в сплошной блестящий круг.