Мальчонка был похож на мать: такой же бойкий и обаятельный. Он не отличался физической силой, но как юный маг блистал среди прочих учеников академии. Таким сыном родители могли лишь гордиться — настоящий потомственный маг: ловкий, смышлёный, талантливый. Сонен и Оливи пристально приглядывали за ним, подмечая любые изменения, да и кто-то из целителей постоянно проверял его здоровье. Когда пареньку было чуть больше шестнадцати, проклятье проснулось.

Гвей стал угасать на глазах, стремительно теряя силы и вес, и уже через несколько недель, ловкий, выносливый прежде юноша от бессилия и худобы не мог подняться с постели. Целители перепробовали десятки способов лечения, но проклятье лишь росло чёрной тучей, пожирая паренька изнутри, пока он не умер у родителей на руках.

Несколько лет Сонен и Оливи переживали своё горе, а потом женщина сказала, что хочет попробовать вновь, и что в этот раз они не будут ждать исхода, а приложат все силы с самого начала. У них вновь родился сын — Ливет. Мать оберегала его как сокровище. На ребёнка с рождения накладывались защитные и охранные чары, а целители вновь изучали проклятье в поисках способа снять его. Мальчик оказался противоположностью своего погибшего брата. Внешне куда больше походил на отца, чем на мать: силён физически, лучший на курсе во владении оружием, но и магически одарён. Проклятье, спящее внутри, вновь не давало знать о себе. В этот раз до восемнадцати лет.

Ливет с успехом окончил академию, но едва отправившись с наставником на своё первое задание, начал слабеть. Конечно же, его тут же вернули домой к родителям, и сначала даже казалось, что общими усилиями проклятье удастся побороть, ведь юноше порой становилось лучше, и слабел он куда медленнее, чем когда-то его брат, но… Ливет умирал медленно, протянув почти пять месяцев с того момента, как проклятье активировалось, но исход оказался тем же.

Безутешная Оливи не смогла больше оставаться в Ларвии, где всё напоминало ей о сыновьях, и, сказав мужу, что ей нужно время, отправилась охотиться на демонов. Не прошло и двух месяцев, как Сонену сообщили, что она погибла на задании. Искала ли она смерти намеренно, или это была случайность, верховный маг мог лишь гадать. Он потерял всех, дорогих его сердцу, людей: двух сыновей и любимую жену, и чтобы хоть как-то пережить своё горе, с головой ушёл в работу, погрузившись в дела совета и других магов. День за днём, год за годом — так прошло почти полвека.

Ники стал неожиданностью, результатом случайной связи с магичкой воды. Сонен не планировал больше иметь детей, чтобы вновь не терять их, и уж точно не собирался заводить с кем-то серьёзных отношений. Случайная любовница — Терла — была, надо признать, красивой женщиной, но она не имела ничего общего с мягкой, заботливой, весёлой, любящей Оливи. Горделивая, своенравная, строгая, требовательная и холодная. Она, как и уже многие на тот момент, знала, что на Сонене и его детях с рождения будет лежать проклятье, хоть его суть и оставалась неизвестной, и это была одна из причин, почему женщина не собиралась рожать этого ребенка.

Верховный упросил, уговорил, настоял, и Терла, подавшись в итоге, родила ему сына. Она сразу отказалась от роли матери и, отдав ребёнка Сонену, продолжила жить своей жизнью и охотой, сделав вид, что Нилеки в её жизни никогда не существовало. Верховный и не настаивал. Он окружил сына заботой и любовью, даря малышу всю нежность, копившуюся в нём долгие годы. Магия проявилась в мальчонке уже к трём годам, но Сонен решил не отдавать ребёнка в академию, чтобы тот всегда был рядом, всегда на виду, и лично занялся его воспитанием и учёбой, попросив так же об услуге нескольких членов совета и своих друзей. Мальчик оказался ещё более одарённым, чем его умершие братья, и на удивление унаследовал не только магию воздуха от отца, но и воды от матери, хотя она не являлась потомственным магом.

Сонен не просто любил сына — обожал! Ники стал единственной радостью в его жизни. Радостью, надеждой и неизбывным страхом, потому что наложенное демоницей проклятье и не думало исчезать, и вело себя точно так же, как и с предыдущими детьми — спало, пока ничем не мешая жить маленькому магу. А верховный не забывал о нём ни днём, ни ночью. Он собрал самых сильных и талантливых магов, и каждый по-своему пытался снять с Нилеки проклятье. Зелья, чары, заговоры, обряды и даже шаманство, древние заклятья на крови и снова зелья, которые мальчик пил десятками. К семнадцати годам Ники, Сонен понял, что сын в какой-то момент перестал меняться. Его внешность совершенно застыла.

Прошёл год, за ним ещё один, и время неумолимо приближало юношу к двадцатилетию — к тому возрасту, до которого он не должен был дожить, исходя из слов предсмертного проклятья демоницы. Ники исполнилось двадцать, и он по-прежнему был жив и здоров, а проклятье продолжало спать. Радость Сонена была безгранична: они победили, обошли злой рок! Неужели все чары и магические эксперименты, проведённые над Ники, и вынудившие его тело застыть в шестнадцатилетнем возрасте, привели к тому, что обмануло проклятье? Пусть так! Пусть так, зато теперь его сын будет жить!

***

Ники понимал, что это спасло его от участи братьев, и что, наверное, это был единственный способ, вот только видя каждый день в зеркале своё не меняющееся лицо и подростковую щуплую фигуру, возненавидел эту внешность. А ещё больше возненавидел, когда отправился охотиться с наставником, и первый же встреченный им маг, не из тех, кто являлся другом отца, и кого он знал с детства, не воспринял его всерьёз, посчитав даже не учеником, а чуть ли ни ребёнком. Ники не возразил, не сказал ни слова, даже имени своего не назвал, а просто молча стерпел, но подобное повторилось во второй раз и в третий, и тогда он заказал маску, полностью скрывающую его лицо. Когда в следующий раз на его пути повстречался маг, не было ни насмешек, ни пренебрежения: ему почтительно кивнули и приняли за равного!

С годами к маске прибавился плащ и одеяние, которые скрывали хрупкую фигуру, делая его внешность более крепкой и мускулистой, а обувь на высокой подошве добавляла роста. Ники всегда работал в них и не показывался без своей маски и одежды, почти сросся с ними. И не то чтобы это мешало ему жить, напротив, так он чувствовал себя увереннее, так с ним не просто считались — его уважали, а порой и побаивались. Его силой и умениями восхищались и завидовали, а ещё, за спиной, его обсуждали и ненавидели. Но это ничего, к этому он быстро привык. Лучше уж так, чем насмешки.

Конечно, Ники не всегда был в маске: прогуливаясь по улочкам городов, он мог обходиться и без неё, сливаясь с простыми людьми. В один из таких дней он и повстречал Эри, и до сих пор ни секунды не жалел об этом. Ему нравились эти новые чувства, что он испытывал. Эта привязанность к парню, желание быть рядом, видеть его каждый день, слушать голос, смотреть на улыбку и... касаться. Касаться всё чаще и смелее. И страсть! Страсть, что была между ними, поглощала. Кажется, Ники позволил бы Эри делать с собой что угодно, стоило лишь тёплым, заботливым рукам коснуться кожи, а когда в ход шли губы, юноша просто терял голову.

Ники осторожно повернулся на бок, жадно вглядываясь в лицо спящего парня. Его тянуло к нему, тянуло непреодолимо и с каждым днём всё сильнее. А Эри? Он чувствует то же? Он также сильно привязался к Ники? Да, Эри всегда нежен и заботлив, но что испытывает? Ах, если бы знать наверняка… Но сам Ники не спросит, не посмеет спросить.

Он протянул руку и кончиками пальцев, едва ощутимо, коснулся щеки парня, провёл по скуле, шее, погладил длинные мягкие волосы. Какой же он красивый! И ведь Ники видел его раньше, до их отношений, но даже не думал об этом, не замечал. Он видел и куда более эффектных, ярких, красивых молодых магов, внешность которых вызывала в нём зависть и восхищение, но теперь Эри затмил всех! Это то, что называют любовью?

Ники вновь вернулся к лицу и кончиком большого пальца провёл по чувственным губам. Эри лениво приоткрыл глаза, и юноша тут же убрал руку. Боги, он вовсе не хотел его разбудить, он вообще не хотел бы, чтобы Эри заметил, как он жадно разглядывает его! Но парень перехватил его ладонь, прижал к губам и прошептал:

— Продолжай.

— Я… я не… — щёки обдало жаром, и Эри усмехнулся.

— Ты наконец-то стал смущаться — это мило. — Свободной рукой заклинатель обвил его талию, будто удерживая, не давая сбежать или спрятаться. — О чём ты думал, когда прикасался ко мне своими пальчиками?

От этих слов щёки загорелись ещё сильнее.

— Ты… Ты красивый, — запинаясь, выдавил Ники.

— И что бы ты хотел сделать? — хриплый шёпот стал ещё тише, а губы Эри оказались близко к его лицу, и от этого бросило в дрожь. Он знал, что эти губы могут вытворять с ним, и уже жаждал вновь ощутить прикосновение.

— Поцелуй… — выдохнул Ники, придвигаясь ближе и едва ли ни с мольбой глядя в глаза цвета горького шоколада. — Прошу, поцелуй меня.

Эри обдал горячим дыханием кожу его щеки, почти задел её губами и сказал:

— Давай сам, котёнок, смелее.

И Ники зачарованно потянулся к нему, обвил руками шею, припадая к таким желанным губам. Сначала медленно, немного неуверенно обводя их языком и чувствуя, как Эри отвечает, без напора, подстраиваясь под него. Это заводило, и уже через минуту Ники стал страстно толкаться языком в его рот. Горячо… Так горячо, влажно, сладко, дурманяще. Мурашки рассыпались по телу, стремительно скапливаясь внизу живота, а Эри уже забрался под его ночную рубаху и водил, водил пальцами по бёдрам, то проходясь по внутренней стороне, то оглаживая ягодицы. Ники не выдержал, застонал прямо ему в губы, прижался всем телом и стал тереться возбуждённым членом о живот парня. Эри своими чуткими пальцами уже поглаживал его узкую дырочку. Больше недели он не касался его так: сначала они спешно добирались в этот городок, а потом заклинатель был либо занят, либо засыпал от усталости. Эри лишь немного, едва-едва, протолкнул в него палец, и его бросило в дрожь: всё тело задрожало от предвкушения, и мысли смешались, спутались, складываясь в мольбу: «Хочу… Хочу. Хочу! Мне так надо... тебя! Хочу всего!»