ГЛАВА 34

Мне пришлось плотно прижать крылья по бокам в узком колодце, так чтобы они не замедлили моё падение. Я стремительно падала и падала, задаваясь вопросом, а не было ли наше путешествие к центру земли, как в романе мистера Верна. Арсиноя сказала, что сосуд был погребён под замком, но я не думала что так глубоко — и я не знала, что найду на дне колодца. Очередной лабиринт, как в Готорне? У меня не было золотой нити или рыцаря, который показал бы мне путь — как не было этого и у ван Друда. Или колодец был уловкой? Был ли он частью Волшебной страны, где я буду падать вечно?

Затем я врезалась в воду с силой, подобно удару об кирпичную стену. Холод окутал меня и смыл все чувства, кроме потребности дышать. Но как потом подняться наверх? Был ли отсюда выход? Или это была ловушка, чтобы потопить любого, кто попытается добраться до сосуда?

Подо мной я увидела что-то мерцающее и нырнула к нему. Я проплыла сквозь туннель и вынырнула в пещере, хватая ртом воздух и настолько промёрзшая, что едва смогла вытащить себя из воды. Ухитрившись вылезти на сушу, я смогла лишь лечь на спину, тяжело дыша и пристально всматриваясь на нечто похожее на потолок огромного кафедрального собора, спряденного из стекла и позумента и миллионов цветных огоньков. Возвышенный арочный свод стоял на затейливо вырезанных столбах, которые блестели как влажный песок. Потолок был усеян крошечными частичками витражного стекла — мозаика, которая складывалась в движущийся пейзаж из гор и рек, закатов и облаков, и фигур, шагавших по травянистым полям и ледяным тундрам. Фигуры складывали костры и каменные сферы, замки и церкви. Вся история человеческой расы, казалось, текла по потолку. Может быть, я умирала, и это был мой последний отблеск мира.

— Они мечтают.

Голос отвлёк меня от панорамы. Я повернула голову и увидела мужчину, припавшего к земле в нескольких футах от меня на коленях рядом с сияющим бассейном света. Только через секунду я распознала ван Друда, он очень сильно преобразился. Вода смыла кровь и пепел, но более того, выражение его лица было таким, какое я никогда не видела у него. Это было удивление.

Я перекатилась и поскольку встать я не могла — я что-то сломала при падении — я поползла к нему, таща свои безвольные крылья по песку. Бассейн был окружён каменистой кромкой. Я подтянула себя на кромку и приняла сидячее положение, чтобы посмотреть в бассейн.

Это оказался не бассейн. Это был круглый лист непрозрачного стекла, под которым плавали тёмные очертания. Это напомнило мне время, когда я ехала на коньках по замерзшему Гудзону и видела рыбу, плывшую подо льдом — и потом позже, теней.

— Это сосуд, — произнесла я. — А там тени. Но они...

— Красивые, — сказал ван Друд. — Фейри заперли их, потому что они делали людей очень могущественными.

— Они заперли их, потому что человечество уничтожало себя.

Я посмотрела на потолок и увидела, что картинки отражались от переливчатой стеклянной поверхности подобно образом в волшебном фонаре. Теперь они сражались друг с другом. Пламя мелькало на стенах, взрывы крови капали с колонн.

— Потому что они до сих пор не нашли своего хозяина. Я нашёл способ покорить тени, стеснить их свободу в машине, которая работает ради высшего блага.

— Блага? Ты называешь эту войну, которую ты сам поднял, благом?

Он цокнул языком и покачал головой, как школьный учитель, разочарованный своим любимым учеником.

— Война была вынужденным злом для достижения моей цели — освободить последние тени, чтобы у меня был полный контроль. Как только тени будут полностью впряжены в мои машины, они станут безобидными. Мир станет спокойным местом.

— Мёртвым местом, — парировала я. — Я видела твой мир. Ты полностью уничтожишь свободу воли, всю красоту...

— Вовсе нет! Посмотри на это, — он поднял руки к образам, игравшим на стенах и потолке. — Красоты не бывает без мрака. Уж ты-то знаешь это, Авалайн.

Я начала возражать, но затем почувствовала ту самую тёмную сущность, зашевелившуюся в основании позвоночника.

— Да, темнота есть и в тебе, зародившаяся от проклятья Дарклингов, но выращена на всём, что ты видела в этом мире. Больше не отрицай это. Это делает тебя сильной.

Я попыталась сказать себе, что он ошибался, но сущность, скручивающаяся вокруг моего позвоночника, говорила об обратном. Я могла ощутить, как она откликалась на картинки на стене, на близость всех этих теней, столпившихся под стеклом. Я положила руку на стекло и очертания роем двинулись к ней как учуявшие кровь акулы. Они почувствовали меня, почувствовали пробудившуюся во мне темноту.

Ван Друд был прав. Темнота может и была моим наследием Дарклинга, но она была выращена на улицах Нью-Йорка, где я видела изголодавшихся детей и забитых насмерть лошадей, и в тёмных неотапливаемых арендуемых комнатах, в которых мы с мамой ложись спать голодными, и даже надежда, что всё могло быть по-другому, истончалась и ослабевала в холодном воздухе. Она подпитывалась у задних дверей особняков Пятой Авеню, где я, отгороженная от каких-либо надежд на лучшую жизнь, стояла на холоде в ожидании, пока мама доставит шляпы, которые она шила для богатых, ленивых женщин,

Темнота опутала мой позвоночник, исцелив сломанные при падении кости, и подняла меня на ноги. Ван Друд встал вместе со мной.

— Да! — воскликнул он. — Я видел её в тебе, Авалайн, пока ты росла. Я видел, как ты смотрела на тех богатых женщин. С какой стати они получили всё с такой лёгкостью, когда твоя мама трудилась не покладая рук? Я видел, как ты смотрела на дочерей владельца фабрики в тот день в "Трайангл".

Я ахнула от воспоминания. Будто сто лет прошло с той поры, как я подняла взгляд от шитья и посмотрела на пухленьких хорошо-откормленных дочерей мистера Бленка в их красивых платьях и нарядных шляпках. Тилли хотела, чтобы я скопировала их шляпки при создании шляпок для неё, а я огрызнулась, что состряпанная на скорую руку шляпка не сделает её похожей на этих девушек. Я могла ощутить ревность и злобу, взбиравшиеся по моему позвоночнику, заставляя мою кожу зудеть. Всякий раз, когда я чувствовала такое раньше, я сглаживала чувство, боясь, что однажды я потеряю контролем над ним и никогда уже не смогу остановить его, что мой гнев поглотит меня...

Мои крылья со щелчком раскрылись и вспыхнули пламенем, отражение их пламени осветило собор. Тени ликующе затанцевали на пылающем фоне. Самой тёмной из всех поднявшихся теней была форма крылатого создания — монстр. Вот этого я больше всего боялась: что беспредельно отдамся во власть своего гнева, который превратит меня в монстра.

Я просто не осознавала, насколько приятным было это чувство.

— Я всегда знал, что в тебе есть темнота. Её куда больше в тебе, чем в моём сыне. И посмотри насколько могущественна ты — не просто Дарклинг, а феникс! Твой вид разнёс сосуды и запечатал их, и только твой вид может открыть сосуд. Сделай это сейчас, Ава. Открой сосуд. Огонь твоих крыльев может растопить стекло.

Я уставилась на него.

— Только феникс... Но тогда это означает?..

Ван Друд улыбнулся. С открытой челюстью и сожжённой кожей, это было отвратительное зрелище.

— Первые два сосуда были открыты фениксами. Твой вид всегда предавал Дарклингов. Всё потому что в тебе теплится темнота. Она стремится воссоединиться со своим видом.

— Нет!

Но я могла ощутить, как гадина в сновании моего позвоночника развернула свои кольца, расправила свои крылья. Это была не змея — это был огнедышащий дракон, и он жаждал вырваться на волю.

Улыбка ван Друда стала шире, явив бездонную дымящую яму.

— И не только твои предшественники предали твой вид. Ты уже предала однажды, в том будущем, в которое ты путешествовала. Единственный способ, позволявший теням выйти из третьего сосуда, был возможен только если ты выпустила их. Смотри...

Образы на стенах изображали действие. Феникс и мужчина в накидке, чьи тени выглядели как гигантская ворона, оба преклонили колени над жерлом сосуда. Феникс развевал вокруг них пламя, растапливая стеклянную крышку и высвобождая тени — тучные в форме головастиков создания с зияющими зубастыми пастями, которые цеплялись за людей и высасывали из них жизнь. Высасывали из них надежду. Это были пожиратели надежды, о которых мне рассказывал Эльфвеард.

— Но как такое возможно? — воскликнула я.

— Мы стоим вне времени, — терпеливо объяснил ван Друд. — Этот миг существует во всех измерениях. То, что ты сделала ранее, состоит в том, что ты сделаешь снова — и снова. Это то, что ты всегда будешь делать. Неужели ты не слышишь, как они взывают к тебе?

Я слышала. Мне для этого не нужен был слух Дарклинга. Тени звали из-под стекла. "С нами ты никогда больше не будешь слабой, ты никогда не будешь мёрзнуть или голодать. Никто не посмеётся над тобой и не причинит тебе вреда". Я встала на колени близ жерла сосуда, рядом с ван Друдом, равно как и моя тень — так и будет? Так всегда было? — и прижала руку к стеклу. Тени вздымались к моему прикосновению. Я могла ощутить, как стекло становилось теплее, таяло в пламени моих крыльев. Зачем ещё мне крылья, объятые пламенем, если не для этого?

"И воссияет новый свет из осколков разбитого сосуда".

Я услышала голос мисс Кори, читавший строку из "Порочности Ангелов".

"Феникс, рождённый от Дарклинга и человека, изгонит тени".

А потом я услышала голос Рен:

"Как только феникс оперится, проклятье наше истечёт".

Возможно ли, что мне предначертано разбить сосуд?

"Да", — пели тени.

Но ведь и раньше были фениксы, а проклятие так и не снято...

"Ты иная, — пели тени. — Ты единственная".

Я ошарашено посмотрела на ван Друда. В его глазах сияло отражение моих пылающих крыльев. Внезапно я увидела, как пламя перескакивает по столам раскройки на фабрике "Трайангл". Я увидела визжащих девушек, когда пламенем обхватило их платья. Я увидела Тилли Куперманн, тянущуюся ко мне на крыше и разбивающуюся на смерть. В то утро она сказала мне, что знает, что я была на стороне ангелов.