Она сказала это с полной убежденностью, её голос звучал ровно, несмотря на сентиментальность.

— Ты бы, наверное, приковала какого-нибудь другого бедного подростка к посудомоечной машине, — ответил Чарли.

Сью рассмеялась.

— Совершенно верно. Тяжелая работа полезна для души. И, Перси, — продолжила она, — требуется большая самоотдача, чтобы сделать то, что ты сделала сегодня, не говоря уже о том, чтобы выиграть твой писательский приз. Я горжусь тобой так же, как если бы ты была моей собственной дочерью.

Она похлопала меня по руке и вернулась к своему завтраку, как будто она только что не сделала мне самый большой комплимент, который я когда-либо получала от взрослого. Когда я посмотрела на Сэма, он сиял.

Это был идеальный конец лета.

***

Привет, Перси,

Я знаю, что День Благодарения был только в эти выходные (кстати, мне всё ещё довольно противно от того, как Делайла пускала слюни на Чарли), но угадай что? Мама собирается отпустить меня на Новый год, чтобы мы могли провести его вместе.

Сэм

***

Сэм,

Делайла считает Чарли симпатичным, но не волнуйся, она влюблена в лучшего друга своего двоюродного брата. Она даже заставляет меня пойти с ними на двойное свидание, так что она, вероятно, совсем забудет о Чарли. Ревнуешь?

Мама нашла старый набор для фондю на распродаже и готовит новогодний ужин в стиле 70-х. Надеюсь, ты любишь растопленный сыр.

Перси

***

Перси,

Какой ужасный человек не любит растопленный сыр?

Мне не нравится Делайла в таком смысле, если ты это имеешь в виду. Ты раньше встречала её двоюродного брата?

Сэм

***

Сэм,

Я еще не встречался с двоюродным братом Делайлы. Он учится в 12-м классе, как и Чарли, но ходит в другую школу. Его зовут Бакли!!! Но все называют его Мэйсоном, потому что это его фамилия, и я думаю, ему не нравится Бакли. Кому бы такое понравилось?

Обратный отсчет до кануна Нового Года пошёл!

Перси

***

Как и было обещано, мама выложилась на полную со своей темой ‘канун Нового года с стиле 70-х’. Она приготовила фондю и салат Цезарь, и мы вчетвером сидели на полу у камина, макая куски хрустящего хлеба в желтую жижу, слушая альбомы Джони Митчелл и Флитвуда Мака на старом папином проигрывателе, который мама починила в качестве рождественского подарка.

— На самом деле это немного противно, когда мы все отускаем свои вилки обратно в сыр, — сказала я, и мама строго посмотрела на меня.

— Но это так вкусно, — сказал Сэм, размахивая куском хлеба у меня перед носом.

— Не могу не согласиться с тобой, Сэм, — сказал папа, взял хлеб с вилки Сэма и отправил его в рот.

На десерт мама подала морковный пирог, а потом мы играли в покер на деревянные спички, пока Сэм не разорил нас всех.

— Не уверен, волноваться или впечатляться тому, что пятнадцатилетний парень может сохранять такое серьезное выражение лица, — прокомментировал мой отец, передавая Сэму последнюю из своих спичек.

В полночь мама разрешила нам с Сэмом выпить по бокалу шампанского, и от пузырьков у меня согрелись руки и лицо. Вскоре после этого мои родители застелили диван для Сэма простынью, заправленной вокруг подушек, налили оставшееся шампанское в наши бокалы и легли спать.

Мы с Сэмом сидели лицом друг к другу на противоположных концах дивана, укрыв ноги одеялом. Я была расстроена возвращением в город через два дня и хотела не спать всю ночь, разговаривая. Он постучал своей ногой по моей под одеялом.

— Ты собираешься рассказать мне о том, как прошло твое свидание с Бакли?

Мы не обсуждали кузена Делайлы Мэйсона с тех пор, как я впервые упомянула о нём в электронном письме, надеясь, что это побудит Сэма признаться в любви. Всё пошло не совсем по плану, и я решила, что Сэм совсем забыл об этом.

Правда заключалась в том, что мы с Делайлой были на паре двойных свиданий с Мэйсоном и его другом Пателем. Фамилии вместо имён, казалось, были в порядке вещей в их кругу — они оба ходили в частную школу для мальчиков недалеко от того места, где я жила, и играли в одной хоккейной команде.

Я была удивлена, что Делайла пошла на свидание с таким тихим и мягко говорящим человеком, как Патель, но у него были такие огромные карие глаза и ещё более широкая улыбка.

— Я вижу, что у него богатый внутренний мир, — объяснила она, когда я спросила её об этом. — Вратари сексуальны, и я уверена, что он потрясающе целуется.

Мэйсон был одержим хоккеем, наращивал мышцы для хоккея и отращивал свои темные волосы, чтобы они вились прямо из-под хоккейного шлема. У него были голубые глаза, как у Делайлы, и он был великолепен, как она, и я думаю, что он, вероятно, знал это так же, как и Делайла, но на самом деле он был довольно милым парнем. Я просто не думала о нем постоянно, как о Сэме.

— Правильно Мэйсон, — поправила я Сэма. — И рассказывать особо нечего.

— Давайте начнем с самого главного: тебе нравится Бакли? — он ухмыльнулся.

Я пнула его. Затем пожала плечами.

— Он нормальный.

— Просто нормальный, да? Звучит серьезно, — через мгновение он спросил: — Тебе не кажется, что он немного староват для тебя?

— Через несколько недель ему исполняется восемнадцать, а мне в феврале исполнится шестнадцать. Кроме того, у нас было всего два свидания.

— Ты не рассказывала мне о втором.

Должна ли я была рассказывать ему о других парнях? Он не говорил со мной о девушках.

— Я думала, что тебе будет всё равно, и он не мой парень или что-то в этом роде, — сказала я, защищаясь.

— Но он хочет им быть.

Это был не вопрос.

— Я не уверена. Не думаю, что мальчики думают обо мне в таком смысле.

— Например, в каком смысле, Перси?

Он дразнил меня? Или он не понял, что я имела в виду? Моя голова была затуманена смятением и шампанским.

— Они не заинтересованы в том, чтобы целовать меня, — сказала я, глядя вниз на наши ноги.

Он снова постучал мне по ноге.

— Это неправда. И, между прочим, мне не все равно.

***

Сэм был прав: Мэйсон был заинтересован. В январе мы с Делайлой ходили на два хоккейных матча его и Пателя. Мы сидели на трибунах, сжимая в руках пенопластовые стаканчики с плохим горячим шоколадом, чтобы согреть руки на холодной арене. На каждой игре Мэйсон махал мне со льда, прежде чем занять позицию на правом фланге для заброса шайбы.

Я могла понять, почему он любил хоккей: он был лучшим игроком в команде на сегодняшний день. Каждый раз, когда он забивал, он смотрел на меня на трибунах с широкой улыбкой на лице. После второй игры мы с Делайлой подождали ребят у раздевалки, чтобы все вместе сходить поесть пиццу. Мэйсон вышел с влажными волосами, пахнущий шампунем, с огромной спортивной сумкой, перекинутой через плечо. Он был одет в джинсы и обтягивающую кофту с круглым вырезом и длинными рукавами, которая обтягивала его грудь и руки. Он был даже более мускулистым, чем Чарли, и я должна была признать, что выглядел он довольно сексуально. Когда Патель и Делайла прошли вперед, Мэйсон притянул меня в двери, сказал, что я красивая, и нежно чмокнул меня в губы.

Я сказала: — Спасибо, — и улыбнулась ему немного ошеломленно, неуверенная в том, что будет дальше или чего он от меня ожидает.

— Мне нравится, какая ты крутая, — засмеялся он.

Нас с Делайлой пригласили на вечеринку по случаю восемнадцатилетия Мэйсона, которая проходила в конце месяца в шикарном отеле в Йорквилле, с диджеем, суши-баром и списком гостей в 120 человек. Делайла позаботилась о том, чтобы практически все девочки в нашем классе знали, что мы идем, и нам был оказан соответствующий уровень благоговейного уважения.

В ночь вечеринки мы собрались у Делайлы — завили волосы бигудями, нанесли тушь и блеск для губ, — но когда я надела платье, облегающее красное платье в пол, которое, по её словам, подчеркивало мое «убийственное тело», она в ужасе воскликнула: — Ни в коем случае! Ты не можешь их надеть!

— О чем ты говоришь? — я в замешательстве посмотрела на свои золотые балетки.

— Эти бабушкины трусы! Неужели я тебя ничему не научила? У тебя что, нет стрингов?

Я недоверчиво посмотрела на неё.

— Не на мне!

— Ты безнадёжна, — вздохнула она и швырнула в меня самую тонюсенькую пару красного нижнего белья, которую я когда-либо видела.

— Не думаю, что моя мама была бы рада им, — сказала я, поднимая их.

— Ну, она бы также не обрадовалась этой полоске от трусов, поверь мне, — сказала Делайла.

Я выскользнула из своего нижнего белья и натянула стринги.

— Намного лучше! — сказала Делайла и сжала мою задницу. — Мэйсон не сможет удержаться от этого.

Эта мысль заставила меня нервничать.

Родители Делайлы отвезли нас в отель, сунули ей полтинник на такси до дома и оставили нас у гардероба, чтобы пообщаться.

— Не думала, что здесь будет так много взрослых, — прошептала я Делайле, оглядывая бальный зал — больше половины гостей были среднего возраста или старше.

— Мой дядя вроде как большая шишка на Бей-стрит. Что-то связанное с фондовым рынком, — прошипела она в ответ.

Мы танцевали вместе с несколькими взрослыми девчонками, в то время как мальчики наблюдали за нами с мягких стульев. В восемь вечера отец Мэйсона, высокий седовласый мужчина с приятной внешностью, который, по словам Делайлы, «почти расстался с женой номер два», произнес тост за своего сына, а затем, под восторженные возгласы толпы, бросил ему связку ключей. Мы все вышли на улицу, съежившись от холода, где у входа была припаркована новая Audi Мэйсона.

— Я заберу её домой вместо тебя сегодня вечером, — сказал ему отец, подмигнув, и сунул ему фляжку. Менее чем за двадцать минут всё оставшиеся взрослые улизнули.

Когда из динамиков зазвучала характерная пан-флейта баллады Селин Дион, Мэйсон с улыбкой указал на меня, а затем на себя. Я подошла, и он обнял меня за талию, а я положила свои руки на плечи его черного пиджака. Мы раскачивались взад и вперед, двигаясь по кругу, и Мэйсон наклонился, прижимаясь губами к моему уху.

— Ты сегодня прекрасно выглядишь, Перси.