ГЛАВА 37

Кожа Зейна больше не была твёрдой, как у Стража, даже после того, как он снова принял облик Стража, а затем человека. Его кожа была практически человеческой.

Значит, он был восприимчив к оружию. Ножам. Кинжалам. Пулям. Когтям. Зубам. Мы знали это, потому что он схватил один из моих кинжалов и вспорол себе ладонь, прежде чем я успела его остановить.

Он всё ещё был Стражем, с силой и мощью Стража, но в остальном он был в основном человеком. Вот насколько важна была их каменная кожа. Она защищала каждую вену и орган в их телах.

Я знала, почему это произошло. В глубине души, как и Зейн. Это было последствие, которого я боялась.

— Почему это случилось именно сейчас, а не раньше? — спросил Зейн, садясь на диван.

Мы перешли в гостиную после того, как он порезал свою ладонь. Рана не зажила, но кровотечение замедлилось настолько, что он смог снять повязку с ладони. Порез был тонкий и весь в капельках крови. Точно так же, как рубцы на его всё ещё обнажённом плече — рубцы, оставленные моими практически человеческими ногтями.

Оторвав взгляд от ран, я снова принялась прокладывать дорожку в полу. Я расхаживала перед ним взад-вперёд, одетая в его рубашку, которая на мне была почти как платье.

— Я думаю... Я знаю почему. Это из-за меня.

— Трин... — он поднял голову и сжал руку. — Это не твоя вина.

— Я и не говорю, что это так, — я грызла ноготь большого пальца. — Я имею в виду, я думаю... Нет, я знаю, что раньше сдерживалась. Даже при том, что я знала, что... влюбилась в тебя. Это у меня уже было, но я не позволяла себе по-настоящему чувствовать это или признавать.

— И ты сделала это сегодня вечером?

Расхаживая по комнате, я кивнула.

— Мы не знаем, почему.

Я остановилась и посмотрела на него.

— Думаю, можно с уверенностью предположить, что именно поэтому. Может быть, мы были правы в самом начале. Или я была права. Что секс или что-то физическое это не то, что запрещено. Это были эмоции.

— Любовь, — предложил он вместо слова "эмоции". — Это любовь, Трин.

Мои ноги снова зашевелились.

— Да, — прошептала я.

Он молчал, а затем сказал:

— Это не имеет большого значения.

— Что?

Я чуть не вскрикнула, мой темп ходьбы ускорился.

— Это имеет огромное значение, Зейн. Тебя могут убить...

— Меня всегда могут убить. В этом нет ничего нового.

— Теперь тебя гораздо легче убить, — заметила я. — Не притворяйся, будто это ерунда. Это важно, Зейн. Вот почему мы должны были бороться с этим. Вот почему, просто потому, что что-то кажется правильным...

Зейн обхватил меня за талию, когда я проходила мимо него, и притянул к себе на колени.

— Нет, — сказал он. — Это совсем не так, Трин. Это означает только то, что оно есть, и мы должны жить с этим. Это всё.

Мой взгляд упал на его здоровую руку, обхватившую моё запястье. Его кожа была такой же, невероятно тёплой.

— Как ты можешь говорить так, будто это ничего не значит?

— Потому что это ничего не меняет, — он прижался своим лбом к моему. — Это не уменьшает того, что я чувствую к тебе, и я чертовски хорошо знаю, что после того, что ты только что подарила мне, это не уменьшает того, что ты чувствуешь ко мне.

Он был прав, и я немного ненавидела себя за это.

— Это может быть временно, — продолжал он. — Мы не знаем ничего, кроме того, что нам придётся к этому приспособиться. Вместе. Это всё, что мы можем сделать.

Я покачала головой.

— Не понимаю, как ты можешь быть таким спокойным.

— Не то чтобы я не волновался. Да, но я же тебе сказал. Я знал, чем рискую.

Мы знали о риске, но не знали, в чём он заключается, и это было большой разницей. Я отдёрнула голову, думая обо всём, что мы должны были сделать — о том, что мы планировали сделать.

— Я не хочу, чтобы ты ходил со мной в эту школу.

— Трин...

— Нет, пока я не узнаю, что там. Ты сказал, что нам нужно адаптироваться, и вот как мы адаптируемся. Ты делаешь шаг назад.

— Я не это имел в виду.

— Мне всё равно!

Я извернулась в его объятиях, моё сердце колотилось, когда я обхватила его щёки.

— Мне всё равно, что ты думаешь, что можешь сделать, но если это наше... наше наказание, то вот как мы приспосабливаемся. Мы должны быть ещё более осторожными, а осторожность означает, что ты делаешь шаг назад, пока мы не узнаем, с чем столкнулись.

— Неужели ты думаешь, что я буду сидеть здесь и читать книгу, пока ты сражаешься с Предвестником?

— Завести привычку к чтению не так уж и плохо. Ты мог бы открыть книжный клуб.

— Трин, — его светлые глаза вспыхнули. — Я обученный воин. Я знаю, как избежать когтей, укусов или уколов. Я не слаб.

— Ты самый сильный человек, которого я знаю, но ты не неуязвим.

— Я никогда таким и не был. И ты тоже. Когда я узнал о твоём видении, ты думаешь, я не испугался до полусмерти, представив себе, как оно может повлиять на тебя?

Я замолчала.

— Так и было. Это всё ещё так. Ты наполовину человек, Трин. Твоя кожа уязвима для всевозможных травм, но я напоминаю себе, что ты тренирована. У тебя есть твоя благодать. Ты знаешь, как бороться и выходить из ситуации, если она становится скверной. Мне приходится напоминать себе об этом каждый день. Я здесь, чтобы защитить тебя, но не для того, чтобы остановить. Ты собираешься попытаться остановить меня?

Я провела пальцами по его щекам и резко выдохнула.

— Я не жду, что ты будешь сидеть здесь и ничего не делать. Я просто ожидаю, что ты... сделаешь разумный выбор. Как и я.

Он поднял брови.

— Я стараюсь. Ты пойдёшь со мной в школу, но не вмешивайся, пока мы не узнаем, что происходит, — я пошла на компромисс. — И ты прав. Я, вероятно, всё ещё могу пострадать быстрее, чем ты, даже сейчас, но у меня была вся моя жизнь, чтобы принять мои ограничения. У тебя не было даже минуты, чтобы привыкнуть к этому.

Он наклонился, сокращая расстояние между нами и нежно целуя меня.

— Мы разберёмся с этим, с ограничениями и всем прочим.

— Обещаешь? — прошептала я, нуждаясь в подтверждении, желая думать, что это не начало чего-то ужасного.

— Обещаю, — он обнял меня. — Запомни, Трин. Навсегда.

— Я помню. — Так и было. Я никогда этого не забуду.

Позже, когда Зейн уговорил меня вернуться в постель и уснул, я сделала то, что раньше делала очень редко. Закрыв глаза, я очистила свой разум от всего, кроме отца. Я крикнула ему. Я вызвала его. Я молилась ему, надеясь, что он появится и исправит то, что мы сделали. Умоляла вернуть Зейна в прежнее состояние. Я даже предложила нечто такое, что разбило бы моё сердце на мелкие зазубренные кусочки, которые уже никогда нельзя будет починить.

Я откажусь от него, мысленно взмолилась я. Я заставлю его отказаться от меня. Я отменю это навсегда. Всё. Я сделаю всё, что угодно.

Но, как и прежде, ответа не последовало.