ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

ГАРРЕТТ

Мы все слышали, как вернулись Кензо и Рокси. Я выглянул на балкон и увидел, как он глубоко поцеловал ее у двери, прежде чем сказать ей, чтобы она немного поспала. Он широко улыбался, счастливее я его никогда не видел. Кензо даже не заметил моего взгляда, когда уходил в свою комнату.

Влюбленный дурак.

Закатив глаза, я захлопнул дверь и лег в постель, подложив руку под голову, но, как всегда, не смог заснуть. А если и удается заснуть, то сон ― всегда воспоминания, те воспоминания. Разве недостаточно того, что я вижу физические шрамы от них? Я должен переживать это каждую гребаную ночь.

Закрыв глаза, я заставляю себя заснуть, у меня нет выбора, но, как я и ожидал, кошмар берет верх.

Я чувствую запах собственной крови. Она пропитывает воздух, как и мои собственные крики. Сначала я держался стойко, но по мере того, как все больше и больше кожи сдиралось с моего тела, пока она смеялась, я не мог остановить это. Они лились из меня, мои крики агонии.

Она безумно ухмыляется, глядя на меня, голубые глаза, которые я когда-то любил, потемнели от жадности и похоти. Жажды моей боли, моей смерти. Она думает, что это даст ей то, чего она жаждет. Я хочу сдаться, погрузиться в это светлое тепло, зовущее меня, но я борюсь с ним. Мне нужно освободиться, убить ее, пока ее не нашли другие. Они будут пытать ее, они сделают ей больно... и, несмотря на все это, часть меня все еще любит ее.

Даже сейчас, когда ее клинок вспыхивает в свете, когда он снова опускается на мою грудь, прорезая еще больше мышц, сжигая их, я забочусь о ней.

Дергаясь в цепях, я борюсь с ней, а она хихикает.

— О, Гарретт, всегда борец до конца. Мне нравится это в тебе, знаешь ли? Видеть боль, которую ты причинил, всю эту кровь на твоем теле, когда ты боролся с ними.

Она стонет, прижимаясь ко мне и заставляя меня задыхаться.

— Но я ошибалась. Ты слабый, чертовски жалкий. Просто тупой богатый паренек, совсем не такой, как я.

Кольцо на ее пальце, которое я подарил ей несколько часов назад, блестит на свету, когда она держит нож, покрытый моей кровью.

Это должна была быть самая счастливая ночь в моей жизни. Остальные ушли, чтобы дать нам побыть вдвоем, чтобы я мог сделать предложение, и вот мы здесь. Я умираю.

Я чувствую это ― слишком большая потеря крови.

Этого ли она хочет? Во мне разгорается чертов гнев, который я испытываю во время драк, который помогает мне выжить. Он бурлит в моих венах, когда я смотрю на нее. Я сжимаю губы и не даю вырваться ни единому звуку, но ей это не нравится. С криком она наносит удары и режет. Боль, как никакая другая, проходит через мое связанное тело...

Я резко просыпаюсь, что-то не так. Я чувствую это ― цепь на моей руке. С ревом я хватаю ее и кручу, бросая человека рядом со мной, прежде чем прижать его к себе. Ярость и страх проходят через меня, ослепляя меня. Я вслепую обхватываю руками горло человека, пока тоненький голосок не достигает меня в моем тумане.

— Гарретт?

Моргнув, я смотрю на Рокси.

— Рокс? — бормочу я в замешательстве. Я сглатываю, замечаю свою руку на ее горле и сажусь, быстро отстраняясь от нее. Сон все еще длится, заставляя меня чувствовать себя чертовски злым.

Рокси сидит, кажется, не боясь, хотя я почти только что снова убил ее. Мое тело вздымается, грудь болит от сна. Она не может быть здесь, не сейчас, но, похоже, ей, как обычно, наплевать.

— Ты в порядке? Я услышала, как ты кричишь, и пришла проверить...

— Я в порядке, убирайся, — огрызаюсь я, сдерживая ярость внутри себя, которая хочет вырваться и наказать Рокси, хотя она ни в чем не виновата.

Она хмурится.

— Гарретт, ты...

— Убирайся. Убирайся, — рычу я.

Она замирает, наблюдая за мной.

— Это о том, почему ты ненавидишь женщин... женщину, которая сделала это с твоей грудью?

Настала моя очередь замереть.

— Как?

— Это нетрудно выяснить. Я не знаю, кто она была, и что произошло, но я предполагаю, что это была женщина, которая сделала это с тобой.

Рокси грустно улыбается.

— Мне жаль, Гарретт, неудивительно, что ты ненавидишь женщин.

— Ты ничего не знаешь, убирайся.

Я отворачиваюсь в стыде.

— Тогда поделись со мной, — умоляет она, тянется ко мне, но останавливается, не дотрагиваясь до меня. — Я пойму, я могу помочь. Что случилось? — умоляет она.

Я скрежещу зубами, и Рокси вздыхает, позволяя своей руке опуститься на кровать между нами.

— Я просто хочу помочь, Гарретт, клянусь, я не причиню тебе вреда. Я просто хочу... ну, тебя. Как бы я тебя ни заполучила, даже в качестве друга.

— Разве ты не видишь, что я уничтожен? — кричу я. Я знаю, что остальные слышали меня, но они не пытаются остановить меня или спасти ее. Глупцы. Рокси вздыхает, выглядя раздраженной.

— Где? Где ты испорчен? — огрызается она, явно устав от доброты. — Твоя грудь? Она сексуальная, забей на нее, у тебя несколько шрамов.

Она фыркает.

— Несколько? — рычу я и впиваюсь в лицо Рокси, указывая на расплавленную ткань по всему торсу. — Это гребаный ужасный беспорядок, на который мне даже смотреть тошно. Как ты могла ожидать, что я сочту это привлекательным?

— Не тебе говорить мне, кого я считаю привлекательным, — с рычанием возражает она, злясь на себя. — Я люблю твои шрамы так же, как люблю свои собственные. Они заставили меня почувствовать близость с тобой раньше, чем с кем-либо другим. Кто-то с такими шрамами знает, что такое боль, как и я. Так что да, они мне нравятся, да, я хочу тебя так чертовски сильно, что это глупо, так сильно, что я прикасаюсь к себе при мысли о тебе, даже когда ты злой и ненавидишь всех и вся. Ты не можешь говорить мне, чего я хочу, потому что ты чертовски боишься! — кричит она, а потом тяжело дышит, пока мы смотрим друг на друга.

— Конечно, я боюсь, я чертовски напуган, — кричу я, ударяя себя рукой в грудь. — Она разрушила меня, мое тело, мой разум, и, блядь, Рокс, как ты можешь хотеть этого? Как ты можешь хотеть, чтобы я прикасался к тебе, когда я такой мудак? Когда я могу убить тебя?

— Что такое маленькая опасность? — ухмыляется она. — Я была с Дизелем, чувак, ты не хуже его.

Я молчу, не зная, что сказать.

— Они не сказали тебе, что случилось? — спрашиваю я негромко.

— Нет, это твоя история, — тихо отвечает Рокси, уже не злясь.

Черт, мы испортили это перемирие.

— Ты в порядке?

Вытирая лицо, я сажусь, прижимаясь спиной к стене, и она рядом со мной.

— Да, нет, — бормочу я, не в силах смотреть на нее. — С тех пор мне снятся кошмары, но в последнее время они стали только хуже.

— Мне жаль, — пробормотала Рокси, и я кивнул. Мы сидим в тишине, и она вздыхает. — Я уйду, я не хотела...

— Не уходи, — резко бросаю я и чувствую, как она оборачивается и смотрит на меня.

Но я не знаю, что сказать или сделать. Я так чертовски по уши застрял в этом дерьме, и не знаю, что меня вернет к жизни. Как я могу тянуться к Рокси, когда знаю, что могу причинить ей боль? Разве я не хочу ее так эгоистично? Но я хочу. Я хочу ее.

Я хочу целовать ее до усрачки каждый раз, когда мы ссоримся, хочу бросить ее на кровать и трахнуть. Но я не могу.

Рокси придвигается ближе, но мне все равно невыносимо смотреть на нее. Она тихо смеется, и в следующий момент она перекидывает ногу через мои колени и оказывается передо мной, нависая над моими бедрами.

— Так нормально? — спрашивает она.

Все, что я могу сделать, это беззвучно кивнуть, и Рокси улыбается мне.

— Гарретт, ты раньше всех заметил, что я вздрагиваю, когда кто-то двигается слишком быстро. Ты ведь знаешь, почему? Готова поспорить, что ты сам догадался или они тебе рассказали.

— Твой отец.

Я киваю, жалея, что не убил этого ублюдка, когда у меня был шанс.

— Мой отец.

Она кивает и горько улыбается.

— В первый раз у меня был секс после... — она сглатывает. — Это было тяжело, это был мой первый раз, это должно было быть потрясающе, но мы были пьяны, и все, что я видела каждый раз, когда он брал меня, было лицо моего отца. Все быстро закончилось, я заплакала и пошла домой. Стало лучше, я научилась блокировать это. Я научилась справляться со своими реакциями. На это ушло много лет, черт, я и сейчас вздрагиваю. Мне до сих пор снятся кошмары, это не проходит просто так ― травма остается с тобой каждый божий день твоей жизни. Но у нас есть выбор ― позволить ей управлять нами или уничтожить нас. Я решила ни то, ни другое, потому что тогда он победит. Это звучит глупо и самонадеянно, как будто я просто решила в один прекрасный день, но я решила. Я устала бояться, поэтому даже сейчас, когда это дерьмо пугает меня, когда у меня возникают воспоминания, кошмары или я неправильно реагирую... я выбираю, как с этим справиться. Я. Никто другой, потому что они не могут понять, что я чувствую в данный момент. Никто другой не может. Исцеление дается нелегко, дорогой. В некоторых отношениях это хуже, чем само... насилие, и у вас будут неудачи и разочарования, но попытаться стоит. Иначе ты все еще будешь в плену этих воспоминаний, все еще будешь бороться за выживание...

— Я устал от борьбы, — признаюсь я, и она усмехается.

— Я тоже. Так что, если я делаю что-то не так, если я провоцирую тебя или что-то еще, говори. Дай мне знать. Дай нам знать, чем мы можем помочь, потому что они хотят этого. Твои братья, они тянутся к тебе, пытаются понять, как они могут защитить тебя. Помочь тебе. Как и я. Ты должен решить, можешь ли ты позволить нам сделать это.

— Я должен сделать это один, — бормочу я.

— Я знаю, но мы здесь, — шепчет она, — и иногда этого достаточно, а может, я просто полусонная и в бреду.

Я хихикаю, а она ухмыляется.

— Хочешь посмотреть фильм или что-нибудь еще?

— Нет, блядь, не хочу, — огрызаюсь я, и ее лицо опускается. Когда Рокси собирается отодвинуться, я протягиваю руку, медленнее, чем обычно, чтобы она успела заметить, запутываю пальцы в ее волосах и притягиваю Рокси к себе. Она задыхается, когда я прижимаюсь губами к ее губам. Сначала я замираю, не привыкший к контакту, но когда она начинает двигаться мне навстречу со стоном, я не могу удержаться, но хриплю и целую ее.