ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ

РОКСИ

Я просыпаюсь очень рано, сама не знаю почему. Перевернувшись на спину, я вздыхаю. Я так привыкла просыпаться днем, что, хотя сейчас только десять утра, чувствую себя совершенно иной. Встав, я надеваю платье, не утруждая себя поисками обуви, но останавливаюсь, когда прохожу мимо зеркала, прежде чем вернуться и дополнить образ сережками и кольцами, которые купил мне Райдер.

Они хорошо смотрятся и вызывают у меня улыбку, когда я выхожу из комнаты, уже слыша, как они спорят за столом за завтраком. Это уже вошло в привычку ― есть вместе с ними, и, наверное, именно поэтому я проснулась. Как изменилась моя жизнь. Когда я сажусь, они все улыбаются мне, а потом переглядываются, глядя на украшения. Райдер выглядит самодовольным, Кензо мягко улыбается мне, Гарретт просто одобрительно хмыкает, а Дизель наклоняется вперед.

— Да, одна из нас, одна из нас! — напевает он, стуча ножом и вилкой по столу, заставляя меня смеяться.

— О, хочешь что-то покажу? — спрашивает он меня, картинно шевеля бровями.

— Не знаю... хочу ли я? Если это твой член, милый, то я его уже видела, и каким бы красивым он ни был, я бы предпочла просто съесть сосиску, что лежит на моей тарелке, — говорю я, принимая кружку из рук Райдера и нежно улыбаясь ему. Его губы при этом кривятся в полуулыбке, больше, чем обычно. Может быть, этот лед наконец-то треснул.

— Нет... это подождет. Как только ты увидишь это, ты обязательно набросишься на меня. — Он смеется, поднимаясь на ноги. Я оглядываюсь как раз вовремя, чтобы увидеть, как он срывает с себя рубашку.

— Ди, у тебя хороший пресс... — начинаю я, но замираю, увидев новую тату на его груди. Я даже не отвлекаюсь на мускулистый торс этого сумасшедшего, как обычно. Он стоит там гордо, надувшись, с безумной улыбкой на губах, а я могу лишь тупо пялиться.

Там, на его груди, прямо над сердцем, расположилась птица.

Птица сидит на его груди, взгромоздившись на свернувшуюся клубком гадюку. Они обе выглядят так реалистично, что мне хочется дотронуться до них, чтобы убедиться, что они настоящие. Птица изображена такой смелой. Она не боится змеи, ее клюв высоко поднят, а змея? Она обвилась вокруг нее, не сдерживая ее... удерживая ее.

Я и он.

Этот сумасшедший ублюдок набил татуировку с нашим изображением над своим сердцем.

— Нравится, Птичка? — интересуется он, и внезапно кажется, что Ди нервничает.

Я оглядываюсь вокруг, а Гарретт выпучивает глаза, дергая головой в сторону Дизеля, чтобы подсказать мне. Сглотнув, я снова смотрю на Ди и облизываю губы.

— Полагаю, это я... и ты?

— Верно, — ухмыляется он. — Моя Маленькая Птичка, прямо над моим сердцем.

— Я… — я снова сглатываю. — Мне это определенно нравится.

И мне и правда нравится. Она великолепна, явно очередная работа Гарретта, но что это значит? Какая-то часть меня понимает ее суть, и страх и волнение наполняют меня. Неужели Дизель... любит меня?

Быть любимой им было бы и опасно, и приключенчески интересно. Это может убить меня, это может поглотить меня, но я умру с улыбкой на губах. Вот только он не может меня любить. А может ли он? И такой ли он меня видит? Стоящей такой сильной, захватывающей их в свой плен?

— Это прекрасно, — пробормотала я, и он обогнул стол, приседая передо мной.

— Как и ты, Птичка.

Дизель подмигивает, затем наклоняется и крепко целует меня, не замечая, что я замерла. Он отстраняется, выглядя слишком счастливым.

— Я же сказал тебе, ты наша, Птичка, и ты никогда от нас не уйдешь. Это просто чтобы показать людям. Ты носишь наши метки, мы носим твои.

Мои глаза расширились на это его простое заявление. Неужели все остальные также набили себе такую же татуху? Эта мысль ошеломляет меня.

— В этом весь Ди, — комментирует Гарретт, как будто читает мои мысли, и я сдуваюсь. Слава богу. Ди ‒ сумасшедший, и его эмоции отличаются от эмоций всех остальных. Он хочет меня, он берет меня. Он любит меня и причиняет мне боль. Для него все просто. Для остальных это было бы еще одной причиной, и я не знаю, готова ли я к этому.

Но Дизель?

Неважно, что я не говорю ему в ответ или не уверена в своих чувствах, он знает. Он всегда знает. Ди снова целует меня, и на этот раз я отвечаю ему. Он смеется, довольный, когда возвращается на свое место, но я молчу всю трапезу. Я чувствую, как Райдер смотрит на меня все это время.

Неужели это теперь моя жизнь?

Влюбиться в Вайперов? Вожделение и принятие моей новой жизни ― это одно... но могу ли я действительно полюбить их? Мы начали далеко не нежно, и часть меня до сих пор ненавидит их.

Где-то в начале пути слова «ненавижу тебя» стали означать что-то другое? Меня пугает неизвестность. Райдер боится, что я разрушу его семью... что, если он прав?

Но что, если нет? Что, если я найду здесь счастье? Я делаю вдох и решаю, что должна попробовать. Я могу бояться полюбить кого-то... больше, чем кого-то, но я пока не хочу отказываться от этой возможности, поэтому я не дам им понять, как трудно мне любить, или как меня убивают слова о людской любви ко мне. Люди говорят мне, что любят меня, а я жду лишь боли. Потому что она всегда приходит.

У тех, кто нас любит, есть возможность причинить нам самую сильную боль, и, по моему личному опыту, они всегда это делают.

~

После завтрака, я спешу в свою комнату, чтобы побыть наедине со своими мыслями. В итоге я засыпаю, а когда просыпаюсь, чувствую себя лучше. Я не могу позволить этому вывести меня из себя.

Я могу спрятаться, отгородиться от этого, позволить этому управлять мной... и, возможно, потерять парней ― лучшее, что когда-либо случалось со мной.

Или я продолжаю жить, несмотря на страх, и продолжаю принимать их. Я уже знаю, какой сделаю выбор, поэтому я наношу боевой раскрас, чувствуя себя лучше, сильнее с макияжем. Мои глаза подведены, а губы темно-алые, словно кровь, и я добавляю ожерелье, которое они мне купили, чокер, прежде чем влезть в другое платье. Оно черное, с кружевными рукавами. Платье немного нарядное, облегает, почти прилипает к моему телу, но при этом я чувствую себя в нем комфортно. Наконец, я укладываю волосы, выпрямляя их.

Выхожу, но в доме только Кензо, его волосы зачесаны назад, на нем белая рубашка с закатанными рукавами, обнажающая его мускулистые предплечья, серая жилетка и брюки. Он выглядит потрясающе. Когда Кензо с мягкой улыбкой поднимает взгляд от планшета и видит меня, его рот приоткрывается. Я же чувствую себя сексуальной, поэтому подбегаю к нему и, осмелев, сажусь ему на колени. Его планшет падает в сторону, и он тут же забывает о нем, когда хватает меня за задницу и притягивает ближе.

— Ты выглядишь достаточно сексуально, чтобы я сожрал тебя прямо здесь, дорогуша, — рычит он.

— Это обещание? — ухмыляюсь я ему, проводя рукой по волосам, так что некоторые из них падают набок.

Он стонет.

— Я бы хотел, но мне пора вот-вот выходить.

— Куда ты направляешься? — спрашиваю я, чувствуя, как его твердый член прижимается ко мне.

Его зрачки темнеют от вожделения.

— Играть, — бормочет он. — Вернее, там будет играть один человек, о котором мне нужна информация.

— О заказных убийствах? — интересуюсь я.

Кензо качает головой.

— Об утечке. Он мой старый игрок, тот, кто раньше делал для меня ставки.

Я мигом оживляюсь.

— Можно мне с тобой?

— Ты хочешь составить мне компанию, — спрашивает он медленно, а я на это лишь фыркаю.

— Да, черт возьми, мне чертовски скучно, позволь мне помочь. К тому же, выпивка, азартные игры и ты? Звучит заманчиво.

Кензо издает стон, облизывая губы.

— Звучит до смешного сексуально.

Он пробегает глазами по моему телу, заставляя меня дрожать.

— Ты можешь пойти вместе со мной, но знай, что будешь подбирать свое платье с пола моей комнаты еще до того, как этот вечер дойдет до своего логического завершения. Ты ― мой выигрыш в этой игре.

Наклонившись, я нежно целую его.

— Слова, слова, одни слова… — бормочу я, встаю и удаляюсь, останавливаясь у двери, чтобы оглянуться на него. Его глаза закрыты, губы сжаты.

— Идешь?

Кензо поднимается на ноги, с ухмылкой смотрит на меня, поправляя жилет и хватая свой телефон, а затем убирая его в карман. Его рука крутит игральные кости, когда он направляется ко мне, обхватывая мое плечо.

— Не могу дождаться, дорогая.

Мы спускаемся вниз, рука Кензо гладит меня по спине до самой задницы в лифте. Я усмехаюсь, когда дверь открывается, и он ведет меня под руку к красному «феррари». Он открывает дверь, и я проскальзываю внутрь, наблюдая, как он огибает капот и скользит на водительское сиденье. Кензо подмигивает мне.

— Держись, — предупреждает он, и двигатель ревет, когда машина резко трогается с места.

Я кричу в экстазе, когда мы вырываемся из подземного гаража здания и мчимся на улицу. Уже темнеет, город оживает, пока Кензо лавирует в пробках. Мы покидаем город и выезжаем на трассу. Держа одну руку на руле, а другую на рычаге переключения передач, Кензо набирает скорость, а затем протягивает руку к моему обнаженному бедру и сжимает его, пока ведет машину.

Мои волосы откинуты назад, сердце колотится от ощущения скорости, а губы кривит ухмылка. Это потрясающе. Я раздвигаю ноги, а его рука скользит чуть выше, останавливаясь только тогда, когда его большой палец касается моей киски. Причем Кензо даже не заботится о том, чтобы убрать руку, просто ведет машину. То, как он управляет машиной, и то, как быстро мы едем, продолжая наращивать скорость, возбуждает меня.

Почему это так возбуждает?

Проходит совсем немного времени, и вот мы уже поворачиваем и едем по частной подъездной дорожке в самой богатой части города.

— Почему у вас, ребята, нет здесь дома? — интересуюсь я.

— Вообще-то он у нас есть. Но мы его ненавидим.

Кензо усмехается, когда мы подъезжаем к черному, богато украшенному забору с гербом на фасаде.

— Мы ненавидим богатеев, этих душных ублюдков.

— Ты один из этих богатеев, — усмехаюсь я.