— Глава Гао, почему вы желаете вести разговоры за закрытыми дверями? Вы пытаетесь что-то скрыть? 

— Поскольку все собрались здесь, отчего бы не разобраться в деле прямо сейчас? 

— Если распространение домыслов о происшествии прекратится, неужели это не пойдёт ребёнку во благо?

Чжан Чэнлин поднял смертельно бледное лицо с расфокусированным взглядом. Мальчику казалось, что все смотрят на него, говорят о нем и указывают на него, желая получить объяснения. Но он ничего не знал.

Чжоу Цзышу привык сливаться с окружением и быть незаметным. Но увидев беспомощное лицо Чжан Чэнлина, он ощутил жгучую злость. Так и хотелось растолкать толпу, схватить парнишку и утащить его подальше от всей этой грязи. Но разве такой импульсивный поступок вязался с характером бывшего главы Тяньчуана? Тщательно планировать любое действие, думать дважды, учитывать каждую мелочь, оставаться в тени, не привлекать внимание — вот что въелось в его кости. Сам Император хвалил Чжоу Цзышу за растущие с годами осторожность и расчётливость…

… Однако старик Е Байи снова бросил бы, что он просто прячется под маской.

Примечание к части

∾ Страдать одной болезнью (同病相怜) — идиома, описывающая сочувствие к общим обстоятельствам.

∾ «…подобен мерцающему пламени свечи, что скоро погаснет» (昙花一现) — идиома, описывающая нечто недолговечное.

∾ «Прохлада приходит… Есть сегодня вино — так сегодня пьяней» — первые три строки стихотворения авторские, иллюстрируют оплакивание ранней смерти красавицы. Силин — отсылка к известной поэтессе, куртизанке Су Сяосяо (V век н.э.), чья могила там находится. Су Сяосяо умерла молодой, страдая от смертельной болезни, что перекликается с настроением главы. Четвертая строка «今朝有酒今朝醉» — из стихотворения «В самоутешение» поэта Ло Инь. Используется как идиома в значении «жить сегодняшним днём».

∾ Смертники (死士) — лит. «солдат смерти».

∾ Три головы и шесть рук (三头六臂) — дословный перевод идиомы, означает человека с экстраординарными способностями.

∾ Демоны — гуй (鬼), в китайской мифологии — демон, дух умершего, призрак.

Том 2. Глава 31. Прорыв

Чжоу Цзышу спиной почувствовал чей-то пронзительный взгляд. Обернувшись, он увидел в толпе неподалёку Е Байи, чему, собственно, не удивился. Старый обжора ни словом, ни жестом не показал, что они знакомы, даже не кивнул в знак приветствия. Е Байи просто пялился на него, не моргая, с неизменной безмятежностью. С такой же миной этот истукан возвещал о неотвратимости скорой гибели Чжоу Цзышу. 

«Верно, — подумал Чжоу Цзышу, — моя смерть не за горами. И я всегда вёл себя как трусливая черепаха, прячущая голову при малейшей опасности. Неужели в данный момент необходимо соблюдать прежнюю осторожность? Или готовить почву для далеко идущих планов, сплетая хитроумную интригу? Разве жизнь, в которой чувства ни разу не возобладали над разумом, не заслуживает лишь унылого сожаления?» 

Чжоу Цзышу внезапно ощутил неодолимый порыв вырваться из панциря и стать наглым ублюдком.^[208]

И вот в воздухе раздался сухой смешок. Этот тихий звук должен был потонуть в окружающем шуме, но, усиленный неизвестной техникой, он перекрыл гомон толпы.

Худощавый, неприметный, болезненного вида мужчина выступил вперёд и мягко поинтересовался:

— Господа, существует ли причина, по которой вы мучаете ребёнка прилюдным допросом?

Глаза Чжан Чэнлина прояснились, а губы беззвучно прошептали: «Шифу!».

Гао Чуну потребовалось время, чтобы сообразить, кто перед ним, хотя Цао Вэйнин по прибытии представил этого человека и хорошо о нём отзывался. После недолгой заминки глава Гао сложил руки в приветствии:

— Чжоу-сюнди.^[209]

Хозяин поместья был удивлён и озадачен. Невзрачный гость обладал мощной аурой, характерной для опытных мастеров кунг-фу, и Гао Чун понимал, что должен был обратить на него внимание. Но почему-то при первой встрече он не заметил в этом Чжоу ничего особенного. Даже сейчас глава Гао с трудом вспомнил его фамилию, но не имя. По позвоночнику Железного Судьи пробежала дрожь.

Чжоу Цзышу поманил рукой Чжан Чэнлина:

— Иди-ка сюда, паршивец. 

Чжан Чэнлин бросился к нему с распростёртыми объятиями, будто к родному отцу.

Скрипучий голос Фэн Сяофэна снова резанул по ушам:

— Ты кто такой вообще?

Приобняв мальчика за плечи, Чжоу Цзышу смерил неугомонного задиру пренебрежительным взглядом и насмешливо протянул:

— Коротышка, неужели не узнаёшь папочку?^[210]

Фэн Сяофэн зашипел от ярости. На сей раз Гаошань-ну не стал дожидаться команды и с низким рёвом ринулся на обидчика. Связь между Горой и Духом Земли была поистине необычной: каждого, кто осмеливался зацепить Фэн Сяофэна, Гаошань-ну расценивал в качестве заклятого врага, убившего его собственного отца. Гора был настолько огромным, что от его шагов содрогались стены. Вращая гасилом с гирей^[211] больше человеческой головы, он надвигался подобно цунами, намереваясь размолоть обидчика в фарш.

Чжоу Цзышу в мгновение ока испарился оттуда, где стоял, заодно прихватив Чжан Чэнлина, и молот-метеор впустую расколол каменную плиту, проделав в ней глубокую выбоину. Гао Чун внимательно наблюдал за происходящим и сразу сделал вывод, что цингун этого Чжоу достиг высочайшего уровня — немыслимая скорость, да ещё с дополнительной ношей!

Промахнувшись, Гаошань-ну недовольно зарычал, снова раскрутил молот и запустил его горизонтально полу. Гиря со свистом поднялась в воздух, но Чжоу Цзышу рассчитал траекторию и провёл контратаку. Подпрыгнув, он оттолкнулся носком сапога от цепи и, используя полученный импульс, ударил по приближавшейся гире. Неизвестно, сколько силы он вложил в этот удар, но когда все осознали происходящее, молот уже летел обратно в своего хозяина.

Гаошань-ну не отличался проворством и не успел бы увернуться, даже если бы на кону стояла его жизнь. В отчаянии Гора крепко обхватил голову рукам, готовясь встретить оружие плечом. Когда гиря врезалась в него, гигант оглушительно взвыл и, отлетев далеко назад, тяжело рухнул на пол. 

Фэн Сяофэн заверещал, словно это его приложили молотом. Забыв обо всём, он кинулся к пострадавшему товарищу и начал осматривать рану. Гаошань-ну остался жив только благодаря своей огромной массе. Покалеченное плечо было почти раздроблено, но этот крепкий орешек даже не потерял сознание. Свернувшись в огромный клубок, Гора безмолвно смотрел на коротышку полными боли глазами.

Фэн Сяофэн вскинул голову и обернулся с пылающим ненавистью взглядом. Чжоу Цзышу оставался спокойным, как озёрная гладь: 

— Он хотел забрать мою жизнь, но его жизнь мне не нужна, — объяснил он, подтянув к себе Чжан Чэнлина. — Пойдём отсюда.

— Постойте!

Вперёд выступил Юй Цюфэн, глава школы Хуашань. Его примеру молча последовали лидеры остальных крупных школ. Юй Цюфэн сложил руки в небрежном приветствии, окатил Чжоу Цзышу неприязненным взглядом и процедил сквозь зубы:

— Незнакомый господин, вот так уводить ребёнка на глазах у всех — это немного непочтительно, не находите? Неужели вы желаете оскорбить собравшихся здесь героев цзянху?

— И каким образом, по мнению главы Хуашань, мне следует поступить? — равнодушно уточнил Чжоу Цзышу.

— Ступайте куда хотите, — предложил Юй Цюфэн, — но сперва заставьте мальчика рассказать, почему на него охотятся убийцы. Имеет ли семья Чжанов отношение к Кристальной броне? Если имеет, то в чьих руках сейчас находится их фрагмент?

Натянуто улыбнувшись, Чжоу Цзышу оглядел ожесточённую и разгневанную толпу с Юй Цюфэном во главе, наклонился к Чжан Чэнлину и поинтересовался:

— Ты знаешь, о чём речь?

Чжан Чэнлин поджал губы и покачал головой.

— Хочешь ответить на его вопросы? — предложил Чжоу Цзышу.

Не говоря ни слова, Чжан Чэнлин вцепился в одежду шифу. Тот кивнул и повернулся к Юй Цюфэну:

— Мастер Юй, видите ли, у вас могут быть вопросы, но мальчик вправе отказаться на них отвечать. Будет лучше, если наши пути разойдутся здесь и сейчас, и мы попрощаемся друг с другом на неопределённый срок. Вы согласны?

Не дожидаясь ответа, Чжоу Цзышу подтянул к себе Чжан Чэнлина и развернулся, намереваясь покинуть помещение. В этот момент глава школы Цаншань Хуан Даожэнь,^[212] стоявший позади Юй Цюфэна, презрительно усмехнулся:

— Этот юнец слишком самонадеян! — и проявил инициативу в создании проблем, бросившись наперерез Чжоу Цзышу.

Жёлтый Даос обладал весьма непритязательной внешностью. Его яйцевидное, обожжённое солнцем лицо походило на тёмный сморщенный финик или сушёную дыню. Обычно он настолько старательно прятался за элегантным Юй Цюфэном и его неизменным веером, что это оставляло простор для сомнений в истинных намерениях даоса. Сейчас Хуан Даожэнь впервые вышел из тени главы Хуашань и открыто занёс руку для удара. Его атакующий рывок напоминал полёт гигантской картошки.

Чжоу Цзышу ухмыльнулся. По сути, Хуан Даожэнь угадал — он был самонадеянным и не испытывал к скопищу мелких кудахтающих склочников ничего, кроме презрения. Не отпуская руки Чжан Чэнлина, Чжоу Цзышу встретил выпад даоса размытым вихрем контратак. Спустя пару мгновений Хуан Даожэнь вскрикнул от боли, отступил на несколько неуверенных шагов, сплюнул полный рот крови и тяжёлым кулём упал на задницу.

Картошка подвяла. Испуганные возгласы «Шифу!», «Старший!» и «Глава!» слились в неразборчивый гвалт. Глаза Юй Цюфэна налились кровью.

— Откуда взялись столь бесчестные техники?  — злобно выкрикнул глава Хуашань. — Должно быть, этот отступник заодно с призраками Долины! Не дайте ему сбежать!

Понял, что не одолеет в бою, так решил спустить всех собак! Уголки губ Чжоу Цзышу дёрнулись. Он не собирался понапрасну тратить время, поэтому крепко прижал к себе Чжан Чэнлина и двинулся прочь.