Примечание к части

∾ Казённая дорога — 官道, букв. «Дорога чиновников». Как и римляне, китайцы за счёт государства строили и содержали обширную сеть дорог, по которым можно было перевозить припасы и войска.

∾ Лоян назывался Восточной столицей (Дунду, 东都) во время правления империи Тан (657-907). Это могло бы задать временные рамки истории, если бы не конфликтовало с другими элементами.

∾ «Отказ от жены» (休妻) — в древнем Китае муж мог в одностороннем порядке расторгнуть брачный союз по одной из семи причин (неудача в рождении наследника, излишняя болтливость и др.).

∾ Три идиомы о выдающихся умственных способностях Вэнь Кэсина: 闻一知十, 触类旁通 и 举一反三.

∾ Пять ядовитых существ и четыре вредителя — 五毒四害: первые пять — это скорпион, змея, многоножка, ящерица и жаба, вторые четыре — это крыса, таракан, муха и комар (современная концепция, возникшая в брошюрах, направленных на продвижение санитарии и сельскохозяйственного производства во время Большого скачка (1958-1960 гг.))

∾ «Рык львицы» — 河东狮吼, выражение используется для описания суровой жены, повелевающей мужем.

∾ Три послушаниях и четыре добродетели — 三从四德: согласно конфуцианскому кодексу поведения, все женщины (в т.ч. лёгкого поведения), должны были: слушаться отца до замужества, мужа после замужества, сына после вдовства. Четыре добродетели: нравственность в поведении, сдержанность в речи, приятная внешность и умелость в рукоделии.

Том 3. Глава 56. Чёрные вороны

Чжан Чэнлин ворочался без сна в своей постели. Снаружи шумел ветер. Тени изогнутых ветвей причудливо двигались на оконной бумаге.

В любую другую ночь он назвал бы эту картину «изящный танец ивовых ветвей в серебристом сиянии», но сегодня его настроению была созвучна «демоническая пляска оскаленных мертвецов в призрачном свете».

Чтобы отвлечься, он принял позу для медитаций и начал нараспев повторять мнемонические рифмы, покачивая головой в такт. Старшие относились к этой его привычке скептически.

Вэнь Кэсин считал, что механическое запоминание, даже при правильном понимании каждого слова по отдельности, не имеет ничего общего с реальным осмыслением сути техники.

Шифу был уверен, что техника должна усвоиться сама собой после того, как человек запомнил строки и применил их на практике. Чжоу Цзышу никогда не видел, чтобы кто-нибудь заучивал простую рифму так усердно, будто она была сложнее для понимания, чем Четыре книги и Пять канонов.^[380] В его глазах бестолковость Чжан Чэнлина засверкала новыми гранями.

Вскоре блуждающий разум Чжан Чэнлина зацепился за мысль, что после ухода шифу и старшего Вэня он остался на большом постоялом дворе без всякой защиты. Следом пришло предчувствие ужасной беды, окатив волной нервной дрожи. Чжан Чэнлин вскочил, задёрнул полог кровати, лёг обратно в постель и натянул одеяло на голову… словно благодаря этим действиям он оказался в безопасности.

Свернувшись калачиком, мальчик напряжённо прислушивался к каждому шороху, чтобы не проспать возвращение шифу. Правда, он упустил из виду то, что Чжоу Цзышу передвигался совершенно беззвучно. Даже если бы тот вернулся, ученик ничего бы не услышал. Чжан Чэнлин провел в беспокойном ожидании большую часть ночи, но так и не уловил ни единого шевеления. В конце концов его веки слиплись, и он погрузился в сон.

Поутру мальчика разбудил гомон проснувшихся постояльцев. Чжан Чэнлин кубарем скатился с кровати и бросился в комнату Чжоу Цзышу, только чтобы с разочарованием обнаружить холодную заправленную постель. Старшие не возвращались.

В комнату постучался служка гостиницы и пригласил молодого господина на завтрак. Чжан Чэнлину ничего не оставалось, кроме как спуститься в обеденный зал в ужасно подавленном настроении.

Чжан Чэнлин размышлял о своей никчёмности. Уже не ребенок, но юноша, чьи брюки с каждым днём становились короче, а прогресс в обучении застопорился.

Сначала Старший Ли спас ему жизнь, потом он встретил шифу, который сопроводил его в Тайху, где Чжан Чэнлин остановился у дяди Чжао. Последний привёз его в Дунтин, где он снова встретил шифу… Чжан Чэнлин не совершал поступки по своей воле, лишь послушно следовал чужим решениям.

Он рассеянно жевал булочку, впервые серьёзно обдумывая, что делать с собственной жизнью. Как найти свой путь?

Ход бесплодных размышлений прервал шум голосов у входа. Откусив половину булки, Чжан Чэнлин рассеянно обернулся, чтобы посмотреть, что происходит, да так и застыл. Впрочем, остальные постояльцы тоже недвижно замерли.

У дверей стояла примерно дюжина женщин, с ног до головы облачённых в чёрное. Они напоминали стаю ворон, влетевших на порог. Их возраст и внешность нельзя было различить из-за масок — грубо сработанных поделок, неизменных атрибутов ярмарочных лотков, зияющих провалами пустых кукольных улыбок. Однако эти маски вряд ли позабавили бы детей: на белых лицах горели жуткие демонические глаза, а уголки раззявленных губ сочились нарисованной кровью.

Лидер группы холодно приказала подавальщику:

— По тарелке пшеничной лапши с овощами на человека. Ещё раз косо взглянешь, и я вырву твои глаза!

Грубый и хриплый голос исходил злобой и принадлежал, похоже, пожилой женщине. Она окинула взглядом помещение, и все постояльцы поспешили спрятать любопытство, уткнувшись в свои тарелки. Никто не хотел лишних неприятностей, так как дамы не выглядели благожелательными.

Пожилая женщина, разумеется, заняла место во главе стола и властно махнула рукой, разрешая остальным присоединиться.

— Не спускайте глаз с маленькой стервы. Быстро едим и в путь.

Чёрная стая по её команде послушно принялась рассаживаться за столом, не тратя лишних слов. Только тогда Чжан Чэнлин заметил молодую, растрёпанную, несчастного вида девушку, которую подтолкнули грубым пинком. От удивления он чуть не выронил изо рта откушенную булочку: «Это ведь драгоценная дочь героя Гао Чуна, Гао Сяолянь! Как она оказалась в плену этой отвратительной шайки?».

Да, это была Гао Сяолянь, но она не заметила Чжан Чэнлина. Губы девушки были разбиты, она и сейчас боролась, пытаясь освободиться из крепко державших рук, от чего поджившие ранки снова закровоточили. Вдруг Гао Сяолянь вздрогнула от пронзительной боли и замерла — половина её тела потеряла способность двигаться. Одна из стражниц извлекла длинную иглу, которую воткнула в бок пленницы секундой ранее.

— Как думаешь, что лучше сделать в следующий раз… — холодный смешок раздался возле уха Гао Сяолянь, — превратить тебя в парализованную калеку или оставить несколько шрамов на твоих гладких нежных щёчках?

Гао Сяолянь застыла, не осмеливаясь более сопротивляться. Уголки её глаз покраснели, на бледном лице читалась ненависть вперемешку со страхом. Охранница безжалостно ударила её сзади под колени, заставив чуть ли не упасть на лавку, и предупредила:

— Веди себя смирно!

Чжан Чэнлин поспешно склонил голову, притворившись, что ничего не видел. Он старательно отводил взгляд, пока чёрная стая не занялась поглощением лапши. Тогда Чжан Чэнлин украдкой, искоса да исподлобья, решился рассмотреть пленницу.

Гао Сяолянь всегда была добра к нему. Чжан Чэнлин считал её хорошим человеком, благовоспитанной и красивой цзецзе.^[381] Увидев, что нежная сестрица щеголяет фингалом под глазом и другими очевидными следами побоев, Чжан Чэнлин решил для себя, что шайка чёрных ворон заслуживает наказания.

Мальчик с надеждой взглянул на дверь: «Почему же шифу и старший Вэнь ещё не вернулись?» — тревожно пронеслось в голове.

Женщины спешили отправиться в дорогу. В отличие от неторопливого, рассеянно жующего Чжан Чэнлина, они в два счёта набили животы, бросили монеты на стол и направились к выходу. Чуда не произошло, Чжоу Цзышу и Вэнь Кэсин не появились.

Чжан Чэнлин больше не мог сидеть сложа руки. Что было странно, ведь в обществе Чжоу Цзышу юноша всегда был трусоватым, бесполезным учеником. Во-первых, для самого нетерпеливого в мире шифу слово «бесполезный» стало одним из любимых эпитетов, когда дело касалось Чжан Чэнлина. Во-вторых, чувствуя защиту и поддержку шифу, Чжан Чэнлин привык полагаться на неё и часто вёл себя как избалованный матерью-наседкой ребенок. При малейших признаках неприятностей всё, что было нужно — это громко крикнуть «Шифу, спаси!». И грозный могущественный шифу, какими бы словами он при этом ни бранил «бесполезного» ученика, тотчас приходил на выручку.

Однако Чжоу Цзышу сейчас не было рядом. Чжан Чэнлин подозвал прислужника, дал ему ряд указаний, а затем, с неведомо откуда взявшимися спокойствием и смелостью, отправился за группой женщин в чёрном.

- - - - -

Чжоу Цзышу и Вэнь Кэсин не вернулись, потому что оказались в центре странного стечения обстоятельств.

По мере того, как по другую сторону стены стоны и скрип кровати становились всё необузданнее, Вэнь Кэсин чувствовал всё бóльшую озадаченность. Обычно в весенних домах подобные развлечения происходили в будуарах прелестниц. Эта дева была глухой, или слепой, или совершенной идиоткой, чтобы не замечать гнездо Ядовитых скорпионов по соседству со своим ложем?

Потянув Чжоу Цзышу за руку, Вэнь Кэсин кончиком пальца прочертил на его ладони вопрос: «Чья это комната?».

Чжоу Цзышу замер ненадолго, а затем написал: «Главы скорпионов».

Замешательство Вэнь Кэсина только усилилось. Глава Ядовитых скорпионов разрешал шлюхам развлекать клиентов в своей спальне? Зачем? А может, предводительница скорпионов настолько обеднела, что помимо основной деятельности по организации убийств и поджогов, подрабатывала по ночам, принимая клиентов?

В ужасе от собственных рассуждений, Вэнь Кэсин снова написал на чужой ладони: «Глава скорпионов — блудница?».