Изменить стиль страницы

Я улыбаюсь в ответ, хотя мое сердце все еще бешено колотится.

— Думаю, нам лучше оставаться вдвоем.

— Да. Похоже на то. До сих пор мы справлялись нормально.

— Лучше, чем нормально, — я дотрагиваюсь до его руки. — Мы справлялись хорошо.

Он бросает на меня теплый взгляд.

— Да. Мы справлялись очень хорошо.

Той ночью мы снова разбиваем лагерь — у нас нет другого выбора, — и я начинаю наш третий день в дороге, чувствуя себя окоченевшей, измученной и раздраженной.

Я понимаю, что часть моего раздражения вызвана желанием секса. А его у нас не было три дня.

Не то чтобы я хотела оргазмов. Они замечательные, но я могу без них жить. Я скучаю по тому ощущению близости с Трэвисом, когда мы занимаемся сексом. Я скучаю по тому, как он горячо и в то же время мягко смотрит на меня — так, будто я особенная, будто я принадлежу ему.

Он все равно лучший спутник, на которого я могу рассчитывать, но это не то же самое.

Мы ощущаемся как партнеры. Это не изменилось.

Но мы больше не ощущаемся как пара.

И нет смысла врать себе. Я хочу, чтобы мы были парой.

Я хочу быть с ним всем.

Я не настолько глупа, чтобы ожидать, будто это случится. «Жили они долго и счастливо» больше не бывает в этом мире. Весьма высоки шансы, что один из нас или мы оба умрем, не добравшись до Форт-Нокса.

И даже если мы доберемся...

Трэвис со мной потому, что я свалилась ему как снег на голову. Он бы никогда не выбрал меня, будь у него возможность решать.

Реальность всего этого накрывает меня по мере наступления утра; наше путешествие такое же медленное и раздражающее, как и раньше. Я не в лучшем настроении. Я стараюсь не ворчать, но я не чувствую себя бодрой или дружелюбной.

Трэвис, похоже, это понимает. После неудачной попытки поговорить о нашем маршруте он умолкает, время от времени бросая на меня беглые взгляды.

В какой-то момент он бросает на меня даже слишком много вопросительных взглядов, и я рычу на него.

— Прекрати коситься. Я в порядке. Просто в плохом настроении.

Он моргает.

— Я сделал что-то не то?

— Нет! Конечно, нет. Мне что, нельзя просто так быть в плохом настроении?

— Можно, конечно. Но обычно ты не такая. Ты уверена, что это ничем не вызвано?

По какой-то причине его кроткий голос задевает меня за живое. Я дрожу, эмоции подступают к горлу, к глазам.

Я вижу, как он обеспокоенно хмурит брови, и быстро беру себя в руки.

— Просто... все сразу навалилось, — выдавливаю я.

Его губы разжимаются.

— Ладно. Я понимаю.

— Я скоро буду в порядке. Может, завтра.

— Ладно, — он кивает и снова трогает машину с места. — Но если завтра тебе не будет лучше, то между нами снова состоится этот разговор.

Я качаю головой, но на самом деле мне уже немножко лучше.

Трэвис знает меня.

Он заботится обо мне.

Он мгновенно заметил, что я расстроена, и захотел что-нибудь предпринять.

Это приятно.

Когда в твоей жизни есть такой человек.

И ему необязательно быть кем-то бОльшим.

***

К тому моменту, когда мы останавливаемся на обед, я больше похожа на себя обычную. Трэвис явно замечает и доволен этим фактом. Мы едим тунец и крекеры с 25-летним сроком годности, и я нахожу еще одну палку, чтобы побросать ее псу.

Мы все наслаждаемся этим.

Большую часть времени мы ехали в стороне от трассы, но наткнулись на небольшую дорогу и планируем поехать по ней, пока не доберемся до леса через несколько миль, который должен предоставить нам укрытие получше.

Все то время, что мы ехали по этой дороге, тут никого не было, и мы съехали на траву, чтобы пообедать.

Ничто не ощущается настолько же безопасным, как леса в горах, но это лучшее, на что можно рассчитывать здесь.

Я смеюсь и гоняюсь за псом, пытаясь забрать у него палку, ибо он решил не возвращать ее.

Трэвис допивает бутылку воды и с легкой улыбкой на лице наблюдает, как я играю с псом, но тут внезапно рявкает:

— Лейн!

Я немедленно выпрямляюсь и смотрю на него.

— Двигатели, — говорит он. — Едут быстро. Давай. Поспеши.

Я хватаю пса за шею и подталкиваю к машине. Он умный и прекрасно понимает, чего я хочу. Он бросает палку, бежит к джипу, не отставая от меня, и запрыгивает в салон сразу за мной.

Теперь я слышу приближение двигателей. Это не такие звуки, как от каравана. И они едут быстро.

Очень быстро.

Они настигают нас прежде, чем Трэвис успевает вывести джип на дорогу. Это все равно не сыграло бы роли, поскольку они могли легко одержать над нами верх.

Этот автомобиль служил нам верой и правдой, но даже на максимальной скорости он едет не очень быстро.

Их пятеро. На больших громких мотоциклах.

Я мгновенно понимаю, что они опасны. Я давно перестала оценивать людей по внешности, но агрессию этой группы ни с чем нельзя спутать. Должно быть, они путешествовали по дороге, но завидев нас, сразу настигают и окружают нас на мотоциклах.

Они все крупные, страшные и гадкие. У всех есть оружие.

Трэвис уже приставил дробовик к плечу и целится, я вытаскиваю пистолет и тоже целюсь... в ближайшего ко мне мужчину.

— Держись спиной ко мне, — хрипло бормочет Трэвис. — Не выходи ни под каким предлогом.

Я молча киваю, не сводя глаз с мужчины, на которого целюсь.

Их пятеро.

Нас только двое. И пес.

Пес угрожающе рычит, оскалившись и поворачиваясь из стороны в сторону, словно пытается найти главный источник опасности.

— Для вас тут ничего нет, — говорит Трэвис громким и повелительным тоном. — Можете ехать дальше.

— А я вижу кое-что, что хочу забрать себе, — заговоривший мужчина — старший в группе. У него виднеется седина в волосах и бороде, шея покрыта татуировками, а его ухмылка кажется уродливой.

Паника, должно быть, обострила мою наблюдательность, потому что я кое-что замечаю в татуировке мужчины.

Стилизованный волк — в точности такой, какой был нарисован в записке.

Волк.

Эти мужчины, должно быть, часть стада, направляющегося в Форт-Нокс.

Может, мы уже опоздали.

— Вы ее не получите, — говорит Трэвис. Не знаю, заметил ли он татуировку.

— Ты в этом уверен, мальчишка? Школы я не заканчивал, но до пяти считать умею. Нас пятеро. Вас двое. Давай мы отпустим тебя и собаку. Просто оставь нам девчонку и вещи.

— Не бывать этому, — я никогда не слышала, чтобы голос Трэвиса звучал так жестко. — Я тоже умею считать до пяти. И вот что я насчитал. Я могу убить минимум двоих из вас прежде, чем вы доберетесь до меня. Она хорошо умеет обращаться с оружием. Она подстрелит минимум одного из вас. Остается двое. И пес вцепится в горло одному из вас прежде, чем вы успеете выстрелить. Остается один. Не очень хороший расклад для четырех, которые погибнут.

— И я убью себя прежде, чем кто-то из вас ко мне прикоснется, — говорю я, стараясь казаться такой же свирепой, как Трэвис.

Я в ужасе.

Не помню, чтобы когда-нибудь так боялась, даже когда те типы пристали ко мне возле фермерского домика. Все мое тело похолодело. Рука с оружием слегка дрожит. Другой рукой я сжимаю шерсть на загривке пса, чтобы он не бросился на окруживших нас мужчин.

Теперь он рычит, не переставая.

— Она это сделает, — продолжает Трэвис. — Так что ни один из вас ее не получит. Четверо из вас погибнут. И все ради машины, которая вам не нужна, нескольких полотенец и бутылок воды. Это реально того стоит?

У нас в джипе приличное количество провизии, но мужчины этого не знают, и мы не собираемся им сообщать.

Они с минуту продолжают кружить вокруг нас на мотоциклах, но потом лидер говорит.

— Больше не маячьте тут. В следующий раз живыми не уйдете, — затем он делает жест рукой, и все они уезжают с несколькими мерзкими комментариями.

Я испытываю такое облегчение из-за их ухода, что едва замечаю их слова.

Я сидела на корточках, как Трэвис, но падаю обратно на сиденье, когда они скрываются из виду.

Трэвис садится более медленно, все еще держа дробовик у плеча.

Я пытаюсь заставить свое горло работать.

— Мы...

— Пока нет.

Я жду; Трэвис все еще напряжен и настороже. Когда в следующие несколько минут мы не слышим ничего, кроме тишины пастбища вокруг, он опускает оружие и заводит двигатель.

— Мы съедем с этой дороги.

— Да. Пожалуйста.

Я бесконтрольно трясусь. Ничего не могу поделать. Мое тело до сих пор ощущается ледяным.

Несколько минут назад я была абсолютно уверена, что умру.

Я не знаю, как Трэвису удалось отговорить этих мужчин. Может, они не такие жестокие, какими показались. А может, они просто были не в настроении драться.

В любом случае, я должна была умереть. Мы оба должны были умереть. И пес тоже.

Я продолжаю гладить пса у своих ног. Его шерсть все еще стоит дыбом на загривке, глаза настороженно мечутся туда-сюда.

Трэвис ничего не говорит почти час, пока мы едем по холмам и широким полям, наконец, достигая леса, к которому и направлялись.

Мы осматриваем периметр, пока не находим старую земляную тропу. Она по большей части заросла, но Трэвис все равно протискивается по ней. По мере продвижения дорога становится более чистой.

Теперь нас окружают лишь деревья. Никто нас не увидит, если только не окажется прямо над нами.

Я чувствую, что Трэвис наконец-то расслабляется рядом со мной.

Он находит полянку у небольшого ручья — его хватит, чтобы наполнить бутылки и умыться — и паркует джип.

Я чуть ли не кубарем выкатываюсь на землю, глубоко дыша и стараясь расслабиться.

Пес тявкает и убегает за деревья. Теперь он счастлив. Он чувствует себя в безопасности.

Я не знаю, что я чувствую.

Я стою на месте, пока Трэвис не подходит ко мне.

— Эй. Ты в порядке?

Я киваю. Я до сих пор немного дрожу.

Он издает хриплый гортанный звук и притягивает меня в объятия.

— Все хорошо, милая. С нами все хорошо.

Я утыкаюсь лицом в его футболку. Он очень сильно пахнет после трех долгих дней и немалых усилий. Но я рада. Он Трэвис. Он энергичный, крепкий и живой.

Он хороший.

Я чувствую его рядом, он окружает меня. Я могу дышать им.

Он до сих пор бормочет, что мы в порядке, что мы в безопасности, что он рядом, и мне становится еще лучше.

Проходит долгое время, прежде чем я разжимаю руки и смотрю на него.