У него есть предчувствие? Что, черт возьми, это значит?

— Значит, я тебе не нужна, — выплевываю я. — Если ты все равно собираешься полностью вырубить его.

Мое сердце разрывается надвое при мысли о моем бедном отце, что я не могу спасти его.

— Нет, ты мне не нужна, — просто говорит он. — Но я хочу тебя, и это все, что имеет значение.

Когда я выгибаюсь под ним, он сильнее прижимает свои руки к моим запястьям, мои кости угрожают сломаться.

— И если ты выкинешь какую-нибудь глупость, я все равно убью тебя и твоего отца. И это, — добавляет он с усмешкой. — Пожалуй, единственное обещание, которое я сдержу.

Мое сердце бешено колотится в груди, и ярость пронизывает меня, как неконтролируемая болезнь. Мое горло горит, клокочет от желания закричать. Сказать то, о чем я никогда не думала, что скажу. Никогда в этой жизни…

— Иди нахуй, — шиплю я, пробуя на вкус каждую каплю яда, когда она проходит через мои зубы.

Альберто на мгновение замирает. И затем, без предупреждения, горячая, обжигающая боль пронзает мою голову, и белые звезды затуманивают мое зрение.

Он ударил меня по лицу.

О мой Бог. Он ударил меня.

Моя голова кружится, моя губа пульсирует и краснеет, а кровь стекает по щеке. У меня так громко звенит в ушах, что я едва слышу, как открывается дверь.

Альберто отрывает от меня взгляд и ворчит.

— Что?

Тон Греты спокоен, но в то же время суров.

— Приношу свои извинения, signore. Но мне нужно подготовить signorina к ужину, если она хочет быть готовой вовремя.

Он пронзает меня последним затуманенным взглядом, затем опирается своими клешнями о стену в попытке подняться. Когда он, пошатываясь, выходит из комнаты, он наступает мне на волосы, и хотя моя кожа головы кричит от боли, я почти не чувствую этого.

Я едва чувствую, как Грета поднимает меня на ноги или толкает сесть за туалетный столик. Каждая часть моего тела, даже разбитая губа, словно онемела.

Она не делает ни единого движения, чтобы нарушить повисшую в воздухе тишину. Вместо этого она берет мою косметичку и роется в ней. Когда она находит то, что ищет, она поднимает это так, чтобы я могла увидеть это в отражении зеркала.

Это губная помада.

— Я думаю, этот оттенок хорошо скроет рану.

Над обеденным столом висит неподвижный, застоявшийся воздух, и все под ним указывает на то, что ночь будет мучительно долгой. Пианист играет навязчиво медленную классику. Коктейли готовятся долго, а бокалы для виски остаются нетронутыми. Даже океан, находящийся всего в двух шагах от французских дверей, погружен в гробовую тишину.

Меня снова повысили, и я сижу на чертовом месте во главе стола. Снова оказалась в пределах досягаемости старого грязного лжеца, за которого я выхожу замуж, и на линии огня насмешек его старшего сына.

Я игнорирую их обоих, предпочитая пялиться на позолоченные обои за головой Данте и потягивать Лонг Айленд со льдом через соломинку. Мои губы пульсируют своим собственным пульсом, но оттенок помады, который выбрала для меня Грета, идеально подходит к разрезу.

Полагаю, это решает проблему.

Данте хватает салфетку со стола, как будто она его чем-то обидела.

— Где Дон и Амелия? — его взгляд скользит по пустым креслам. — И все остальные, если уж на то пошло?

Кулак Альберто ударяет по столу, едва не задев тарелку с закусками.

— Прячутся, — невнятно произносит он, поднимая бокал с виски, ни к кому конкретно не обращаясь. — Потому что никто в этой гребаной семье не хочет проводить время со своим отцом.

Данте замирает, прищурившись, глядя на своего отца.

— Ты…

Вращающиеся двери с грохотом распахиваются, прерывая его.

— Извините, я опоздал, — протягивает Тор, неторопливо подходя, чтобы занять свое место рядом с Данте. — На самом деле меня никто не задерживал, я просто не хотел приходить, — опускаясь на свое место, он приподнимает бровь, оглядывая пустую комнату. — Очевидно, что я был не единственным.

Я бы улыбнулась его дерьмовой шутке, если бы у меня не кровоточила губа.

Данте разглаживает галстук, все ещё хмуро глядя на отца.

— Нам следует подождать?

— И вот почему из тебя никогда не выйдет хорошего Капо, сынок. Ты все ещё полагаешься на то, что папа ответит на все твои вопросы, — мрачно бормочет Альберто, делая глоток виски.

Тор тихо присвистывает, но прежде чем Данте успевает что-то сказать в ответ, распашные двери снова открываются, принося с собой совершенно другой привкус напряжения.

— Я чему-то помешал? — голос Анджело пробегает по моей коже, как озноб в лихорадке. Я ненадолго закрываю глаза и мечтаю, чтобы, когда я их открою, я была где угодно, только не здесь.

— Нет, ты как раз вовремя, чтобы посмотреть, как Большой Ал наставляет Данте, — говорит Тор, поднимая свой бокал над моей головой и выпивая содержимое одним глотком.

— Вот и он, — бурчит Альберто. — Мой любимый племянник. Ты всегда приходишь, не так ли, малыш? Ты бы никогда меня не подвел.

Позади меня шаги Анджело затихают. Я поднимаю взгляд на Альберто и понимаю, что он смотрит на Анджело, отчаянно пытаясь донести до него что-то неуверенными глазами.

Взгляд Данте переходит с одного на другого и темнеет.

— Ты издеваешься надо мной, да? Анджело никогда тебя не подводил? Он буквально повернулся спиной к Наряду. Оставил Дьявольскую Яму полностью незащищённой. Что, черт возьми, ты имеешь в виду, он никогда тебя не подводил?

— Анджело держит свое слово, сынок. Он сказал, что пойдет прямо, и он это сделал. Знаешь, что еще? Он не спрашивает моего гребаного разрешения на каждую мелочь. Он увидел, что этот парень, Макс, был стукачом, и разобрался с этим. Разве не так, малыш?

Анджело хранит гробовое молчание, как хищник, оценивающий свою добычу. Он отодвигает стул слева от меня, но Альберто поднимает руку.

— Нет. Сегодня ты будешь сидеть здесь, Анджело, — он указывает на место Данте. — Ты тут должен сидеть, Порочный, — ворчит он на дно своего бокала. — Это всегда должен был быть ты.

— Что это должно означать? — Данте рычит, поднимаясь на ноги.

— Данте...

— Заткнись, Тор. Я хочу услышать, что скажет отец.

Все взгляды выжидающе устремляются на Альберто. Кроме моего. Я сосредотачиваюсь на скатерти и умоляю землю разверзнуться и поглотить меня.

— Он должен был быть моим Младшим боссом. И если бы он остался здесь, это именно то, что я бы ему предложил.

— Я не буду ничьим Младшим Боссом, — вмешивается Анджело. Его голос настолько спокоен, что по комнате мгновенно пробегает холодок.

Альберто делает паузу, а потом переводит взгляд на него.

— Ты прав. Ты был рожден, чтобы быть лидером. Из нас с тобой получилась бы отличная команда. Мы бы создали ещё более могущественный Наряд, — его веки опускаются, но он быстро берет себя в руки и снова их открывает. — Никогда не поздно это наверстать, малыш. Особенно, если ты подумаешь о моем предложении...

— Каком предложении? — Данте рычит. Когда он не получает ответа, он поднимается на ноги. — Вы двое заключаете сделки за моей спиной? — он поворачивается к Тору. — Ты, блять, знал об этом?

— Не спрашивай меня, в наши дни я ничем не лучше мальчика на побегушках, — бормочет он, вытаскивая из верхнего кармана пачку сигарет и направляясь к патио. Оконные стекла дребезжат от силы его удара.

В комнате становится тихо, единственный звук доносится от пианино. Взгляд Данте обжигает весь стол, прежде чем снова падает на его отца.

— Ты пьян, — усмехается он. — И я не собираюсь сидеть здесь и слушать, как ты несешь чушь всю ночь. У меня есть дела поважнее, например, руководить всей организацией, пока ты утопаешь в выпивке и женщинах, которые годятся тебе во внучки.

Когда я прихлебываю через соломинку, из-за разбитой губы по подбородку стекает слюна. Я ловлю ее тыльной стороной ладони. Данте смотрит на меня с отвращением .

— Удачи, Аврора. Хуже, чем рождение в этой семье, может быть только заключение брачных уз с ней.

С этими словами он выбегает в вестибюль, и через несколько секунд хлопает входная дверь.

Тор просовывает голову внутрь, щелчком выбрасывая окурок в сторону пляжа.

— А потом их стало четверо.

Здорово. Я допиваю остатки коктейля и обвожу комнату взглядом в поисках официанта, но даже они сегодня прячутся. Несмотря на настояния Альберто занять место Данте, Анджело опускается на стул рядом со мной.

— Ты в порядке? — его холодные костяшки пальцев скользят по моему бедру, мгновенно согревая нижнюю часть моего тела. Но я заставляю себя не обращать внимания на это чувство, игнорирую его и сосредотачиваюсь на обоях. Его пристальный взгляд тяжело опускается на мою щеку, но он больше не произносит ни слова.

На стол выносят закуски. Лимонно-чесночные гребешки подаются с крошечными вилочками. Мы молча наблюдаем, как Альберто голыми руками запихивает одну в рот, а другую роняет на пол. Анджело хватает за запястье проходящего мимо официанта и притягивает его достаточно низко, чтобы прошептать ему на ухо.

— Прекрати наливать ему.

— Но…

— Прекрати наливать ему, или я отрежу твою гребаную руку.

— Я немедленно займусь этим, signore.

Тор одаривает меня веселой улыбкой и устраивается на своем месте, как будто готовится к шоу. Я чувствую то же, что и он, напряжение, витающее в воздухе, и оно может выплеснуться наружу в любой момент. Хотя, пока он хочет билет в первый ряд, когда это произойдет, я хочу убежать и спрятаться.

Без предупреждения тяжелая рука Альберто опускается на мое бедро, заставляя меня вздрогнуть. По другую сторону от меня Анджело замирает, затем издает резкое фырканье.

— Давайте произнесем тост, — бурчит Альберто. Он так пьян, что не понимает, что сейчас потягивает воздух из пустого стакана. — За мою будущую жену.

С саркастической ухмылкой Тор поднимает свой бокал.

— За Аврору, — тихо бормочет он. — Единственная цыпочка, достаточно глупая, чтобы выйти замуж за мерзкого старого пьяницу, чтобы спасти несколько акров земли.