***

- Нет, Штирлиц, все-таки расскажите нам, как это вы ухитрились заставить себя завербовать самого шефа разведки мистера Томпсона? - пастора Шлага интересовала чисто профессиональная сторона дела.

- Да так, прислоняешь его к двери, бьешь, когда перестает стонать отпускаешь, - пошутил Штирлиц.

Пастору стало страшно, и он пролил какао на новую сутану, а заодно забрызгал Штирлица, за что получил кулаком по жирной роже.

- Штирлиц, а ты на работу ходить будешь? - спросил Борман, повизгивая от восторга.

Штирлиц задумался. В таком положении он и встретил рассвет.

***

По Капитолийскому персоналу прокатился слух, что у шефа разведки появился новый сотрудник, очень деятельный и свирепый.

К вечеру первого рабочего дня Штирлица все уже знали, кто в Капитолии хозяин.

Ночью о таинственном Штирлице доложили Кеннеди.

- Что такое этот мистер Shtirlitz? - спросил президент, вытирая полотенцем только что выбритую щеку.

- О, господин президент, это самый лучший русский шпион, - отвечал Томпсон, согнувшись в низком поклоне.

- Ха! А может, надо бы его арестовать? - Кеннеди достал зубную щетку и с презрением выдавил на нее крупный кусок зеленой зубной пасты.

- Вы его не знаете, господин президент, - вздохнул Томпсон, поглаживая искусно загримированный синяк под левым глазом.

- Тогда вам крупно повезло, - сказал Кеннеди и запустил щетку с пастой себе в рот.

Томпсон вздохнул.

- Господин президент, наверное, одобрит нашу готовящуюся терракцию против русских, - сказал министр обороны, с трудом шевеля избитыми губами.

Кеннеди выплюнул зубную пасту и с интересом посмотрел на него и кивнул, побуждая продолжать говорить.

- Мы запустим к русским техаскую кукурузную саранчу, и эта свинья Хрущев умрет с голоду вместе со своим советским народом.

- О, и мы все равно нарушим биологическое равновесие! радостно сказал подхалим Томпсон.

Кеннеди задумался.

- Послушайте, Томпсон, кого-то вы мне напоминаете... сказал он, снимая бронежилет.

- Рад стараться! - воскликнул Томпсон.

- Старайся, старайся, - сказал президент и, медленно зевнув, удалился.

***

- Слушай ты, Лысенко чертов, ты когда гирбринт огурца с бутылкой выведешь? Я жрать хочу! - Никита Сергеевич снял ботинок и постучал им себе по лбу. Это ему очень нравилось, и он постучал еще раз, посильнее.

- Скора, Никит Сергеич, - пообещал Лысенко и вновь громко заржал.

- Ты давай торопись, толстый, а то как врежу в ухо, сказал Хрущев, начиная злиться.

- Я вот те сам врежу, - сказал Лысенко, поднимая кулак, и два гения большой и маленький - принялись, кряхтя и поминутно охая, драться. Их быстро разняли и развели по разным комнатам.

- Чтоб без гинбринта я тебя не видел, морда ты со шнурками! - орал Никита Сергеевич, пытаясь вырваться и снять ботинок, чтоб запустить им в Лысенко.

- Сам дурак! - отвечал Лысенко, плюясь на пол и дергая ногами.

***

По выложенному белым мрамором коридору Капитолия гуляли сквозняки и Борман. Вчера он написал на стене "Родина-мать зовет", нарисовал непристойную картинку и высморкался во все шторы, хотя на насморк не жаловался. Борман был ужасно доволен собой.

Партайгеноссе шел по коридору, напевая чуть-чуть переправленную песню Пахмутовой:

"И вновь продолжа-а-ается бой...

И Борман такой молодо-о-о-й...".

Он был в хорошем настроении и никому не мешал. Левую руку партайгеноссе держал в заднем кармане, и за ним тянулся извилистый след банановой кожуры и яблочных огрызков. День, как всегда, обещал быть очень удачным.

Мимо проходил хмурый, невыспавшийся Штирлиц. Поравнявшись с Борманом, он неожиданно вынул руку из-под пулеметной ленты, висевшей у него на тельняшке, и дал Борману подзатыльник.

- Это тебе за заговор, - пояснил он. В выпученных глазах Бормана появился признак немого вопроса.

- Вот это память... - восхищенно сказал Борман, держа обеими руками гудящую от удара голову.

Штирлиц спокойно прошел по коридору, лавируя между расставленными партайгеноссе препятствиями, и исчез на лестнице, погромыхивая по ней коваными сапогами. Партайгеноссе радостно потер руки. Предусмотренного на случай желающих подняться грохота не последовало.

" Значит, Штирлиц спустился вниз ", - обиженно подумал Борман. Этого он не предусмотрел.

***

Штирлиц сидел за столом и сосредоточенно делал вид, что пишет.

На самом же деле он загнал в дырку в крышке стола жирную муху и теперь обильно поливал ее чернилами. Ему было интересно, можно ли покрасить муху чернилами, и будет ли после этого летать это животное.

Когда чернильница опустела и перо стало отзываться легким дребезжанием в ответ на попытку обмакивания в чернила, Штирлиц бросил это философское занятие и медленно потянулся.

Муха выбралась из своей тюрьмы и медленно полетела к окну, громко жужжа и брызгаясь чернилами. Штирлиц улыбнулся и два раза плюнул на пол. Он опять был прав. День медленно тянулся к закату. Лиловое солнце нежно коснулось вывески "Сегодня и ежедневно кроме субботы, четверга и понедельника у нас лучшие котлеты в штате Мэн", и Штирлиц, зевнув, достал из кармана пачку "Беломора".

Как всегда, делать было совершенно нечего.

В городской центр культуры - публичный дом, куда его звал мистер Томпсон, идти не хотелось - после вчерашнего дебоша болела поясница и там могли, по крайней мере, набить морду. Томпсону, конечно.

Штирлиц поскучал еще примерно час, затем смахнул с затылка пыль и отправился в коридор.

Напротив гипсового бюста Кеннеди стоял на четвереньках мистер Томпсон, прижимая обеими руками к тусклому мрамору пола простую фетровую шляпу. Он стоял неподвижно, но тем не менее старательно кряхтел. Штирлиц бросил зубочистку и подошел ближе.

- Кто у тебя там? - вежливо поинтересовался он.

Томпсон поднял к нему потную морду и плаксиво сказал:

- Во-вторых, не у меня, а у господина Министра обороны. А во-первых, я сам не знаю.

- Вредный ты, - сказал Штирлиц и приготовился дать Томсону пинка или подзатыльник. Но его что-то остановило прилипшая к пальцам, залежавшимся в кармане, жевательная резинка типа "Бубель-Гум спешал фор Штирлитц" - так было написано на пачке.

- А где эта интриганская морда? - спросил Штирлиц, отлепляя от пальцев липкий, но довольно жесткий продукт.

- Вы про кого, про господина Министра? Он ушел... ненадолго... ну, ему надо...

- Понятно, - сказал Штирлиц, приятно улыбаясь.

Из ватерклозета, располагавшегося в конце коридора, рядом с портретом Вашингтона, раздалось шипение и клокотание. Вскоре оттуда показался посвежевший и очень довольный господин Министр, вытирая мокрые руки о пиджак.

- Штирлиц, как хорошо, что вы пришли! - сказал он и сделал такое лицо, каким осужденный утром перед казнью встречает палача.

- Прямо превосходно, - сказал Штирлиц, чтобы все поняли, как ему приятно.

Господин Министр, продолжая радостно улыбаться, сделал маневр к отступлению.

- Кто у Томпсона под шляпой? - строго спросил Штирлиц.

Господин Министр закатил глаза к небу и стал думать, чтобы такого соврать. Обманывать Штирлица считалось очень рискованным делом. Но кроме мелких земноводных амфибий на ум ничего не приходило.

- Лягушка? - неуверенно сказал господин Министр и покосился на Штирлица.

Зверь, сидящий под шляпой, задергался и издал зловещее стрекотание.

- Крупная? - сочувственно спросил Штирлиц.

- Очень, - сказал господин Министр, отыскивая место, куда в случае чего можно было бы прыгнуть.

- Кусается? - продолжал Штирлиц.

- Может руку откусить, - сказал господин Министр, слегка увлекшись.

Томпсон побледнел и, держа шляпу одной рукой, вытер другой холодный пот со лба. Шляпа внезапно вырвалась и поскакала по этажу, натыкаясь на стены и отскакивая от них в почтительном недоумении.

Шеф разведки, все еще стоя на четвереньках, побежал ловить ее. Тыкая руками в шляпу, он опрокинул ее. Из-под шляпы вылезла крупная желтая саранча, подвигала челюстями и скрылась на лестнице.