- Я ранен... смертельно ранен стрелами твоих ресниц... они мне сняться...

Мы оба замираем - я случайно или нет, но сказал ту же фразу, что тогда, в Ташбаане... Молчим долго. Наконец Лела не выдерживает:

- Ты по-прежнему все это помнишь?

- Я буду помнить то, что случилось там, всегда. Да и есть, кому напомнить. Давай не будем об этом. Не сыпь мне сахар в пиво...

- Меня всегда потрясало - тебе больно, но ты шутишь, смеешься, а глаза грустные, больные... Я далеко, но вижу это. Ты простил мне, что я тогда отодрала тебя за ухо?

- Я и не сердился не секунды - ты совершенно правильно сделала. Я это вполне заслужил. А ты простила меня, что я тогда... не остался?

- Я бы никогда не простила бы тебе, если бы ты тогда остался...

Опять молчим и вдруг на том конце еле слышно:

- Я ... до сих пор... люблю тебя.

- И я ...

Но Лела не дает мне сказать:

- Не ври! Может, тогда на Острове, те несколько часов...

- Ладно, Лела-Лелушка, ведь я тоже неплохо знаю тебя. Ты ведь по делу звонишь?

- Да, Кот, я тебе всегда звоню по делу. И видимся мы с тобой только по делу. Но ты все-таки помни... то, что я тебе только что сказала.

- А ты что-то сказала или мне послышалось?

- Я сказала.

- Я это буду помнить всегда - вместе с твоими волшебными глазами, ресницами и косой, которую ты, увы, отрезала, но я этого, к счастью, не увидел... А теперь говори по делу.

- Ты знаешь, я ужасно не люблю, когда у меня над головой по неизвестной причине разваливаются новейшие самолеты-штурмовики. Тем более мы хотели их у вас покупать. Вот с детства я этого не люблю. Я прошу тебя заняться этим делом...

- Что же меня все уговаривают? Вот одну только что выпроводил...

- Женщину!? Нет, Кот, ты неисправим!

- Не ревнуй, у нас ничего не было...

Лела только усмехается. Недоверчивая. Впрочем, у нее работа такая. До чего люблю оперативную связь - качество отменное: и громко, и слышно каждый вздох. Продолжаю:

- Ладно. Я займусь этим делом. Но только ради тебя, ты слышишь? Только ради тебя...

На том конце вздох и опять чуть слышно - не понять то ли услышал, то ли почудилось:

- Я тебя ...

И громко:

- Пока, Котенок!

И громкое противное мяуканье гудка оперативной связи. Вот так. И когда она позвонит теперь - неизвестно. И позвонит ли вообще. Все-таки нехорошее слово "Никогда". Плохое, можно сказать, слово. Негодное.

"Если это программист, он долбит. Если он не долбит - плохой, негодный программист". Вернемся к программистским делам.

Поднимаю трубку:

- Соедините с Главным конструктором системы. Здравствуйте, Сергей Федорович. Мне хотелось бы получить от вас трассы программ управления силовой установкой машины на следующих субкритических режимах полета.

И я начинаю нудно перечислять индексы. Главный конструктор прилежно записывет.

- Это все? - вопрошает уважаемый Сергей Федорович.

- Нет. Еще, пожалуйста, перепишите в какой-нибудь удобоваримой форме показания неразрушающихся блоков контроля.

- На CD?

- Да, годится. И дайте мне пару ваших программистов. Я ведь ничего не понимаю в самолетах.

На том конце провода слышится скептическое хмыкание.

Я продолжаю:

- Сергей Федорович, я надеюсь, вы не будете требовать от пилотов работать на... критических режимах. Вы понимаете, о чем я говорю? Я думаю, нам вполне хватит двух развалившихся штурмовиков...

- Так вы думаете... А официальная точка зрения...

- Почему-то мне кажется, что вы думаете точно также, как и я.

- Может быть...

- Я вас понимаю и постараюсь помочь. До свиданья.

Кладу и снова поднимаю трубку.

- Дайте номер... - и называю номер рабочего зала своей доблестной команды. - Третий, привет! Пойди оформи себе допуск и завтра утром приезжай ко мне.

- Понял. Буду.

- Ты не забыл еще, как выглядят самолеты? Ты же выпускник МАИ.

- Я выпускник другой кафедры. Но как выглядят разбитые машины, я еще не забыл...

- У тебя есть что-нибудь по визуализации?

Пауза. Потом Третий продолжает:

- Ты делаешь успехи, Второй. Я только что хотел тебе предложить визуализировать содержание "черных ящиков".

- Не учите... дедушку кашлять! Я не настолько туп, как ты думаешь. Еще я заказал трассы программ от силовой установки. Сегодня они полетают немного и завтра мы их получим.

На этом месте я соображаю, что Третий не знал, куда мы едем. А уж зачем - тем более...

- Слушай, Третий, может не заниматься ерундой и ты скажешь мне сразу место в программе управления двигателями...

- Не забегай вперед, Кот. Я приеду и мы разберемся вместе. На самом деле - это трудная задача. Я помогу тебе, но приготовься к тому, что могут быть проблемы.

- У кого и какие?

- Ты будешь смеяться, но... у меня. Пока.

Вот это дал! "Вы будете смеяться, но Черненко тоже умер", - заявил в свое время наш комсорг. Проблемы у Третьего! Интересно!

А между тем время неумолимо идет к вечеру. Спохватываюсь, беру трубку:

- Соедините с дежурным. Добрый день! А генерал Козлов... Как, уже уехал? Спасибо.

Трогательная забота о подчиненных. Теперь долго добираться на электричке. А может, не ехать никуда? Дома мне особо делать нечего, а спать здесь есть где.

Опять сажусь у окна и наслаждаюсь вечером. Когда еще так спокойно посидишь. Вдруг в поле моего зрения показывается знакомая фигура. Оксана, одета в строгий джинсовый сарафан, волосы собраны в пучок, круглые очки в металлической оправе. Образцовая учительница начальных классов. Тащит что-то в сумке и идет, похоже, опять ко мне.

Точно. Кто-то скребет коготками по дерматину, дверь открывается. К запаху сирени примешивается аппетитный аромат свежих булок. Я сижу не оборачиваясь.

- Задумался, Котик?

- Да, Оксан, задумался... Тут проблема - ты ведь филолог у нас - я думаю над сущностью слова "колебания".

- В смысле - как пишется - вместе или раздельно?

Шутка, конечно, так себе, но я не удерживаюсь и начинаю веселиться. Не ожидал от этой простушки! Оксана тоже заливается своим хриплым смехом.

- Ну как, развеселила я тебя? А то сидит ... ну не знаю какой. Прогнал девушку...

- "И тут на товарища прапорщика была брошена голая девушка". Это цитата из одного рапорта.

Оксана изнемогает от смеха. Поскольку стул в комнате один, я уступаю его. Она, держась за живот, валится на стул. Отсмеявшись, вдруг испуганно спрашивает:

- А откуда ты знаешь, что я филолог?

У меня на языке вертятся объяснения, но я сдерживаюсь. Говорю:

- Да я просто так сказал.

- А... понятно. Я тебе тут покушать принесла.

- Спасибо. Очень трогательно. Присоединяйся.

Я усаживаюсь на подоконник, а Оксана остается на стуле. Неспешно пьем кофе из мятого китайского термоса и едим замечательно вкусные свежие булки.

- Сама пекла?

- Прикалывайся, прикалывайся... Я, между прочим, здорово пеку. Просто мне сейчас некогда. Ничего-ничего, я еще тебя к себе затащу... на торт.

- В смысле - из меня торт? Суп с Котом, пирожки с котятами...

Опять смеется.

Допиваем кофе.

- Ну, я пошла. Пока.

Убрав термос в сумку и легкомысленно повернувшись, упархивает.

Сижу еще немного на подоконнике. Потом перемещаюсь на кровать. На покрывале остался четкий силуэт длинноногой фигуры, тонко пахнет духами. Становится немножко грустно. Не замечаю, как засыпаю легким, спокойным сном...

Просыпаюсь довольно поздно. Умывшись, выхожу в соседнюю комнату.

Того, кто не знает Третьего, эта сцена может сильно напугать. Как написано в одной сказке: "Мальчик получился хороший, но вот беда - неживой". В общем, медитирует он или как там у них это называется.

Громко окликаю. У Третьего появляется осмысленная искра в глазах. Подождав с полминуты, говорю:

- Как там, во Внутреннем Урюпинске?