Глава 3

Шэнк

Раньше

Мне следовало приступить к рассказу с самого начала. Только так я мог поведать свою историю, а Малой ― узнать, кем я в действительности являлся. Меня не волновало, почему он хотел узнать обо всем, и я не намеревался спрашивать его об этом.

То, что я планировал рассказать ему, могло причинить боль. Это могло привести к тому, что он возненавидит меня и будет бояться и меня, и того, кем сам может стать. Но меня это совершенно не волновало.

Единственная причина, по которой я готов был дать ему то, что он просил, заключалась в том, что в часы солнцестояния, которое являлось единственным источником света в моей камере, мне теперь было чем занять себя.

Мне это было чертовски необходимо.

От скуки я начал кромсать себя. Я изрезал столько собственной плоти, что каждые несколько недель обменивал свою задницу на более острый нож. Я начал с верхней части плеча и дошел до основания запястья. На моей плоти красовались идеально расположенные шрамы, похожие на клавиши пианино, которые можно было трогать и нажимать. Каждый из них был около трех сантиметров длиной, глубиной в один сантиметр, и на расстоянии половины сантиметра друг от друга.

Я никогда не чувствовал движений ножа. И не ощущал ран, когда мои пальцы прощупывали заживающие следы. А кровь, лившаяся из каждой раны, не приносила мне удовлетворения, которого я так жаждал.

Возможно, повторное проживание тех моментов, когда я убивал сотни людей, и покрывал себя их кровью, принесет мне облегчение, в котором я отчаянно нуждался.

Поэтому я отмотал свои воспоминания назад, к моменту, когда мне было двенадцать лет.

К тому самому моменту, когда я впервые совершил убийство.

И с ручкой в руке и листом бумаги на коленях я начал писать ответ Малому.

***

Убийство.

Это было тем, что я хотел осуществить столько, сколько помнил себя.

Уже в шесть лет я заработал свое прозвище, когда начал изготавливать собственные заточки (прим.: имя (прозвище) героя Шэнк переводится с английского именно как заточка). После чего все перестали называть меня Сетом. Все мои ящики были забиты ими – самодельными ножами разной длины и толщины. Но до двенадцати лет я не был достаточно осторожен, чтобы убить человека. Я был беспечен и чересчур вспыльчив. Поэтому сконцентрировался на пытках и убийствах исключительно животных.

Мой отец быстро усвоил, что в нашем доме не стоило заводить домашних животных. Несмертельная бактерия уничтожила аквариум с морскими рыбками, который отец держал в своем домашнем кабинете. Когда он как-то раз вернулся домой с работы, их оболочки всплыли наверх, а кости покоились на кораллах. И нашу кошку тоже убил не енот, как я сообщил ему однажды утром, когда она уже несколько дней не появлялась дома.

Но, не смотря на то, что я начал свой путь с таких маленьких существ, я научился чему-то у всех них.

Благодаря рыбкам, я отточил свои навыки обращения с ножом. Они научили меня правильно держать руки и разрезать кожу, не разрывая ее. Кошка же научила меня наслаждаться звуками боли.

Когда кому-то было очень больно, звуки не напоминали хныканье или негромкий плач. Это были гортанные крики и истошные вопли.

Все мои тренировки с птицами, скунсами и даже морскими львами, подготовили меня к моей первой настоящей охоте.

Ее звали Кэрол, и я убил девушку спустя месяц после своего двенадцатого дня рождения.

Ей было тридцать два, и я знал ее на протяжении нескольких лет. Я терпел ее присутствие, пока окончательно не устал. В какой-то момент я понял, что она должна исчезнуть. Не просто уехать из Сан-Диего — города, где я вырос. Она должна была исчезнуть навсегда.

«Навсегда» было единственным выходом.

Всегда было таким.

Итак, я направился к ее квартире и позвонил в дверь. Она была сильно запыхавшейся, когда открывала дверь. На ней не было макияжа. Ее волосы находились в беспорядке и были собраны на макушке в неряшливый пучок.

Я не понимал, что мой отец нашел в ней. Почему из всех женщин большого города, в котором мы жили, он решил, что Кэрол должна стать его девушкой. Наверняка там были и получше — кто-то, кто мог бы предложить ему что-то, помимо жалкой работенки и раздражающего голоса.

Ее глаза и брови подсказали мне, что она была в замешательстве. Это было связано с тем, что она ожидала появления моего отца.

— Что ты здесь делаешь? — спросила она.

Я предвидел это. И прокрутил в голове возможные сценарии. Все мои ответы были тщательно отрепетированы.

— У меня был прием у врача на этой улице, и папа должен был забрать меня, но он что-то задерживается.

Я улыбнулся. Неловко и неестественно. Это было тем, над чем мне еще требовалось поработать.

— Похоже, он опаздывает и на встречу с тобой.

— Он рассказал тебе?

— Не волнуйся, я никому не проболтаюсь.

Я понял, что она догадалась, кого я имею в виду.

— Может, ты подбросишь меня до его офиса? Тогда ему не придется заезжать за тобой, так как ты уже будешь там.

Она оглянулась. И я тоже. Здесь был ужасный беспорядок. Коробки стояли на всех поверхностях, мусорка была переполнена, а на полу повсюду были разбросаны чистящие средства, которые никогда уже не будут использованы. Прямо рядом с дверью стояли два чемодана. Она уже успела собраться, но не закончить уборку.

Для того чтобы привести все в действие, отцу пришлось обработать Кэрол. Она решила, что сегодня же вечером, в качестве меры предосторожности, ненадолго уедет из города. Бывшая моего отца, которая также являлась его пациенткой из психиатрии и не так давно пристрастилась к опиуму, ревновала его. Эта ревность привела к жажде отмщения, и он хотел обезопасить Кэрол.

Вранье.

Но Кэрол, к счастью, верила всему.

— Дай мне только взять мою сумочку, — сказала она.

Мои руки начали дрожать. Так происходило всякий раз, когда я подбирался к своей жертве. Они жаждали оказаться у горла и почувствовать, как напрягались вены, пока это живое существо задыхалось. Я хотел видеть, как глаза вылезали из орбит, язык покрывался слюной, кожа меняла цвет, а зрачки увеличивались.

Мне следовало не торопиться с Кэрол, чтобы насладиться всем, что произойдет, и извлечь уроки из своего первого настоящего убийства. Но я был очень взволнован. Моя кожа покрылась потом, а рот наполнился слюной.

Когда она вернулась, я засунул одну руку в карман, а другой стал катить один из ее чемоданов.

Она взялась за второй чемодан, и я последовал за ней к машине. За все время, что я ездил в ее «Тойоте», я ни разу не сидел на пассажирском сиденье. Только наблюдал за ней через зеркало заднего вида — за тем, как углубляются морщины на ее лбу, когда она говорит и как кривятся ее губы, когда она обращается к своему сыну «малыш».

Мой отец был так создан. Он всегда стремился к совершенству во всем.

Но вот появилась Кэрол с обломанными ногтями, остатками вчерашнего макияжа под глазами и красным пятном на футболке, словно томатный соус попал на нее, когда она откусывала от пиццы.

Следующая женщина, которую он встретит, будет идеальной.

Или ей тоже придется исчезнуть.

Мы слушали кантри, пока ехали к «Фабрикам», где располагался офис моего отца. Мы с моим лучшим другом Дже, которого все называли «Бородач», называли это место просто «Фабриками». Так как это были именно фабрики по производству лекарств, и мой отец владел многими из них по всей Южной Калифорнии. Я смотрел, как Кэрол постукивала обломанным ногтем по рулю. Слушал, как она напевала. Наблюдал, как она поправляла волосы, стоя на красном сигнале светофора.

Я едва мог глотать, так сильно меня потряхивало.

К тому времени, как она въехала на парковку, шприц уже лежал в моей руке. Он был наполнен достаточным количеством опиума, чтобы она не сопротивлялась. Я продолжал бы вводить ей наркотики, пока на улице не стемнело. Затем я оттащил бы ее к заброшенному дому, который находился в трех зданиях слева от «Фабрик». Я бы разбил окно, ведущее на кухню, и затащил бы ее вверх по лестнице, в спальню. А уж там бы я повеселился от души.

Планирование и проработка деталей были не менее важны, чем само убийство.

— Вот мы и на месте, — сказала она, переключаясь на режим парковки и выключая двигатель. — Ты...

— Кэрол, — мой голос стал глубже, когда у меня пересохло во рту, и я тяжело задышал через разомкнутые губы, — погоди-ка секундочку. Я хочу кое-что показать тебе.

Я указал на свою щеку.

— Посмотри, ты что-то видишь? Я забыл попросить доктора осмотреть ее сегодня на приеме. Как ты думаешь, мне стоит вернуться к нему из-за этого?

Я слышал, как слова вылетают из моего рта, но позабыл все то, что заранее репетировал. Адреналин завладел всем моим телом, и уже он контролировал мою речь и движения.

Кэрол наклонилась через салон автомобиля, чтобы взглянуть на мое лицо, а ее рука в то же время потянулась ко мне, чтобы взяться за мой подбородок и держать его неподвижным. Как только я понял, что все ее внимание сосредоточено на мне, я вынул шприц из кармана.

— Что именно мне нужно увидеть? — спросила она в процессе осмотра.

Другой рукой я вновь коснулся воображаемого местечка.

— Я не знаю, на что именно это похоже. Но такое ощущение, что оно словно разрывается от моего пульса. Так бывает, когда я собираюсь кого-нибудь убить. Чувствую прилив сил и покалывание каждым участком своей кожи.

Шок отразился в ее глазах.

— Шэнк...

— Да, Кэрол, — сказал я, втыкая иглу в ее шею и нажимая на поршень, чтобы лекарство попало в ее кровь, — я собираюсь убить тебя.

Она схватила меня за руку, но было уже поздно. Я уже нахлобучивал колпачок на иглу и убирал в карман.

Прошло всего несколько секунд, прежде чем на нее подействовало.

— Шэ-э-энк, — неразборчиво произнесла она. — Но как же Дже-е-е…

Это были последние ее слова, прежде чем ее шея склонилась вперед, подбородок прижался к груди, глаза закрылись, и она отключилась, совсем как бывалая торчуха.