Глава 20
Через несколько часов вдруг обнаруживаю себя на пороге дома Челси. Спотыкаюсь и едва не падаю. Абсолютно не помню, как здесь оказался. Оглядываюсь на свою машину – припаркована абы как.
Причем на газоне.
Хорошо, что с подработкой парковщиком не сложилось, с такими–то отстойными навыками в этом деле.
Свет в резиденции Мак-Куэйдов не горит, вокруг мертвая тишина. Внезапно соображаю, что, видимо, немного поздновато для визита и, уж конечно, чересчур поздно, чтобы стучать в дверь.
Вспоминаю про запасной ключ. Ведь я гребаный гений!
Приподнимаю коврик − вот он, блестящий серебристый кусочек металла. Отпираю замок и крадусь на цыпочках, по крайней мере, насколько позволяет мое почти стокилограммовое тело. Клацая крошечными коготками по деревянному полу, приближается меховой шарик. Обнюхивает ноги.
− Здорово, Шэгги. А где Скуби? – Хихикаю, хотя это совсем не смешно.
Прохожу на кухню и вынимаю из холодильника бутылку воды. Только осушаю до половины, как на кухню с бейсбольной битой в руках врывается Челси.
При виде меня испуг на лице сменяется раздражением. Ну хотя бы биту опустила.
− Джейк? Ты напугал меня до чертиков!
Делаю глоток воды и невнятно мычу:
− Ск–о–о–олько раз говорил тебе убрать этот ч–ч–ч–ертов ключ из–под коврика? Воры там проверяют! Всегда. В смысле… эй блин, посмотри на меня. Я проник в дом, и теперь тебе от меня не спрятаться.
Наклоняет голову и хмурит брови. Так мило. Хочется расцеловать эту морщинку. И вообще все лицо. Хочется облизывать и ласкать ее языком, тереться о нее всем телом, пока Челси не пропитается моим запахом. Чтобы каждый, приближаясь, сразу понимал − она уже занята.
Мда, звучит не очень.
− Ты что, пьян? – шепчет.
Обязательно надо спрашивать? Я же использовал выражение «эй блин». Разумеется, я напился до бесчувствия.
− О да, пьян в стельку.
«Спасибо, капитан Очевидность».
− Ты… все в порядке?
− Тяжелый день на работе, сладкая. Я заслужил попойку.
− Что случилось?
Не отвечая, тихо говорю:
− Мне нужно было тебя увидеть. Благодаря тебе все… все становится лучше.
Несколько секунд Челси смотрит на меня не отрываясь. Затем ставит биту в угол и протягивает руку.
− Говори потише, хорошо? Не разбуди детей.
Это было бы ужасно. Изображаю, как замыкаю рот невидимым ключом.
Но когда она хочет повести меня за собой, хватаю ее за руку и с такой силой тяну, что Челси в меня аж врезается. Потому что мне надо кое–что ей сказать.
− Челси… я не имел в виду то, что сказал. На самом деле я на твоей стороне.
Нежно улыбаясь, всматривается мне в лицо. Проводит рукой по моим волосам.
− Знаю.
Нам удается добраться до ее спальни никем не замеченными. Она закрывает дверь, я плюхаюсь на кровать и дергаю галстук. Челси приходит на помощь и снимает его с меня через голову. Затем принимается за рубашку и брюки и раздевает до трусов и футболки.
Смотрю на нее из–под отекших век, наслаждаясь блуждающей по ее лицу укоризненной улыбкой и тем, как грациозно она двигается.
− Ты такая красивая, − не могу сдержать восхищения.
Сидя на полу и перекидывая мои носки через плечо, поднимает глаза.
− Ты и сам ничего. – Кивает на кровать. – Давай, залезай.
Подчиняюсь приказу, и Челси ложится рядом. Опустившись на подушку, закидываю руку за голову. Челси придвигается ко мне и прижимается щекой к сердцу.
− Что с тобой, Джейк?
Где-то глубоко внутри лежит правда. Она свернулась в тугой черный клубок под тяжелыми слоями разочарования. Страха. И стыда. Но правда хочет, чтобы ее увидели, как раненое животное открывает уязвимый живот, когда понимает, что потерпело поражение. Просто чтобы ускорить то, что будет дальше.
− Я плохой человек.
Шепотом высказанное признание эхом отдается в тишине комнаты. Челси приподнимает голову. Чувствую, как ее подбородок упирается мне в ребра.
− Ты один из самых лучших людей, которых я когда–либо встречала. Во всех смыслах. – В голосе слышится недоверие, игривость, будто думает, что я ее дразню.
Не спорю. Она сама скоро все поймет. «Правда освободит тебя». Смех да и только. Если правда уродлива, становишься ее пленником, а когда она выплывает наружу, в клочья разносит весь твой мир.
− Я когда-нибудь рассказывал тебе об отце?
− Ты сказал, что он бросил вас, когда тебе было восемь.
Фыркаю.
− Ага, свалил, и слава богу. – Качаю головой, погружаясь в черный омут воспоминаний, которые лучше бы забыть навсегда. – Он был больным ублюдком, даже в хорошие дни. Но когда выпьет, становился на самом деле опасным. Мама… обычно мама сидела так тихо, что я не отрывал глаз от ее груди – хотел убедиться, что она все еще дышит. Казалось, будто она пытается слиться с обоями, лишь бы у него не возникло причины… Но таким, как мой папаша, не нужны причины. Они выдумывают свои.
Мой голос звучит бесстрастно и будто издалека.
− В последний раз это случилось из-за того, что она чихнула. – Эта картина до сих пор у меня перед глазами. Как он перевернул поднос, забрызгав своим ужином телевизор и стены, как картофельное пюре стекало по обоям, оставляя за собой жирный след. Как он схватил маму. – Можешь поверить? Она, черт побери, всего лишь чихнула.
С тех пор, как начал рассказ, в первый раз бросаю взгляд на Челси. Она смотрит на меня с состраданием и грустью. Брови нахмурены, уголки губ опущены с сочувствием, которое не воспринимается как жалость.
− А она ведь такая миниатюрная, Челси. Даже в детстве я понимал, что она намного меньше него. – Облизываю губы, чтобы суметь произнести следующие слова. – Он столкнул ее с лестницы. Помню, я подумал, что на этот раз он не остановится. Он уже говорил маме, что однажды убьет ее. Что, когда это произойдет, просто зароет ее где–нибудь, где никто и никогда не найдет. Сказал, никто не будет по ней скучать… − Глаза жжет от воспоминаний, горло сжимается. – Только я.
Смаргиваю слезы и откашливаюсь.
− Так что я пошел к его кровати. Под ней был ящик, и тупой осел хранил там заряженное ружье. Я вернулся в гостиную и направил ружье на него. Оно не было тяжелым, руки совсем не дрожали. Но когда я взвел курок, звук показался таким громким. Отец тут же остановился, замер. Все понял. Он медленно повернулся, и я нацелил ружье ему прямо в грудь. Сказал убираться, оставить нас… иначе пристрелю. И я бы пристрелил.
Внезапно понимаю, что уже какое-то время Челси гладит меня по груди и животу успокаивающими круговыми движениями. Благодаря этому нахожу силы закончить.
− Видимо, правду говорят про трусов. Они выбирают своей целью только слабых, кто не может дать отпор. Потому что он ушел и больше не возвращался.
Секунду слышится только наше общее дыхание. Потом Челси с восхищением говорит:
− Поэтому ты занимаешься тем, чем занимаешься.
− О чем ты?
− Ты защитник. Защищаешь людей. Как защитил свою маму… и Рори. Ты дал им шанс начать все сначала.
Зажмуриваюсь.
− Большинство видят это несколько в ином свете, Челси.
Теплая рука прижимается к моей щеке.
− Я вижу это именно так.
Не хочу, чтобы выражение на ее лице когда–либо менялось. Нежное, полное обожания, будто я герой романа. Боже, чертовски хочется быть эгоистом. Хочется прижаться к ней, содрать одежду и уничтожить хоть малейший шанс, что когда-нибудь она посмотрит на меня иначе.
Хочу удержать ее.
Но уродливая правда всегда выходит наружу. Челси заслуживает услышать ее от меня.
− Сегодня я защищал мужчину. Такого же, как мой отец.
Нежное поглаживание замедляется. Останавливается.
− Его жена… прожила с ним тридцать лет, терпела все его дерьмо и наконец набралась храбрости уйти. Послать его ко всем чертям. – Тяжело сглатываю. – А я лишил ее этого. Он бьет ее, я это знаю, и из-за меня он и дальше будет ее бить. – Смотрю Челси в глаза в надежде найти в них ответ, как жить дальше. – Он чудовище, а я защищал его. Кто я теперь такой?
Ее сердце бьется быстрее, как дрожащая птичка, которая вдруг поняла, что попала в клетку. Она всматривается мне в лицо… подбирает слова.
Тихим, доверительным голосом пытается успокоить:
− Джейк, иногда в жизни приходится принимать трудные решения…
Беру ее за плечи и притягиваю к себе.
− В том же и проблема! Если бы я был хорошим человеком, не было бы этого трудного выбора. Иногда… иногда все так правильно, что должно быть легко.
Что-то внутри меня трескается и ломается под тяжестью всего того, что я хочу. Я хочу ее, эту бесстрашную, удивительную женщину. Хочу детей. Этих идеальных, ужасных, чудесных ребят, которых она любит всем сердцем. Хочу, чтобы они были моими. Обнимать их, защищать и учить. Видеть их радость, смех и любовь. Приходить к ним домой и греться в их чувствах. Хочу вызывать эти радость, смех и любовь.
Но больше всего я хочу заслужить их.
Быть достойным их.
Сегодняшний же день лишь указывает на тот суровый и непреложный факт, что я недостоин.
− Не следовало мне приходить, − говорю с болью в голосе. – Ты заслуживаешь мужчину, который знает, что такое хорошо и как поступать правильно. Я хочу… Боже, я хочу быть этим мужчиной!
Молча Челси высвобождается из моих рук, вскарабкивается чуть выше и прижимает мою голову к груди.
Такая мягкая и теплая, и пахнет так чертовски приятно. Шепчет, поглаживая меня по виску, по затылку, пропуская волосы сквозь пальцы. Ни в каком другом месте мира я не хотел бы быть. Только здесь.
− Все хорошо, Джейк. Засыпай. Шшш. Все хорошо.