— Опять?

— Вот-вот. Но дальше — лучше. Уилла встретила своего избранника всего месяц назад, и угадай, что еще? Он… — я запнулась и снова отхлебнула храбрящей жидкости. — Он брат моего бывшего мужа. Точнее, брат по отцу.  

— У тебя был муж, Харпер?! — поперхнулась вином Ким. — А почему я не знала? 

Я покосилась на приятельницу.

— Видимо, этот вопрос никогда не поднимался. Дело давнее, ошибка молодости и так далее, и тому подобное. — Интересно, купилась Ким на мою отговорку? Мы обе проигнорировали вопли, донесшиеся из соседского дома, хотя Коко запрыгнула мне на колени, включив дрожащую чихуахуа, и только схрумкав картофельный чипс, излечилась от своего страха.

— Так-так-так, — протянула Ким, когда я не стала распространяться дальше.

— Угу.

— И что, Уилла… случайно натолкнулась на твоего бывшего деверя? Нет, мир, конечно, тесен, но не до такой же степени. В Нью-Йорке?

Я не поинтересовалась этим обстоятельством, слишком ошеломленная упоминанием о… нем, чтобы правильно осмысливать информацию. После стольких лет недумания об этом мужчине его имя теперь пульсировало и горело в моем мозгу. Пожав плечами, я отпила еще глоток вина и откинула голову на спинку кресла. Небо стало лавандовым, только тонкая полоска угасающего багрянца на горизонте указывала, куда спустилось солнце. Туристы, приехавшие полюбоваться закатом, уже забирались обратно в свои машины, чтобы отправиться в Оук-Блаффс или Эдгартаун на ужин и выпивку. В Чилмарке, как и в пяти других городках Мартас-Винъярд, действовал запрет на продажу спиртного. Ах, Новая Англия.

— Так ты снова с ним увидишься? Со своим бывшим? Как, кстати, его зовут?

— Наверное, увижусь, если дело дойдет до свадьбы. А свадьба, предположительно, через две недели. В Монтане. — Еще глоточек. — Его зовут Ник. — Слово сорвалось с моих губ громоздко и неуклюже. — Ник Ловери.

— Ю-ху! Харпер, дорогая! Ты где? Ты говорила с сестрой? Правда, потрясающе? И так романтично! Звезды небесные, я чуть не описалась, когда она сказала мне!

В дом влетела моя мачеха — она никогда не стучалась.

— Мы здесь, Беверли, — окликнула я, поднимаясь, чтобы поздороваться.

Пышные сливочно-желтые волосы, налакированные сантиметров на двенадцать от корней («Чем выше прическа, тем ближе ты к Богу», любила приговаривать она), макияжа больше, чем на трансвестите из Провинстауна, вырез блузки открывает ложбинку массивного бюста. Папина трофейная жена в течение последних двадцати лет… на пятнадцать лет моложе него, блондинка и техаска. Позади нее мой высокий и худощавый отец был практически незаметен.

— Привет, пап. — Отец, открывавший рот разве что под дулом пистолета, кивнул и присел погладить Коко, которая до того неистово виляла хвостом, что удивительно, как у нее не треснул позвоночник. — Привет, Бев. Да, мы с Уиллой поговорили. — Я сделала паузу. — Огромный сюрприз.

— О, Кимми, приветик! Как дела? Харпер уже поделилась с тобой радостной новостью?

— А то как же, — подтвердила Ким, мгновенно и, как она клялась, совершенно неосознанно переходя на техасский акцент. — Просто здоровски! — Перехватив мой взгляд, она подмигнула.

— В точку, здоровски! — возликовала Беверли. — И, о боже, Монтана! До чего романтично! Крис вроде работал в тех местах однажды летом или когда там... да без разницы, я не могу дождаться! Какого цвета будет твое платье, лапочка? Джимми, ты как считаешь?

Я исподтишка покосилась на отца. Он поднялся, засунул руки в карманы и кивнул. Из опыта я знала, что этим и ограничится его вклад в беседу. Папа был молчалив, как коматозник. Но Беверли для разговора собеседники не требовались, и она, как и следовало ожидать, продолжила.

— Думаю, лавандовое, что скажете? Для тебя, Харпер, не для меня. Я настроена купить то оранжевое, которое присмотрела онлайн. Канталупа-манго, вот как называется этот цвет. А вы же все знаете, до чего я обожаю оранжевое.

— Я лучше пойду, — сказала Ким. — Слышу, у нас в доме бьется стекло. Потом поговорим, Харпер. До свиданья, мистер Джеймс, миссис Джеймс.

— Лапочка, не нужно звать меня миссис Джеймс! Я миллион раз тебе говорила!

— Пока, Беверли, — дружелюбно поправилась Ким, допила свое вино и помахала мне.

— До встречи, — попрощалась я с подругой, затем повернулась к отцу и мачехе: — Итак. Прежде чем выбирать платье, не следует ли нам обсудить, э-э, разумность данного мероприятия?

— Разумность? Только послушай себя, дорогая! — воскликнула Беверли. — Джимми, опусти свой зад вон в то кресло. Твоя дочь хочет поговорить! — Подойдя ко мне, она распустила мои собранные в конский хвост волосы и начала взбивать их, игнорируя мои уворачивания. — Честно, Харпер, твой папуля просто не знает, что и думать! Одна его малышка собирается окрутить бывшего мужа другой его малышки! С ума сойти! — с этими словами она достала прицепленный к брелку с ключами дорожный баллончик лака экстрасильной фиксации и набрызгала мне на голову.

— Отличная укладка, Беверли, — выдавила я, стараясь не дышать. — Достаточно, спасибо. — Мачеха опустила оружие, я откашлялась и произнесла своим судебным тоном: — Во-первых, Уилла собирается замуж не за моего бывшего мужа. Чисто для ясности. Она выходит за Кристофера. Кристофер — брат Ника по отцу. Я была замужем за Ником.

— Лапочка, я в курсе. — Порывшись в сумочке, Беверли вытащила пачку «Вирджиния Слимс». — Разве я не гуляла на твоей свадьбе? Оговорилась, так что с того? Не надо рубить мне голову, ладно, сахарная моя? То, что ты лезешь на стенку из-за предстоящей встречи с Ником, не дает тебе право…

— Я не лезу на стенку, — пробормотала я.

— …кусать руку, которая тебя кормит. Сегодня радостный день, договорились?— Королева смешанных метафор глубоко затянулась и выдохнула дым уголком рта.

— Вы меня не кормите.

— Кормили бы, если бы ты позволяла. А то вон какая худющая. В общем, Уиллард обожает лиловый цвет, так что лавандовый будет в самую тютельку, моя сладенькая. Разве ты не хочешь порадовать сестричку?

Я открыла рот и сразу закрыла. Если у меня и была слабость, она звалась Уиллой. Точнее, Уиллард Кристал Лупински-Джеймс.

На следующее лето после того, как мама ушла от нас, отец отправился в Вегас на двухнедельную конференцию по экологическим строительным материалам… по крайней мере, так он утверждал. Я в это время жила у своей подруги Хизер, называя ее мать «мамой» и делая вид, что это шутка, а не заветное желание. Отец вернулся с Беверли Робертой Дюпре-Макнайт-Лупински и ее дочерью, Уиллард.

Я была в ошеломлении, в ужасе и в совершеннейшей ярости от того, что он вытворил. Когда он сообщил мне, что собирается на Запад, у меня немного разыгралась фантазия: папа найдет маму, вымолит у нее прощение (за то, в чем он, по моему воображению, провинился), она вернется, и мы снова будем счастливы вместе. Рациональная часть моего мозга понимала, что на самом деле этому не бывать... но такого? Такого я не предвидела. Отец женился?! На этой... Барби с трейлерной стоянки?! Неужели ее сиськи настоящие? Обязательно до такой степени показывать их всем и каждому? И мне придется делить свою комнату с ее девчонкой? Он что, не в своем уме?! Но ответ отца был по обыкновению краток.

— Дело сделано, Харпер. Не усложняй все сильнее, чем есть.

— Уиллард, конфетка, подойди и поцелуй свою новую старшую сестричку. Давай же!

Уиллард только крепче сжала мамочкину ладонь, отказываясь поднять глаза. Она была бледной и худенькой, со спутанными волосами и сбитыми коленками. Да ладно. Мое сердце кровоточит из-за бегства матери, так еще и эти двое будут жить со мной? У меня появилась мачеха? И сводная сестра? Мой отец идиот, и я ни за какие чертовы коврижки не стану облегчать ему жизнь. Я буду ненавидеть их обеих. Особенно девчонку. Эту (а вот и скажу!) придурковатую пигалицу.

Моей решимости хватило часов примерно на восемь. Я ушла к себе, давясь горькими, жгучими слезами, которые, помнится, уже тогда мне было трудно проливать. Я кляла своего молчаливого отца и всей душой восставала против несправедливости жизни, в частности, собственной. Конечно, я пропустила ужин. Лучше умереть с голоду в своей комнате, чем пойти вниз и есть там с ними. Строила планы сбежать/найти маму/прославиться/погибнуть в ужасной аварии/все вышеперечисленное, чтобы окружающие поняли, как ужасно они ко мне относились, и почувствовали себя настоящим собачьим дерьмом, но было бы слишком поздно, вот! Мой отец — осел. Моя мать... моя мать бросила меня, из отца слова не вытянешь, и у меня нет ни братьев, ни сестер. Эта карикатурная Беверли просто смехотворна. Ее девчонка... Господи Иисусе. Она не может стать мне сестрой только потому, что какая-то толстомясая незнакомка выскочила замуж за моего отца, который мог хотя бы позвонить и предупредить меня!

В какой-то момент я уснула, свернувшись калачиком, лицом к стене. Мои зубы болели — так крепко я их сжимала, мое сердце окаменело.

Около одиннадцати вечера я открыла глаза, надеясь, что все случившееся окажется сном. Не тут-то было. По коридору доносились звуки... из спальни отца. Фантастика. Он не только женился на этой мерзкой голодранистой Барби-на-стероидах, он еще и занимается с ней сексом. За гранью отвратного. Я повернулась взять свою старую тряпичную куклу Энн, чтобы зажать уши.

Уиллард (дурацкое имечко) запихивала что-то под вторую из двух односпальных кроватей в моей комнате.

— Что это ты делаешь? — поинтересовалась я, без труда фонтанируя подростковым презрением.  

Она не ответила. А этого и не требовалось.

— Ты что, обмочила постель?

Пигалица продолжала возиться с простынями. Отлично. Просто замечательно. Теперь моя комната еще и мочой провоняется, на случай, если всего остального окажется недостаточно.