-- Вы знаете, кто с вами говорит? -- решил он проверить свою догадку.

-- Нет, -- соврал Самоцветов.

-- Это Лаврентьев.

-- Добрый день, Игорь Юрьевич, -- расплылся радушно голос, -- чем могу быть полезен?

"Вот ведь стервец! -- мелькнула мысль в голове Вице-премьера. -Впрочем, чему я удивляюсь? Полковник госбезопасности все же, а не школьник какой".

-- Мне нужно с вами повидаться.

-- Когда и где?

-- Так, завтра французы... Послезавтра, в четыре, в "Национале".

-- Есть! -- по-военному воспринял информацию голос, и Лаврентьев трубочку положил.

Между тем Кольский, выбравшись из здания Правительства, сел в свой "Мерседес" с мигалками и поехал на Старую площадь, где располагался его основной офис.

Настроение его приподнялось. Уже в который раз он обгонял спецслужбы с докладом, получая тем самым индульгенцию на прощение ошибок. Единственный, как всегда, осадок, оставшийся от общения с Вице-премьером, был связан с тем, что Кольский на десять лет был старше Лаврентьева, и общение с ним на "вы", в то время как тот все время "тыкал", доставляло его самолюбию не очень приятные ощущения. Можно было смириться даже с этим, если бы Евгений Дмитриевич не понимал, что он значительно умнее.

"Черт с ним, с Лаврентьевым! -- решил он. -- А вот, что делать с Кудриным? После смерти Евдокимова ситуация изменилась. Надо найти Самоцветова".

Поднявшись на второй этаж особняка, принадлежащего его фирме, Кольский сказал Верочке, чтобы она пригласила к нему заместителя.

Войдя в кабинет, он сразу же позвонил в ФСБ и попросил Самоцветова немедленно приехать, собственно, не приехать, а прийти. От Лубянки до Старой площади рукой подать. Тот не возражал.

В кабинет без звонка вошла суховатая женщина невысокого роста с черными, коротко стрижеными волосами.

-- Светлана Петровна, как у нас дела? -- спросил Кольский.

-- Готов квартальный отчет, Евгений Дмитриевич.

-- Давайте.

Просматривая цифры, за каждой из которой стояла человеческая кровь, Кольский пытался понять тенденцию сборов.

-- Обороты упали, Евгений Дмитриевич.

-- Вижу. Что говорят аналитики?

-- Говорят -- инфляция. Наши рублевые тарифы не успевают за ростом доллара. Доноры считают, что им мало платят.

-- Они всегда так считали. Но... -- Евгений Дмитриевич задумался.

Он понимал, что его бизнес не совсем обычен. Деньги приходили из-за рубежа из расчета сорок долларов за литр, падали, как манна небесная. Где берут плательщики деньги на это, кто они такие и зачем им кровь в таком количестве, он не знал, хотя и хотел бы. А ведь и впрямь любопытно, кто в мире может себе позволить тратить такие средства.

-- Не твоего ума дело! -- раздалось отчетливо в комнате, оборвав его размышления.

Кольский посмотрел на Светлану Петровну, но догадался по выражению ее лица, что она такого сказать не могла. Да и голос был мужской, но на этот раз незнакомый, хотя... "Хотя голос Самоцветова похож немного, но я с ним не общался до звонка. Придет -- поглядим! Но что же это такое происходит? Звуковые галлюцинации? Пора к психоаналитику", -- покачал он головой и решил пока не обращать на посторонние голоса никакого внимания. А мысль продолжил. "Евдокимов знал. Он все знал. Что они за люди, эти плательщики, да и люди ли?", -- вопрос, как обычно, повис в воздухе, и это заставило его вернуться от философии к делам.

-- Подготовьте приказ, где отразите тарифы в условных единицах, как нынче это принято.

-- Мы потеряем пятнадцать процентов доходов.

Кольский внимательно посмотрел на своего заместителя, подумав в очередной раз:

"Робот, а не человек. Никаких эмоций. Кровь -- не кровь, ей все равно. Но ведь поэтому она здесь".

-- Я понимаю, -- терпеливо начал разъяснять Евгений Дмитриевич, -- но нам платят за количество. Это значит, что, когда мы недоплачиваем донорам, и они перестают сдавать кровь мы теряем оборот. Если же количество доноров увеличивается, то все, что вы говорите о потерях, нивелируется, если к тому же не увеличивает прибыльную часть. Это нужно считать, но я и без расчетов понимаю, что это так. Видите?

Светлана Петровна наклонилась к папке и посмотрела на те цифры, в которые тыкал Кольский.

-- Это полгода назад. А это теперь.

-- Похоже, вы правы.

-- Готовьте приказ.

-- Хорошо, Евгений Дмитриевич.

-- Что-нибудь еще?

В этот момент зажглась кнопка селектора.

-- Да, Вера.

-- Пришел Самоцветов.

-- Когда Светлана Петровна выйдет, пригласи его, -- он уже хотел отключиться, но вспомнил, -- алло, алло, Верочка, и приготовь нам с Самоцветовым кофе.

-- Поняла.

Заместитель, молча ожидавшая окончания разговора, сказала:

-- Евгений Дмитриевич, у меня к вам личный вопрос.

-- Слушаю. -- Кольский не любил личных вопросов. Они заставляли его отвлекаться от дел и мыслей, которые он считал поважнее множества чужих проблем. К тому же, личный вопрос -- это всегда деньги, его деньги или его фирмы... да -- какая разница, в конце концов!

-- У моей дочери родилась двойня: мальчик и девочка, -- начала Светлана Петровна.

-- Вот как? -- прервал ее Евгений Дмитриевич, изобразив радость, -- так вы у нас дважды бабушка теперь!

-- Да, -- слабо улыбнулась та в ответ.

-- Это надо отметить. -- Кольский уже понимал, к чему идет разговор, и уже принял решение.

-- Мы обязательно это сделаем не позже завтрашнего дня, но у меня возникла жилищная проблема.

-- Ах, конечно. Как я сразу не догадался?

-- Врать нехорошо! -- снова раздался безапелляционный мужской голос.

"Не лезь не в свое дело!", -- отмахнулся от него Кольский.

-- Здесь все дела мои! -- прозвучал ответ, и Евгений Дмитриевич не стал спорить.

"Не совсем же я идиот, спорить сам с собой! Что люди-то подумают?".

И, несмотря на то, что голос опять встрял с комментарием: "Субъект не может спорить сам с собой. Он может спорить с другим субъектом внутри объекта, что делает его объектом", -- Евгений Дмитриевич вернулся к своему заместителю.

-- Светлана Петровна, я очень рад за вас, но пока не могу вам помочь. Вы же сами видите: обороты упали. Наберем прежний объем, вернемся к этому разговору. Хорошо?

-- Интересно, какого ответа ты ждешь? -- не унимался голос.

-- Конечно, Евгений Дмитриевич. Я понимаю. Извините, -- стушевалась заместитель, в глубине души надеявшаяся, что на этот раз шеф изменит своим принципам.