Потом подытожила мой рассказ:

-- Знаешь что! Ведь Пернатый Змей -- это имя человека, который по легендам американских индейцев дал им знания, сельское хозяйство и новую систему общественного строя. Он почитался у них выше многих богов. Кецалькоатль!

-- А Маша -- это, конечно, Марья-искусница или Марья-царевна, -саркастически заявил я.

-- Этого я не знаю. -- Василиса покачала головой. -- Но происходящее сильно смахивает на бред.

-- Царевны, царевичи, боги, мессии -- здорово, черт возьми! Если сейчас появится Христос, я не очень удивлюсь. Только, -- поморщился я, -- крови я не люблю.

-- Зато она тебя очень любит.

Я подумал над ее словами и ответил:

-- Действительно! Очень любит! К сожалению!

4.

-- Женя, что тебя беспокоит? Говори, не стесняйся! -- Игорь Юрьевич Лаврентьев тяжело восседал в своем рабочем кресле и поглядывал на Кольского из-за очков. Тот, пытаясь разобраться с голосом, который преследовал его во время свидания с Анжелой, начал издалека:

-- Давно не виделись, Игорь Юрьевич. Вот я и решил заглянуть.

-- Да ладно-ладно. Можно подумать, что я тебя недавно знаю. Станешь ты меня дергать просто так, -- усмехнулся тот, -- говори уж, с чем пришел?

-- Мне нужно разрешение на ликвидацию еще одного человека. -- Евгений Дмитриевич вытащил сигарету, положил ее в рот, но не прикурил. В кабинете Вице-премьера курить было нельзя.

-- Рассказывай!

-- Это секретарша Евдокимова, -- произнес Кольский, ожидая маленького взрыва, который и воспоследовал.

-- Что ты говоришь? Не понял! -- Встрепенулся Игорь Юрьевич.

-- Как, -- разыграл удивление Евгений Дмитриевич, подкладывая маленькую мину спецслужбам, -- вам еще не доложили?

-- А что случилось-то?

-- Евдокимов мертв, Игорь Юрьевич!

-- Хо-хо! -- удивленно произнес Вице-премьер и надолго замолчал, перетирая мысли своими полными губами.

Минуты через четыре он сделал в сторону Кольского жест и милостиво разрешил:

-- Да ты кури, Женя, кури, -- что означало серьезность полученной информации.

Кольский порой задумывался над тем, а не захватить ли с собой на аудиенцию кирпич, чтобы в те моменты, когда его шеф брал паузы, можно было, отсчитав минуту -- больше по мнению Евгения Дмитриевича думать было просто неприлично! -- бить того по голове, и так каждый раз.

Но закурил он с удовольствием. Была смутная надежда, что хоть это обстоятельство повлияет на скорость мышления Лаврентьева. Не повлияло.

Через три минуты Игорь Юрьевич сподобился на очевидный вопрос:

-- Кто убийца известно?

-- Кудрин.

-- Хм, Кудрин? Так, может, его посадить, и дело с концом?

-- Ничего не докажем, Игорь Юрьевич.

-- Почему?

-- Нет ни мотива, ни орудия убийства. Сложно будет. Проще убрать, как и решили раньше.

В течение пяти минут Кольский пытался понять, о чем может думать человек, получивший такую информацию, какую он сейчас дал Вице-премьеру. В голову ничего не шло, то есть ни о чем тот не думал, если, конечно, не советовался с Небесами. Но с Небесами он не советовался, это Кольский знал наверняка, не верил Игорь Юрьевич Лаврентьев ни в какие Небеса. Оставалась...

-- Как же умер Евдокимов?

-- Его превратили в статую.

Возникла новая пауза, на этот раз не такая длинная, но во время нее цветовой спектр лица Вице-премьера приблизился к ультрафиолетовому.

-- Чего, мать твою итить, ты говоришь?

-- Против него применили магическое заклинание.

-- Чего ты порешь-то? -- громыхнул Лаврентьев. -- Какое заклинание? Через несколько месяцев третье тысячелетие, а ты мне мозги вкручивать? -Цвет его лица поменялся на инфракрасный со смещением к иссиня-черному диапазону.

Кольский умно пожал плечами: мол, факты ведь.

Тогда в ход пошла тяжелая артиллерия.

-- Женя, там, в горке, ну, ты знаешь, достань коньяк, пожалуйста.

Евгений Дмитриевич извлек требуемую бутылку и две рюмки, поставил их перед Вице-премьером, налил и одну рюмку взял себе. Лаврентьев выпил залпом, а Кольский цедил коньяк по глотку.

-- Получается, что Кудрин не совсем простой человек?

-- Получается так.

-- М-да, мать его итить, ситуация.

Возникшая пауза была столь длинна, что у Кольского возникло подозрение, будто Лаврентьев думает о чем-то своем. Но торопить его было нельзя. В этих стенах вообще никто, никогда, никуда не спешил. Это был принцип и стиль: пока ты пьешь коньяк или чай, а потом не спеша идешь по длинным коридорам к начальнику, часть проблем решается сама собой.

-- А почему ты его до сих пор не убрал? Я ведь давал ЦУ.

-- Похоже, что его предупредили, а кто -- выяснить не удалось. Зато известно, что к Евдокимову его привез Самоцветов, что тоже непонятно. Как Самоцветов вычислил Кудрина, и почему вообще Самоцветов?

При фамилии "Самоцветов" у Игоря Юрьевича что-то щелкнуло в голове. Он вспомнил ошибочный ночной звонок своему "чистильщику", вспомнил, что попал именно к Самоцветову, и понадеялся, что тот ничего не понял. Теперь же выяснилось, что не только понял, но и разыграл Кудрина по-своему. Оставалось неясным одно: как полковник нашел этого верткого и везучего, мать его итить, репортера?

Рассказывать все это Кольскому Игорь Юрьевич не стал. Ни к чему тому было знать, кто предупредил Кудрина. Пусть думает, что хочет. Пусть ищет.

-- А секретарша тебе зачем?

-- Она Кудрину и напела про наш бизнес.

-- Вон оно как, -- протянул Вице-премьер и налил себе еще рюмочку. -До чего ж бабы стервы, ничего им доверить нельзя, -- констатировал он, выпил и вытер платком губы. -- Много рассказала?

-- Да разве ж скажет теперь, но ясно, что много.

-- Тогда вопрос решен. У тебя еще что-нибудь?

-- Нет.

Они попрощались, и Кольский, наконец убедившийся, что голос Лаврентьева в собственном кабинете ему померещился, с облегчением вышел.

А Игорь Юрьевич пользоваться селектором не стал (мало ли ушей вокруг?), самолично взял телефонный справочник "Для служебного пользования", снял трубку и набрал номер.

-- Самоцветов. Слушаю! -- сказала трубка.

-- Анатолий Петрович? -- произнес Лаврентьев.

-- Да, это я, -- признались на другом конце провода, и Игорь Юрьевич понял по напрягшемуся голосу собеседника, что тот его узнал. Узнал, как и в первый раз.