Это был младший брат деда Кэндзо и Рёскэ, но ещё в молодости он основал собственную ветвь семейства, и они обращались к нему, как к дяде из младшей ветви. Как большинство стариков, он был известен ссорами и пьянством. Кроме того, по ходу свадьбы он безостановочно возражал и жаловался, и чем больше он пил, тем хуже становился, извергая недовольство самим жениху и невесте. Наконец, его стали просить остаться, поскольку он был не в том состоянии, чтобы добраться домой, но он не желал и слушать. В конце концов, уже за полночь он объявил, что уходит.

— Сабуро, тебе лучше проводить его домой.

Кэндзо, старавшийся не обращать внимания на оскорбительные речи Ихэя, оказался столь добр, что побеспокоился, как пьяный старик вернётся домой в темноте.

— И, поскольку уже поздно, можешь остаться у дяди.

Только когда они открыли для Ихэя дверь, стало понятно, что начался снегопад, и сильный. В этой местности снег шёл редко, а, увидев такие сугробы, все, конечно, были удивлены. Вспоминая этот вечер позднее, они поймут, какую важную роль сыграл снег в готовящемся ужасном преступлении.

Наконец, новобрачным позволено было удалиться во флигель, и в час ночи они произвели последний ритуальный обмен чашками сакэ. Акико, жена Рёскэ, так описывала это:

— Я принесла кото во флигель с помощью горничной, Киё. Они обменялись сакэ, присутствовали только тётя Итоко, мой муж и я. Сабу-тян ушёл проводить дядю Ихэя домой, а Судзу-тян уже ушла спать. После церемонии Кацуко сыграла нам «Тидори». Когда она закончила, мы поставили кото в вертикальном положении у ниши-токонома. Я положила коробочку с плектрами в дальний угол ниши, но не помню, была ли в тот момент на полке катана.

Было уже два часа ночи, когда церемонии завершились. Семейство оставило новобрачных одних во флигеле и удалилось в главный дом. Снег шёл всё сильнее.

А примерно через два часа раздался леденящий кровь крик, за которым последовали жуткие звуки струн кото, раздираемых с огромной силой.