— Он что, дернулся? — спросил Андрей. Ленка как-то судорожно закивала головой. И лишь теперь я заметил в ее руке пистолет.

Теперь мне все стало понятно без слов. После того как я начал стрелять, Андрей быстренько обезоружил своего старого «друга», сунул пистолет Елене и велел той стеречь майора. Но Николай не воспринял мою жену всерьез и полез отбирать оружие. Я за своей стрельбой даже не услышал скромный хлопок пистолетного выстрела, разнесшего лысеющий череп гениального снабженца во втором поколении.

Пора было уходить, но Ленку затрясло судорогой истерики. Слава Богу, что Андрей уже отобрал у нее пистолет.

— Лена, Лена, надо уходить! Лена, прекрати. Бери Валерию, и уходим.

Лейтенант пробовал привести ее в чувство, но та уткнулась лицом в грудь Андрею и отчаянно заревела. Андрей через ее голову глянул на меня и с беспомощной улыбкой спросил:

— Что с ней теперь делать?

Я только пожал плечами.

— Тогда иди одевайся и одевай дочь. Да побыстрей!

Минуты через три мы с Валерией были готовы к походу. Андрей все пытался успокоить Ленку, гладил ее как маленькую по голове, шептал что-то на ухо. По лицу его катился пот, и я не был уверен, что это от жары.

— Юрка, как можно меньше вещей. Главное — возьми деньги и документы.

После этого он напялил на все еще всхлипывающую Елену шапку, отдал ей дочь, и она словно на автопилоте медленно пошла к выходу.

— Юр, не пускай ее первую на крыльцо, пойди подчисти там! — скомандовал Андрей. Я рысцой обогнал свое семейство, закинул на плечо сумку что побольше, в левую руку взял сумку поменьше, а в правую автомат. Так мы и вышли на крыльцо.

Меня удивило, что Андрей все еще ковырялся в доме, хлопал дверцами столов и шкафчиков. Он явно что-то искал.

Свежий морозный ветер сразу ударил мне в лицо. Похоже, менялась погода, и низовой, пронизывающий ветер сразу пробрал меня до костей. Я шел впереди всхлипывающей Елены, надрывался под тяжестью сумок и напряженно вглядывал ся в темные тела, застывшие в самых неожиданных позах. Чтобы обойти завал из трех тел, я вынужден был ступить в сугроб и, продравшись сквозь плотный снег, протоптал дорогу для примолкшей Елены. Ее истерика кончилась из-за шока, полученного ею при виде этих шестерых, убитых ее собственным мужем. А мне просто отрывал руку автомат. Я пробовал нести его, как это делают супергерои в американских фильмах, подняв ствол вверх, но быстро понял, что я не Шварценеггер. Так и волок его как третью сумку.

Андрей догнал нас уже у калитки. Он тяжело дышал, все-таки пришлось бежать с почти сорока килограммами золота за плечами.

— Куда теперь? — спросил я. — На платформу?

Он отрицательно мотнул головой, чуть отдышался и высказал свою идею:

— Пойдем к машинам. Я взял у Кольки ключи.

В тупичке за огромной кучей снега, которую нагреб бульдозер при расчистке дороги, стояли три машины — «Нива», «Форд» и бежевая «Волга» Николая.

— Хорошо хоть не загородили ее, — сказал Андрей, открывая дверцу машины ключами. Мы погрузились. Елена с дочерью устроились сзади. Андрей сел за руль, я рядом с ним. Уже когда Лейтенант разворачивал машину, я заметил в окнах покинутой нами дачи всполохи бушующего огня.

— Ты поджег дачу? — удивился я.

— Да, вылил две бутылки ацетона, она быстро занялась.

— Зачем? Их же быстро найдут.

— Да, какая разница, стрельба и так слышна была на Красной площади. У меня не было времени стереть все отпечатки пальцев.

Я боялся, что у небольшого домика сторожей нас остановят, но охранников по-прежнему не было видно. Лейтенант думал о том же.

— Поди уже Новый год справляют.

Через полчаса мы выбрались за отдаленные окраины столицы, хотя и не считающиеся Москвой, но по сути давно уже проглоченные этим городом-монстром. Андрей, переключая скорости, как-то постанывал. Я заметил, что бинт на его ладони пропитался кровью.

— Давай-ка я тебя подменю. Лен, надо его перевязать. — Я обернулся к жене, пожалуй впервые за то время, что мы ехали в машине. Лицо ее осунулось, под глазами набрякли мешки, но она кивнула уже спокойно:

— Да, конечно.

И я подумал о том, что, оказывается, совсем не знал ее. Считал ее большим ребенком, нежным, оранжерейным цветком. А она неожиданно проявила столько силы, воли и мужества.

Пока я вел машину, Елена перевязывала Андрея.

— Опять кровь выступила сквозь шов, — озабоченно сказала она, обрабатывая его ладонь. — А ведь уже совсем было зажило.

— Андрей, куда мы едем?

— Подальше от Москвы. На юг. Надо пересесть на поезд.

С машиной мы распрощались в Туле. Нашей целью был Крым, но билетов до Симферополя не оказалось, пришлось взять до Одессы.

— Ничего. Где-нибудь в Харькове пересядем, — подбодрил нас Андрей. — Давайте разделимся.

Он пояснил свою мысль уже на перроне.

— С этой минуты мы друг друга не знаем. Вы едете отдельно, на меня ноль внимания. Ясно?

— Зачем все это? — спросила Ленка.

— Пойми, крошка, — терпеливо начал объяснять лейтенант. — Нас слишком многие видели вместе. Те же алкаши-сторожа, а военврач? Забыла? Так что вот вам все деньги, а я забираю золото. Хорошо?

Мы нехотя подчинились. Он все говорил правильно, но мы как цыплята за клушей привыкли следовать за ним повсюду.

ДОРОГА В НИКУДА

Уже сейчас, несколько лет спустя, раздумывая о том, что нам помогло избежать длинных рук правосудия, я пришел к выводу, что на нас работало само время. Разваливалась громадная империя. Политики, военные, милицейские чины пытались урвать себе кусок побольше. Избавившись от союзного руководства, они чувствовали себя огро-омными начальниками и делали все, чтобы еще больше подчеркнуть свою самостийность. Нас еще могла перехватить дорожная милиция, но мы сели в поезд тридцатого декабря и за два дня пути не видели ни одной милицейской фуражки. Рассыпающаяся страна уже во всю отмечала Новый год.

Мы это поняли сразу, лишь только вошли в вагон. Проводница еле стояла на ногах. По-моему, она даже не видела нас, поскольку оба ее глаза смотрели на собственный нос. Махнув рукой куда-то в глубь вагона, она пробурчала:

— Места там, дальше, — и боком уползла к себе в купе.

Несмотря на поздний час, в вагоне полыхал свет, густо стоял табачный дым, долдонили что-то пьяные голоса. Кочевой народ уже вовсю праздновал самый светлый праздник всех времен.

Мы с Еленой еле отвоевали нижнюю полку, согнав с нее молодого, прыщавого юнца, явно перебравшего дармового портвейна. Я устроился на боковушке напротив, на второй полке. Оттуда я видел, как Андрей прошел дальше и устроился через два купе от нас. А Елена уже наводила в нашем купе свои порядки.

— Перестаньте курить! — строго обратилась она к усатому дедку, смолившему какую-то особенно слезоточивую гадость. Старик, к моему удивлению, повиновался, хотя до этого я вообще сомневался, что он что-либо понимает, настолько мало осмысленности выражал его взгляд. Этому способствовала его бабка, поддатая чуть в меньшей степени, чем ее супруг.

— Та загаси ты свою люльку поганую, побачь, туточки ведь ребеночек!

Тем временем юноша, дистрофическое дитя советского строя, резко побледнел и побежал в тамбур блевать. Елена устроила сонную Валерию на голый матрас и пошла к проводникам выбивать постель. Вернувшись, она сказала:

— Кошмар. Они там все пьют и пьют…

А веселье кругом продолжалось. В одном месте затянули заунывную песню, при этом не выговаривая и половины слов. Хохот сменялся руганью, в тамбуре уже дрались, и там же рядом раздавались «рыдания» нашего юного друга. И несмотря на это, уже через полчаса мы спали. Последние московские события вымотали нас до изнеможения.

Утром я даже не сразу понял, где нахожусь. Равномерное покачивание, перестук, жесткая полка. Впервые в жизни я не узнал место своего обитания. На секунду мне показалось, что я опять на плоту, и это шумит подо мной река, и холод, холод, холод. Лишь крик над ухом какого-то замерзшего пассажира: — Э, проводники, вы топить собираетесь или нет!? Задубели как собаки! — вернул меня к реальной жизни.