Глава 33

Элиас

Мы с Индиго разговариваем каждый вечер перед сном. Как только она засыпает, я тихо выхожу из своей комнаты и ложусь на диван. Большую часть ночи я смотрю в потолок и думаю, стоит ли мне спать рядом с ней. Но потом я вспоминаю, что, как бы меня ни влекло к Индиго и как бы больно мне ни было находиться вдали от нее, мы не должны торопить события.

Она только что вышла из ванной после душа. Я делаю все возможное, чтобы привести в порядок покрывала и распушить ее подушку — все, что угодно, лишь бы отвлечься от мыслей о том, что скрывается под ее шортами и футболкой. Она рушится на кровать, и тихий вздох вырывается из ее губ, когда ее тело расслабляется.

Пока я работал над тем, чтобы терапия деревом стала реальностью, Индиго обзвонила кучу агентств и посетила тонны мест. Она сказала, что есть много свободных мест, но ни в одном из них она не чувствует себя как дома. Я могу это понять, поэтому я заверил ее, что она может остаться, пока не найдет то, что ей понравится.

— Твоя мама звонила? — спрашиваю я, ложась рядом с ней.

Мы оба лежим на спине и смотрим в потолок. Она поворачивается лицом ко мне, и я делаю то же самое.

— Нет, — просто отвечает она, не выглядя расстроенной из-за этого.

— Ты хочешь, чтобы она позвонила? — спрашиваю я из любопытства.

— Не очень.

Я киваю. Я никогда не проходил через подобное, но могу попытаться понять то, что она чувствует. Я пытаюсь поставить себя на ее место. Должна быть причина, по которой она не хочет видеть рядом свою маму. Я мало что знаю о ее отце. Он был довольно рассеянным каждый раз, когда мы встречались. Они довольно неприятные люди.

— Ты ничего не можешь сделать с домом своей бабушки? Например, купить его или что-то еще?

— Теоретически да, но это гораздо сложнее. — Я вижу, как сильно это на нее влияет, и мне хочется сделать помочь ей. — К тому же, они никогда не продадут его мне, потому что знают, как много он значит. — Она пожимает плечами, как будто это пустяк.

— Господи, — шепчу я, проводя пальцами по волосам. — Подожди... что, если я куплю его?

Идея внезапно мелькает в моей голове.

— Они тебя уже знают, — мгновенно отвечает она.

— Я могу поговорить с отцом или моим другом, — предлагаю я, зная, что они сделают это за меня.

— Нам пришлось бы снова лгать твоим родителям, а я устала от этого, — признается она с измученным выражением лица.

— Да, это отстой.

Скоро мы заблудимся в той лжи, которую сами себе наговорили. У Индиго нет бабушки, она не владеет большой компанией, мы не влюблены. Единственное, что является правда — это мои чувства, и они растут по мере того, как мы лучше узнаем друг друга. Не знаю, куда это нас приведет, но я не хочу больше лгать.

— Должны ли мы сказать им правду? — спрашиваю я.

Она пожимает плечами.

— Не знаю, вряд ли я готова к этому. Признать, что мы лгали им все это время, будет очень трудно.

Я киваю.

— Я все еще могу поговорить с кем-нибудь еще.

— Нет, — она качает головой. — В любом случае, с тех пор, как ее не стало, он не похож на наш с ней дом.

Я мало что знаю о Грибе, только то, что он принадлежал ее бабушке, а сад был для нее утешительным местом в детстве. Честно говоря, этого достаточно, чтобы она так себя чувствовала. Я не могу представить свой дом без большого семейного стола или спальни моего детства. Они несут в себе воспоминания, а когда вы теряете то, что поддерживает ваши воспоминания, вам начинает казаться, что этого никогда не было.

— Я стараюсь не думать об этом, понимаешь?

Она пожимает плечами.

— Иди сюда. — Я ложусь на спину и протягиваю ей руку. Она притягивает свое тело ближе и кладет голову мне на грудь, а руку на живот.

— Не привыкай к этому, — говорит она, когда я целую ее голову. Она пахнет печеньем, которое только что вытащили из духовки. — Я не люблю объятия.

— Мм-м...

Она смотрит на меня, ее прекрасные глаза пронзают мои. Я никогда не смогу насытиться ими.

— Что? — говорит она.

Я ухмыляюсь.

— Ты говорила то же самое о людях, а я, похоже, тебе просто нравлюсь.

— Это потому, что у меня нет другого выхода, — бросает она вызов, поднимая брови. — Ты так навязчив.

— Да? — спросил я, готовый прижать ее к себе меньше чем за секунду.

— Мм-м, — начинает она, прежде чем я переворачиваю ее на спину, продолжая то, на чем мы остановились в прошлый раз.

Я хватаю ее за руки и ложусь на нее сверху, чтобы она не могла пошевелиться. Она пытается повернуться, чтобы посмотреть на меня, но едва может поднять голову. На ее лице появляется игривая ухмылка.

Видя ее такой, я становлюсь твердым как камень, а ведь едва прикоснулся к ней. Из моего горла вырывается рык, когда я опускаю свое лицо к ее лицу. Я ловлю мочку ее уха между зубами. Не кусаю ее, просто держу ее, позволяя своему дыханию танцевать на ее коже.

Мое сердце никогда не билось так быстро. Думаю, я чувствовал это с тех пор, как встретил ее, просто был слеп.

Теперь ее руки удерживают только одну из моих, а другая медленно прослеживает ее спину. Она вздрагивает, и я немного раздвигаю ноги, давая себе возможность прижаться к ней бедрами. Индиго что-то бормочет и снова вжимается в меня.

Ощущения настолько приятные, что я почти кончаю от одного этого. Я издаю гортанный рык, и Индиго двигается подо мной. Трения достаточно, чтобы мои глаза закатились.

— Если ты хочешь, чтобы это длилось больше секунды, ты должна перестать так двигаться.

Она качает головой, наслаждаясь тем, что я в ее власти. Она продолжает прижиматься ко мне, а я прижимаюсь еще сильнее, желая, чтобы между нами не было ткани.

Ее дыхание подрагивает, и я рад, что это влияет на нее так же сильно, как и на меня.

— Индиго, — предупреждаю я сквозь стиснутые зубы.

Я пытаюсь удержать себя от того, чтобы полностью отпустить ее, но она становится все жаднее. Она поднимает бедра немного выше, чтобы я мог почувствовать тепло между ее ног, когда она продолжает тереться об меня. С моих губ срывается стон, когда она меняет ритм.

— Ты должен вести себя тихо, — шепчет она сквозь собственные стоны.

Я хватаю ее за волосы и встречаю ее толчок, мы оба двигаемся как сумасшедшие. Не могу понять, почему мы должны вести себя тихо, но я выполняю ее приказ, потому что если она остановится, то я стану ходячим мертвецом.

Давление становится слишком сильным. Ее изгибы изгибаются и захватывают мой разум, эти стройные бедра и ее атласная мягкая кожа делают невозможным сдерживать мое желание.

Она стонет глубоко в горле, сдерживая хныканье, когда я опускаю мягкий поцелуй на ее плечо.

— О, черт. — Низкий гул удовольствия проносится мимо моих губ. Все это так напряженно. Слыша ее приглушенные звуки удовольствия и ее растущие потребности, я нахожусь на грани. Моя хватка на ее волосах медленно ослабевает, поскольку единственное, что я знаю, это ее освобождение и мое.

Наши тела продолжают двигаться вместе в медленном темпе. Мы закрываем глаза, ее лицо раскраснелось, а ее ноги вздрагивают подо мной. Мы кончаем вместе. В одежде. Как возбужденные подростки.

— Всегда искушение, — говорю я, когда мои пальцы нащупывают ее шорты, ощущая ее тепло и влажность через материал.

Сдвинув шорты, а затем трусики в сторону, я медленно ввожу в нее два пальца. Она чувственно задыхается, снова надавливая на мою руку. Я продолжаю двигать ее, медленно и целенаправленно, заставляя ее мчаться к очередному оргазму.

Она стонет, и это самый горячий звук, который я когда-либо слышал. Я хочу проигрывать его на повторе до конца своей жизни.

Я убираю пальцы, когда она уже близко, только чтобы отыграться за последние несколько дней. Прежде чем наклониться, чтобы поцеловать ее, я позволяю себе попробовать ее соки. Посасывая пальцы, мой член снова твердеет от ее вкуса на моем языке.

Когда я наклоняюсь, чтобы поцеловать ее, она улыбается мне в губы, и мысль о том, что Индиго пробует себя, заставляет меня хотеть сорвать с нее одежду и забыть об этом неторопливом процессе.

— Иди в задницу, — игриво шепчет она, зарываясь головой в подушку.

— Скоро, — усмехаюсь я, обхватывая ее рукой и ведя нас в сторону ванной.

Индиго смотрит на меня, ее большие глаза внимательно наблюдают за мной. Я наклоняюсь и глубоко целую ее. Она стонет, проводит пальцами по моим волосам, а затем крепко сжимает их. Она кусает мою нижнюю губу, затем разрывает поцелуй и прижимается лицом к моей шее.

Держа ее на руках, я пускаю воду в ванну.

— Ты тоже хочешь помыть волосы? — спрашиваю я.

Она что-то бормочет, и когда я смотрю вниз, ее рот приоткрыт, а глаза закрыты. Я никогда в жизни не видел, чтобы человек так быстро погружался в полудрему, но это что-то делает со мной. Я чувствую защиту, ответственность за нее.

Я продолжаю оставаться там, посреди ванной, с ней на руках еще пару минут, пытаясь убедить себя, что это действительно происходит. Странное ощущение — прикасаться к ней, делать с ее телом то, что я мог только представить, целовать ее в любое время, просыпать и видеть ее лицо.

Индиго стала каждым моим глотком воздуха, каждой улыбкой на моем лице и каждым биением моего сердца. Она стала каждым моим днем.

Обнимая ее одной рукой, я раздеваюсь, затем медленно стаскиваю с нее одежду и бросаю ее в корзину. Она бормочет при каждом резком движении, но остается сонной.

Я поднимаю ее в ванну, стараясь не упасть, и опускаюсь позади нее, чтобы она оказалась между моих ног.

Пока я мою и массирую кожу ее головы, она практически мурлычет от счастья, а мое сердце гулко бьется в груди. Оно кажется полным, и как бы мне ни хотелось найти этому лучшее объяснение, я не могу. Я чувствую себя умиротворенным. Счастливым.

И теперь я знаю: что бы ни случилось между мной и Индиго, без нее я никогда не буду прежним. Мне нравится думать, что каждый опыт ведет нас куда-то. Я просто надеюсь, что этот принесет мне настоящую любовь, о которой всегда говорит моя мама.

После того, как я понял, что то, что у меня было с Эвой, никогда не было любовью, я думал, что невозможно испытывать такие сильные чувства к кому-то. Однако, видя Индиго такой, мирно спящей в моих объятиях, мое сердце бьется быстрее, чем когда-либо. Если это она, я не буду злиться на Вселенную за это.