Холодные пальцы обхватывают мое бедро. Он сжимает меня так сильно, что я уверена: когда завтра утром посмотрю на свое тело в зеркало, его хватка будет увековечена в виде синяков.

— Умоляй об этом.

Еще один мучительный толчок, его рот нависает прямо над моим. Я чувствую каждое слово его губ на своих.

— Ты хочешь меня так сильно, так жалко. Тогда, блядь, умоляй меня об этом.

— Пожалуйста, Тэтчер. Пожалуйста, я буду такой хорошей шлюхой для тебя, пожалуйста, — кричу я, мои ногти находят дом в верхней части его плеч, отмечая его. — Ангел.

Это прозвище — вздох, знак того, что моя воля разрывается пополам.

Я в бреду, запертая в червоточине мучительного экстаза, но все еще вижу, как смягчается его взгляд. Его глаза кажутся ярче, а края губ приподняты настолько, что я замечаю это сквозь дымку слез.

Приподняв свой вес и создав достаточное расстояние, чтобы просунуть пальцы между моими бедрами, он нежно гладит меня через трусики, надавливая большим пальцем на клитор перед тем, как отодвинуть материал в сторону.

Холодный воздух заставляет мои ногти еще сильнее впиваться в его кожу, и бедра подскакивают с кровати, ища его прикосновения. Я выгибаюсь в его руке, прикусывая внутреннюю сторону губ, чтобы не закричать, когда пятка его ладони трется о мой клитор.

— Боже, — ругается он. — Ты промокла, чертовски промокла. Мне было бы так легко вставить член в твою тугую дырочку, питомец. Ты позволяла кому-нибудь трогать эту жалкую киску?

Я качаю головой в расстройстве.

— Нет. Нет. Никогда.

— Правильно, потому что она моя, не так ли? Я погубил тебя для всех остальных, не так ли? Я предупреждал тебя, — он ласкает одним пальцем мои скользкие складочки, дразня удовольствием, которое находится в пределах досягаемости, висящим передо мной, чтобы посмотреть, как сильно я буду стараться ради него. — Ты принадлежишь мне, Лира Эббот. Своим телом, своей душой, своим сердцем. Даже если я не могу получить это, ты принадлежишь мне.

Он владел мной намного раньше, чем предъявил права на мое тело. Намного раньше до того, как мы узнали друг друга. Раньше до этой жизни или любой другой жизни до нее. Когда звезды были пылью, а вселенная — черной, бесконечной ночью.

Для нас нет начала, и никогда не будет конца. Нити судьбы сплели нас в бесконечную петлю. Любовь, которая путешествует по жизни.

Мы — божественная связь, которую никогда нельзя тронуть. Даже руками смерти.

— Да! — говорю я громче, чем ожидала.

Когда он наконец смилостивился надо мной, я сжимаюсь вокруг него и чувствую, как его средний палец погружается в мою тугую дырочку, мои стенки сжимают его, как тиски. Его ленивых толчков, смешанных с давлением на мой чувствительный бутон, достаточно, чтобы я кончила.

В животе начинает нарастать напряжение. Я напрягаюсь, толкаюсь бедрами о его руку, чтобы встретить его на полпути, преследуя свой оргазм с неистовым желанием, которое полностью овладевает мной.

— Эй, Лира, — стук в дверь заставляет меня замереть. — У тебя есть лишнее полотенце? Я не могу заснуть, так что собираюсь принять душ, — голос Брайар разносится по комнате.

Мои глаза расширяются не только от шока, но и от того, что Тэтчер вводит в меня еще один палец, совершенно не заботясь о моей подруге снаружи. Он продолжает входить и выходить из меня, поглаживая ту точку глубоко внутри, которая заставляет меня быть близкой к тому, чтобы увидеть звезды.

Он опускает голову к моему уху, его горячее дыхание на моей шее. Его голос низкий и скрытный, но я слышу каждое слово.

— Не позволяй своей подружке узнать, как приятно чувствовать руки убийцы внутри твоей киски.

Я хватаюсь за его запястье в слабой попытке остановить, но это только подстегивает его. Он ускоряется, заставляя мою киску издавать непристойные звуки от того, насколько я мокрая, используя мои развратные соки, чтобы так легко входить и выходить.

Его окровавленные губы осыпают поцелуями мою грудь и шею, окрашивая меня в его любимый цвет. Мои бедра смыкаются, колени слабеют, и я понимаю, что остановить неизбежное крушение невозможно.

— Ответь ей, — он сгибает пальцы внутри меня, сильнее надавливая ладонью на мой клитор. — Сделай это для меня, и я позволю тебе кончить.

Мой страх быть пойманной ничто по сравнению с моим желанием его.

Я хочу быть хорошей для него. Даже когда он только учил меня, я все равно хотела угодить, потому что его похвала заставляет меня чувствовать себя так, будто я хожу по облакам.

— Под... — мои пальцы ног подгибаются, когда спираль в животе начинает разрываться пополам. — Под раковиной в ванной!

Я встречаю каждый толчок его руки движением бедер, обхватываю его за плечи и выгибаюсь дугой на кровати, прижимаясь к нему с безрассудной самозабвенностью.

Она благодарит меня, но я едва ее слышу. В ушах у меня гудит, по венам разливается ослепительный белый жар. Меня осеняет, что мне все равно, знает она или видит. Все, что имеет значение — это он.

— Вот так, детка. Иди за мной. Намочи мои пальчики, — воркует Тэтчер мне на ухо. — Ты такая хорошая девочка для меня.

На долю секунды мое зрение становится белым. Комната кружится, а мои пальцы ног впиваются в матрас. Я цепляюсь за плечи Тэтчера изо всех сил, судорожно сжимая его руку. Чтобы заглушить мои крики, мои зубы оказываются прямо над его ключицей.

Каждый вздох заставляет содрогаться, оргазм накатывает на меня, как грохочущие волны, омывая меня снова и снова, бесконечная пульсация блаженства. Моя кожа гудит и гудит от последующего шока.

Тэтчер гладит меня по волосам, успокаивая тело, пока я не обмякаю в его руках. Я позволяю ему уложить меня на кровать, чувствуя, как одеяло подтягивается к моей шее.

Я тянусь к нему или пытаюсь дотянуться, желая удержать его рядом, пока приливные волны замедляются. Но усталость окутывает меня и тянет под воду. Я даже не уверена, поднимаю ли я руки, прежде чем глубже зарыться в плед.

Дрожь щекочет мой позвоночник, когда я чувствую, как губы Тэтчера касаются моего влажного лба. Это шепот поцелуя, и я хочу потянуться к нему, притянуть его к себе и заставить остаться в моей комнате, но мои веки тяжелеют.

Темнота быстро погружает меня в дремоту, но перед тем, как все померкнет, я слышу его голос в своих ушах.

— Хотел бы я, чтобы ты не давала мне причинять тебе боль, дорогой фантом, — шепчет он, — потому что я не могу остановиться сам.