ГЛАВА 11

ДОСТАВЩИК

ЛИРА

В Холлоу Хайтс тихо, до жути тихо.

Обычно, когда студенты возвращаются с рождественских каникул, здесь кипит жизнь. Друзья снова собрались вместе, делятся историями и смеются над размерами своих яхт или над тем, где они катались на лыжах во время каникул.

Но когда я иду по мраморным залам, я слышу свои шаги. По всей территории бродит мрачное чувство, которое не имеет ничего общего со снегом. Среди студентов распространился страх. Некоторые не потрудились вернуться, их родители требуют, чтобы их дети продолжали обучение дистанционно, пока девочки не перестанут пропадать и появляться по частям.

Школа работает в режиме хаоса, пытаясь заверить спонсоров и обеспокоенных родителей, что все в порядке и что кампус по-прежнему безопасен для посещения.

Но так ли это? Был ли когда-нибудь Холлоу Хайтс безопасным для посещения?

Эта школа, какой бы престижной она ни была, преследуется опасностями. Она пережила слухи о призраках, но больше не может скрывать растущий список смертей.

Для каждого класса проводится собрание; школа хочет обсудить протоколы безопасности на будущее, пока убийца не будет задержан и взят под стражу.

Я натягиваю капюшон на голову, защищаясь от ледяного ветра, пока бегу трусцой по бесплодным лужайкам. Мои ботинки стучат по земле, когда я пробираюсь через длинную череду колонн, пространство между которыми открыто и пропускает снег.

Колоннады, соединяющие здания района Кеннеди, — одно из моих любимых мест для прогулок в кампусе. Справа от меня раздается шум волн, разбивающихся о берег, и если бы у меня было время, я бы посмотрела на бушующий океан. Мне нравится, как он выглядит, когда наступает зима. Море цвета бушующего обсидиана, а на зубчатых скалах внизу тонко блестит снег.

Я рассказывала Брайар, когда она только приехала, о призраке, который обитает в этом зале, — по слухам, это дух девушки, которая влюбилась в своего профессора английского языка и прыгнула в воду с разбитым сердцем.

На первом курсе я часто проходила здесь около полуночи, чтобы узнать, слышу ли я ее крики, как все говорят, или это просто одна из легенд, которые старшекурсники используют, чтобы напугать новых студентов.

Я занята мыслями о призраках, заблудилась в своих мыслях об одержимости, которая настолько глубока, что лучше умереть, чем жить без нее, когда мое тело сталкивается с другим. Шок от удара выбивает дыхание из моих легких в один большой толчок.

Все предметы в моих руках падают на пол, вместе с тем, что нес другой человек. Упавшие ручки бьются о холодный пол, и последний голос на планете Земля, который я хотела бы услышать, раздается в моих ушах.

— Обращай лучше, блядь, внимание на то, куда ты идешь, урод.

Я закатываю глаза, сажусь на корточки и хватаю свои вещи, чтобы как можно быстрее уйти от этой встречи.

— Ты тоже на меня наехал, придурок, — бормочу я. — Знаешь, это обычная вежливость — сказать так...

Квадратный лист накрахмаленной белой бумаги выскочил из страниц их книги. Я бы не заметила его, не обратила бы на него внимания, если бы он не был знаком моим глазам.

Я подняла ее с земли, мои руки дрожали, когда я многократно читала слова на бумаге.

Если они не могут заполучить тебя. Они просто заберут твоих друзей. Выходи. Выходи. Где бы ты ни был.

— X

Именно такие угрозы получал Тэтчер незадолго до смерти Мэй.

Слова написаны идентичным почерком, вплоть до лишнего крестика на букве Т. Мы все предположили, что убийца-подражатель прислал их как игру, способ проверить Тэтчера, поиграть с ним.

Значит, Имитатор...

— Истон?

Я крепче сжимаю бумагу, хрустя ею в руках, когда медленно встаю. Я встречаю его взгляд с безудержным гневом. Он убил Мэй. Это он подставил Тэтчер. Из-за него я чуть не потеряла его.

Мой рот жаждет вкуса мести.

Истон Синклер — первоклассный придурок, но убийца? Я не придавала ему такого значения.

Светлые волосы развеваются на ветру, отбрасывая его с лица и обнажая голубые глаза, полные презрения. Похоже, наши чувства взаимны. Идея сбросить его с крыши этого здания и посмотреть, как его разорвет острыми камнями, становится все более привлекательной.

Но если он виновен в этом, я хочу сделать его смерть медленной.

За каждого человека в моей жизни, которому он причинил боль.

— Устроился на работу почтальоном, Синклер? — я скрещиваю руки перед грудью, дергая за кусочки головоломки в своем сознании, пытаясь заставить их сложиться. — Неужели разделывание женщин и разбрасывание частей их тел недостаточно тебя занимает?

Я знаю Истона с начальной школы. Чувство собственного достоинства, которое он носил в себе, было заложено в раннем возрасте. Вечно — золотой мальчик, — зеница ока Пондероз Спрингс еще до того, как он понял, что означает слово — репутация.

Жило ли сердце убийцы в мальчике, который плакал в третьем классе, когда ободрал коленку? Существовало ли оно под поверхностью, а все остальное все это время было лишь хорошо придуманной маской?

Его челюсть дергается, и даже сейчас, каким бы устрашающим он ни пытался быть, я не могу заставить себя поверить, что он способен убить кого-то, не говоря уже о нескольких. Я не могу представить его достаточно умным, чтобы провернуть что-то подобное, но что еще я могу думать? Когда все стрелы направлены прямо на него?

Что может быть лучше, чем сбить нас со следа Гало, подставив одного из нас под убийство? Полагаю, этот сюжет был оставлен на усмотрение его отца, а все знают, чего хочет дорогой папочка, Истон дает.

— В отличие от твоего парня, тюрьма не входит в мой пятилетний план, — фыркает он, ухмыляясь, чтобы показать фарфоровые зубы.

Мы танцуем друг вокруг друга с того самого момента, когда стали свидетелями того, как мальчики убили кого-то в лесу Пондероз Спрингс. Истон знал, что мы сделали, и мы знали, что он был вплетен в дело Гало, но вопрос был в том, кто сможет доказать это первым.

Мы были ближе всего к тому, чтобы признать свою причастность, и что-то в этом не так.

— Ты все еще планируешь баллотироваться на пост с таким лицом?

Кожа на его челюсти покрыта шрамами, когда он хмурится. Искалеченная, растянутая белая кожа, напоминающая ему каждое утро о том, что случается, когда заходишь с Руком Ван Дореном слишком далеко.

Спокойно он опускается на пол, подхватывая с пола свои вещи, прежде чем поправить ремешок сумки с учебниками. Истон по-прежнему считает себя неприкасаемым, а почему бы и нет? Когда его отец исправлял и улаживал каждую деталь его жизни с самого рождения. Конечно, он невозмутим.

— Будь осторожна, Лира, — он хмыкает во все горло, подмигивая мне. — Ты уже знаешь, что случается, когда ты подходишь ко мне слишком близко, не так ли?

В моих глазах мелькают красные вспышки. Невозможность дышать, задушенная галлонами свиной крови. Я проглатываю воспоминание, засовывая его глубоко в глубину своего сознания.

— Они сказали тебе, что я оставила для тебя? — я широко улыбаюсь, вспоминая ножи, которые я вогнала в глаза его пешке за то, что она прикоснулась ко мне.

Блеск в его глазах мерцает достаточно, чтобы я заметила.

— Если ты хотел кого-то подставить, — обвиняю я, — почему бы не Рука? Вернуть немного кожи, которую ты потерял. Твой папаша решил, что это слишком очевидно?

Он это или нет, не имеет значения, потому что он знает.

— Шоу уродов, это все слухи. Эта записка ни о чем не говорит. Я имею в виду... — он потирает челюсть, ухмыляясь. — Я даже никогда не видел эту бумагу раньше. Ты вполне могла подложить ее. Что угодно, лишь бы вычислить имя этого психопата, да?

Я опускаю глаза, пронзая взглядом упоминание о Тэтчер.

Он прав — это слухи. Я стою на неопределенной почве, но в одном я уверена: Истон знает больше, чем говорит. Он знает все, что нам нужно, и держит это у меня перед носом.

Истон делает шаг вперед, чтобы пройти мимо меня, готовый уйти, но я хватаю его за плечо. Мои ногти впиваются в материал его рубашки, и он медленно переводит взгляд на мою руку на своем теле.

У меня возникает искушение сделать что-то безрассудное, например, сделать из нас новую жуткую историю, которая будет преследовать Кеннеди Холл, навсегда вошедшую в историю Холлоу Хайтс. Студенты разнесут ее как лесной пожар, и она будет жить в позоре по всей территории.

Они будут шептаться о том, сколько там было крови. Люди будут спорить, что было первым — руки или ноги, а кто-то проявит изобретательность и скажет, что я резвилась по заснеженной территории, окрашивая белую землю в красный цвет и нося его кишки в качестве ожерелья.

— Если это не ты совершаешь убийство, гипотетически говоря... — я провела языком по зубам. — Зачем посылать записки, чтобы предупредить Тэтчера? Зачем, если ты знаешь, что это нам поможет?

В самой первой записке, которую он получил, ему было сказано покинуть Пондероз Спрингс, что очистило бы его имя еще до начала убийств. Это было предупреждение, а не угроза.

Я знаю, что должна верить, что Истон — Имитатор, но что-то в этом не так. Тем не менее, я думаю, что он пишет эти письма. Я могу полностью ошибаться во всем этом — он может быть просто посыльным. Он может убивать людей, но я полагаюсь на свою интуицию и надеюсь, что не облажалась.

— Гипотетически или фактически, я бы ни хрена не сделал, чтобы помочь вам, — он вырывает свою руку из моей хватки с достаточной силой, чтобы заставить меня отступить.

— Пошел ты, Синклер. Сэйдж была права в одном — ты всего лишь марионетка для больных игр своего папаши. Ты жалок, — усмехаюсь я. — Ты получишь то, что тебя ждет, и я, блядь, не могу дождаться.

— Из-за тебя и тех поганцев, за которыми ты ходишь, ее убьют, — он показывает пальцем, обнажая зубы. Я чувствую, как жар его ярости разливается по моему лицу. — Я обещаю тебе, Лира Эббот, если это случится, ничто не помешает мне разорвать вас всех на куски.