— Ты сводишь меня с ума, — тяжелый вздох сотрясает ее плечи. — Почему ты до сих пор так хочешь спрятаться от меня? Ставишь все эти стены между нами. Разве я не показала, что ты можешь доверить мне себя?

Я провожу рукой по волосам, холодный смех вибрирует в моих плечах.

— Ты слишком много себе позволяешь. Я не прячусь от тебя.

— Прячешься! — она повышает голос, делая опасный шаг ко мне. — Это потому, что ты пытаешься защитить меня от Имитатора? Он пришел за Мэй, и что теперь? Ты боишься...

Я встречаю ее на полпути, смотрю на нее снизу вверх, когда мое дыхание веером пробегает по ее лицу. Наши ноги почти соприкасаются, и я чувствую тепло, волнами исходящее от ее тела.

Пьянящий запах вишни не может успокоить мой гнев.

Напряжение поглощает пространство между нашими телами. Я чувствую каждую унцию ее горечи по отношению ко мне, вижу, как ее глаза морщатся в уголках, когда она смотрит на меня.

Бесстрашная. Непреклонная.

— Не надо, — я поднимаю единственный палец, указывая им прямо перед ее носом, — оскорблять меня.

Если она хочет быть откровенной в своих словах, я не буду нести ответственность за то, как она уйдет от этого разговора.

— Ты стала слишком удобной, любимая. Не заставляй меня напоминать тебе, где мы находимся, — я вижу, как она осмеливается снова говорить со мной в таком тоне.

В моих венах закипает буря неизвестных ощущений. Там, где я обычно холоден, теперь все горит. Невыносимо чешется. Каждое слово нагревает мою кожу до невыносимой температуры.

— Не дай бог, если ты боишься кого-то потерять, — она отмахивается от моей руки, отбивая ее от своего лица, тихая ярость бушует под поверхностью ее кожи. — Не дай бог, блядь, если тебе действительно не наплевать на кого-то, кроме себя!

Желание схватить ее за плечи и трясти, пока она не закроет рот, становится все более привлекательным с каждой секундой.

— Это было бы гораздо менее разочаровывающим для тебя, если бы ты просто приняла, что я не тот человек, которого ты выдумала в своем хрупком воображении.

Ее взгляд становится расплавленным, вся прежняя усталость забыта. Гнев разбудил ее, и он не собирается уходить в ближайшее время.

— Почему ты не впускаешь меня, — огрызнулась она, не спрашивая, а требуя.

Мои ноздри раздуваются, пытаясь доставить кислород к мозгу, чтобы я не сделал того, о чем мы оба будем сожалеть. Я поворачиваюсь, готовый исчезнуть в четырех стенах своей спальни, пока она не остынет, но она не соглашается.

— Нет, — ее руки приземляются на мое плечо, подталкивая меня. — Скажи мне, почему ты не впускаешь меня.

Еще один толчок ее маленькими ручками едва заставляет меня сдвинуться с места. Ее волосы колышутся от усилия, слезы чистой ярости льются из ее красивых зеленых глаз.

Моя челюсть пульсирует, когда я встречаюсь с ней взглядом, чувствуя, как ее ладони впиваются мне в грудь.

— Почему! — восклицает она. — От чего ты защищаешь меня, Тэтчер? Просто скажи мне!

Последний толчок, и плотина внутри меня рушится.

Она разбивается, разлетаясь на мелкие кусочки и не оставляя шансов на восстановление.

— От меня! — кричу я, звук эхом отдается в моей груди. Я едва узнаю свой собственный голос. Я хватаю ее за голову, зажав ее между ладонями, а мои пальцы запутываются в волосах на ее шее. — От меня, ты, упрямая чертова девчонка. Я защищаю тебя от себя.

Она задыхается, рот открыт, глаза расширены.

— Я жажду тебя, — выдыхаю я, и признание режет мне горло. — Мое тело хочет тебя каждую секунду дня и вдвое больше ночью. Я хочу тебя самыми безумными способами, способами, которые могли бы напугать тебя.

Я прижимаюсь лбом к ее лбу, и мои глаза закрываются, когда ее дыхание обдувает мое лицо. Изнеможение в моем сознании берет верх, все способы, которыми она делает меня слабым, становятся видны в этом тусклом коридоре.

Я свожу ее с ума? Как вы это называете?

Я разваливаюсь на части, петли моей личности сломаны, и я больше не имею ни малейшего представления о том, кто я такой. Я не знаю, как быть кем-то, кто заботится о ком-то еще. Я не знаю, как быть кем-то, кроме того, кем меня сделал мой отец.

— Я испытывал сенсорный голод, а теперь ты меня накормила, — я крепче сжимаю ее волосы, наши носы трутся друг о друга. — Конечно, я чертовски голоден по тебе.

Шок прошел настолько, что я чувствую, как ее руки ищут мою кожу, пальцы проводят по моим щекам, когда она обнимает меня.

— Тогда возьми меня. Возьми меня, Тэтчер. Позволь мне отдаться тебе.

Я прикусываю нижнюю губу, слегка наклоняю голову, мои брови нахмурены в душевной муке.

— Я не могу, — простонал я. — Я не могу позволить тебе сделать это.

Это единственное, чего я хочу.

Это не дает мне спать по ночам. То, как я жажду ее, преследует меня.

Черт, я хочу владеть ею всеми возможными способами, но я просто...

— Почему?

Она такая нежная, такая Лира, что я едва могу вынести еще одно слово из ее уст. Я поднимаю голову и провожу большим пальцем по ее щекам, залитым слезами.

Я смотрю в ее глаза, мне нужно, чтобы она увидела это, нужно, чтобы она услышала то, что я говорю, чтобы она поняла.

— Я не способен дать тебе то, что ты хочешь, — мое горло пересохло. — Отношения? Мужчина, который любит тебя? Я никогда не смогу стать таким. Ты всегда будешь требовать от меня большего, а я ничего не могу дать. Я беспечен и холоден. Любовь не живет в моем мире. Я убийца, дорогая. Это все, кем я когда-либо буду.

Уязвимость.

От этого мне хочется вылезти из кожи.

Я открыл это место в своем сознании, и эти слова, которые вырвались наружу из-за этого, как будто ждали вечность, чтобы быть произнесенными вслух. После этого ничто не будет прежним; независимо от того, как трагически мы закончим, я никогда не буду прежним.

Навсегда останется часть меня, открытая, вырезанная в форме ее тела.

— Тебе не нужно защищать меня, даже от тебя, — она крепче прижимает меня к себе, как будто от ее прикосновения слова впитаются в мою кожу. — Я возьму все, что ты можешь мне дать, разве ты не видишь? Я бы предпочла иметь тебя таким, чем жить без тебя. Для меня нет никого другого. Я создана для тебя.

Физическая боль пронзает меня насквозь. Это больно так, как я никогда не смогу объяснить, так, что я готов отдать все, чтобы забыть.

Я тяну руки назад, обхватывая ее запястья, чтобы прижать ее руки к груди, подальше от моего лица.

— Пожалуйста, Тэтчер, — шепчет она, ее губы блестят от слез. — Твои острые края не причиняют мне боли.

Сделать шаг назад из ее пространства — все равно что войти в холод, все дальше и дальше от тепла, которое поддерживает в нас жизнь.

Я иду в свою комнату, останавливаясь в дверях.

Хотел бы я сказать, что не верю в судьбу, но если бы она была реальной, думаю, я бы тоже был создан для нее.

— Знаешь ли ты, дорогой фантом, что шипы хотели бы сказать розам? — я оглядываюсь через плечо, причиняя себе еще большую боль от ее взгляда.

Свет из кухни внизу мерцает на перилах, обдавая ее тусклым оранжевым сиянием. Рукава моего свитера закрывают ее маленькие ручки и спускаются чуть ниже талии. В ней все хаотично и необычно так, что хочется верить в судьбу.

Потому что никто просто не рождается таким красивым. Такой невыносимо прекрасной.

— Что они заслуживают большего, — начинаю я. — Ты заслуживаешь большего, чем я могу тебе дать. Я не способен удержать твое сердце, позаботиться о нем. Перестань отдавать его мне. Остановись, пока я не убил его навсегда.

Эта ночь будет жить во мне до последнего вздоха. Взгляд ее глаз будет жить в глубинах моего сознания как наказание за то, что я уничтожил ее.

Я делаю шаг дальше в свою комнату, хватаюсь за дверь и захлопываю ее наполовину.

— Я не хочу оставлять тебя пустой, Скарлетт. Не заставляй меня оставлять тебя пустой.