В этот раз он еле заставил себя стянуть с плеч куртку, откинул в сторону сапоги и, даже не заглянув на кухню, рухнул на кровать. Несколько минут Силин лежал, бессмысленно глядя в потолок, затем незаметно провалился в мучительный сон. С тех пор как у него украли коллекцию, Михаилу снились одни кошмары.

Проснулся он уже поздним вечером, осень быстро съедала светлое время суток, сокращая и без того серые дни. Обшарив пустой холодильник, Силин убедился, что он пуст, так что ужинать пришлось горбушкой черного хлеба с кружкой крепко заваренного чая. За время этого короткого спартанского ужина Михаил решил, что надо будет сходить к бару, но чуть попозже, к закрытию. Требовалось чем-то занять эти три часа, и Нумизмат открыл свою заветную черную тетрадь. На первой странице, сразу после записи на форзаце, красивым старомодным почерком с четко выраженным нажимом, с завитками и ятями, было выведено: " Я, Соболевский Алексей Александрович, потомственный дворянин, лично участвовал в создании этой монеты как чиновник по особым поручениям при министре финансов Российской империи..." ЧЕРНАЯ ТЕТРАДЬ

Соболевский.

16 декабря 1825 года окна кабинета министра финансов Российской империи горели необычно поздно. Сам министр, пятидесятилетний русифицированный немец Егор Францевич Канкрин уже минут пять неподвижно сидел в своем кресле в непривычной, расслабленной позе. Правая рука его при этом прикрывала глаза, одновременно поглаживая высокий лоб, еще больше подчернутый залысиной в ореоле светло-русых кудрявых волос. Несмотря на поздний час, министр был облачен в парадный мундир со всеми орденами и медалями. Только что он вернулся с аудиенции у нового Императора -- Николая. Их встреча должна была произойти в другое время и в другой, более торжественной обстановке, но печальные события 14 декабря на Сенатской площади поневоле заняли мысли и время нового Императора совсем другими делами. Лишь спустя два дня в перерыве между личными допросами бунтовщиков Николай нашел время принять главного казначея России.

И вот сейчас, сидя в своем кресле, Егор Францевич снова восстанавливал в памяти каждое слово, каждый жест, взгляд Императора. Столь же строгому анализу подвергал министр свой собственный доклад, ответы на вопросы государя. Было похоже, что он все-таки выиграл. Несколько суховатый, но доходчивый рапорт министра понравился Николаю. Канкрин и раньше слыхал об армейской грубоватости, въедливости и педантизме Николая Павловича, но именно при личной встрече он осознал, что новый царь имеет много схожего в чертах характера с ним самим.

Подсознательно доверяясь не словам, а жестам, взглядам и общему настроению Императора, Егор Францевич понял, что в этом кресле ему сидеть еще очень долго. Инстинкт чиновника не подвел его. Когда спустя двадцать лет состарившийся и больной Канкрин попросится в отставку, Николай скажет ему слова, значащие больше всех наград и чинов: "Ты знаешь, что нас только двое, тех, кто не может оставить своих постов до самой смерти: ты да я".

Сделав этот окончательный вывод, Канкрин с облегчением вздохнул и, отстранив от больных глаз руку, c улыбкой взглянул на стоящего перед ним молодого человека, все это время сохраняющего благоговейную тишину.

-- Присаживайтесь, Алексей Александрович. В ногах правды нет.

-- Благодарю вас, Ваше Превосходительство, -- ответил чиновник, осторожно устраиваясь на краешке стула. Министр молчал, и молодой человек позволил себе нарушить субординацию и первым задать вопрос: -- Как прошла аудиенция, Ваше Превосходительство?

Любой другой из ведомства Канкрина не решился бы на подобную дерзость, но к Алексею Соболевскому Егор Францевич явно благоволил. Несмотря на молодость лет, тот уже поднялся в табели о рангах до чина коллежского асессора и полгода исполнял обязанности чиновника по особым поручениям при министре.

-- Превосходно, -- ответил Канкрин. -- Государь был любезен и в целом одобрил работу нашего ведомства.

Соболевский извлек из слов патрона гораздо больше, чем информацию. Успокоенность и явное благодушие в голосе министра подсказали ему, что тот больше не волнуется за судьбу своего поста. Значит, останется на своем месте и он. Хотя многие из сослуживцев признавали природный ум и блестящие способности молодого чиновника, но никогда бы он не стартовал в своей карьере столь стремительно и красиво, если бы не явная протекция и благосклонность Канкрина. Так что от судьбы министра во многом зависела и судьба Соболевского.

-- Единственный раз Император выразил свое неудовольствие по поводу этих злополучных монет, -- Канкрин кивнул на стоящую у него на столе небольшую шкатулку. -- Но выразил он это не словами, а, скажем так, физиономически. При этом государь даже похвалил Монетный двор за расторопность при их изготовлении.

Соболевский, чуть улыбнувшись, слегка кивнул головой. Голубоглазый, русоволосый Алексей имел правильные, но, пожалуй, несколько мелковатые черты лица. Небольшие бакенбарды в стиле покойного Императора Александра оттеняли бледность его лица, типичного для коренного жителя Петербурга. На эту улыбку он имел более чем заслуженное право. Именно он курировал изготовление рублевой монеты с профилем Константина Павловича. Подобно римскому богу Меркурию, он служил посредником между Канкриным и начальником Петербургского монетного двора Еллерсом. Весь процесс изготовления монеты от первого эскиза до воплощения в серебре занял всего шесть дней, что делало бы честь любому монетному двору Европы.

А Канкрин продолжал рассказывать:

-- Государь повелел сдать в архив монеты, все материалы по их изготовлению и сами штампы, на коих они были изготовлены. Все должно сохраниться в строжайшей тайне. Займитесь завтра этим, голубчик.

Министр сохранял благожелательную мягкость в голосе, и Соболевский позволил себе ответить в тон своему благодетелю:

-- Хорошо, Егор Францевич. Все будет исполнено в точности.

-- Я не сомневаюся в этом, друг мой.

Эта фраза не просто так вырвалась из уст министра. Когда-то они вместе с отцом Соболевского начинали службу в военно-интендантском ведомстве. Продолжая продвигаться по служебной лестнице, сохраняли дружеские отношения. Случилось так, что уже в зарубежном походе русских войск по Европе в 1813 году на небольшой кортеж интендантского штаба Первой Западной армии внезапно наскочил разъезд лихих французских улан. Пришлось принять бой, слава Богу, что еще подоспели наши казаки. Но перед этим полковник Соболевский буквально своей грудью прикрыл от пули генерал-интенданта Канкрина и умер через пять минут у того на руках.