Я чувствую, как мои руки под столом сжимаются в кулаки. Блейн хочет знать, с кем я разговаривала. Он хочет отсеять слабые звенья в своей подпольной преступной системе. А может, его шпионы ничего не знают о местонахождении Мороз. Это может быть уловка, чтобы вывести меня из игры, и дать ему возможность снова сделать меня мишенью. Он явно знает, что Мороз что-то замышляет после её появления в разъярённой толпе у замка. Или, возможно, он видит в ней противоборствующую силу.

— Я буду иметь в виду это предложение, но не думаю, что сейчас это необходимо, — говорит Джован.

Вряд ли он может поступить иначе.

— Конечно, мой Король, — мурлычит Блейн.

* * *

Остаток дня проходит в том же ключе. Фиона в слезах убегает с ужина, оставляя хмурого Санджея, уставившегося в свою тарелку. Интересно, высказала ли она своё недовольство делегату по поводу его непривычного поведения? Надеюсь, как только всё выяснится, она простит меня за то, что я не сообщила ей обо всём сразу.

Алзона и остальные должны вернуться следующим вечером. Надеюсь, новости от Уиллоу будут в пользу Санджея.

При всех моих свидетельских показаниях против Блейна и собранных Льдом разведданных, я не уверена, что этого будет достаточно без документов от Рона. Я всё больше нервничаю из-за того, что бросаю вызов советнику. Мне нужны эти бумаги из замка Третьего Сектора, но я чувствую, что Блейн дышит мне в затылок. И теперь он может узнать мой секрет. Он зашёл так далеко не по глупости. Даже если он не знает о моём альтер-эго, он обязательно заметит поведение Мэйси, Санджея или Соула. А если он хоть мельком увидит Алзону в замке, то поймёт, что что-то происходит. А что, если один из шпионов Льда доложит Хейлу, чтобы получить больше денег?

Нет, я должна нанести удар, как только Алзона и остальные вернутся из дома шлюх, независимо от того, вернётся ли Рон.

* * *

Я лежу в постели, укутавшись и свернувшись калачиком под стопками теплого меха. По крайней мере, если мне придётся пережить такие дни, как сегодня, можно утешиться, зная, что после них меня будет ждать кровать.

Я улыбаюсь в подушку ничему конкретному, отталкивая тёплую, тяжёлую фигуру Кауры, которая посягает на моё пространство.

Дверь со скрипом открывается, и я замираю, затаив дыхание.

— Просто я, — шепчет Джован.

Я улыбаюсь иронии этих слов. Сказать, что это "просто Джован", всегда будет нелепым преуменьшением. Я поднимаю голову и смотрю на него, и тут вспоминаю, что на мне нет одежды. Сердце колотится, я поворачиваюсь на бок, отстраняясь от него и натягивая меха до подбородка.

— Привет.

Я морщусь от напряжённого звука моего голоса. Было достаточно сложно контролировать себя рядом с Джованом, когда мы оба были одеты.

Кровать позади меня прогибается, и я напряжённо прислушиваюсь, когда ботинки Джована стукаются об пол, а затем слышу звук ткани, скользящей по коже. Он ложится и перемещается, пока не становится твёрдым присутствием у меня за спиной. Одну из рук он кладёт поверх мехов, обернутых вокруг меня, и лишь тонкий слой не дотягивается до моей обнажённой кожи. Вени! А ногу закидывает поверх одеяла на мои бедра.

Я наблюдаю за этим процессом, прежде чем спросить.

— Что ты делаешь?

Он зарывается лицом в мои волосы, глубоко вдыхая.

— День был хреновый. Я просто хочу быть здесь с тобой, — говорит он.

Просьба о том, чтобы он ушёл, застревает в моём горле.

— Это был хреновый день, — вместо этого говорю я.

— Мм-мм, — он целует меня в шею. — Не люблю ссориться с тобой. Это делает всё ещё хуже.

Я думаю над его словами. Так вот почему я сегодня настолько не в духе? Я наклоняю голову, чтобы он не мог добраться до моей шеи.

— Твоя щетина щекочет, — ругаюсь я.

Он хихикает у меня за спиной.

— Во Внешних Кольцах было плохо? — спрашиваю я.

Помню первый раз, когда я прошла сквозь них. Этот момент врезался в мою память.

— Никогда не видел такой... — он ищет правильное слово.

— Резни? — предлагаю я.

Он издаёт звук согласия.

— Всё изменится, — говорит он жёстким голосом.

Я вытягиваю руку из-под одеял и хватаюсь за руку, лежащую на моём бедре. Он переплетает наши пальцы.

— Это может быть подходящим временем, чтобы сказать тебе, что я организовала классы самообороны для шлюх во Втором Секторе. Занятия в классах начнутся через неделю, — признаю я. — Если это окажется полезным, я считаю, что это будет достойной инвестицией для других секторов.

Он вытягивается позади меня и сворачивается калачиком, некоторое время храня молчание. Я его не виню.

— Я не знаю кричать мне или смеяться, — в конце концов, говорит он. — Спасибо, — продолжает он.

Я поворачиваюсь, чтобы разглядеть его.

— Твоя доброта всегда поражала меня.

Он целует меня в лоб.

— Рискуя, тем, что ты возведёшь меня на пьедестал, я должна упомянуть, что классы по самообороне финансируются из денег, украденных у семи охотников за шлюхами, которых я убила.

Он напрягается, а затем целует моё ухо.

— Это... действительно всё меняет — соглашается он, заставляя меня хихикать.
Он прижимается носом к моему.

— Этот звук, — говорит он.

Я улыбаюсь ему и отворачиваюсь обратно, закрывая глаза.

— Было бы здорово, если бы каждый момент был таким, — вздыхает он, его дыхание становится глубже.

От этого звука мои веки тяжелеют.

— Наслаждайся этим. Завтра ты снова будешь на меня сердиться, — бормочу я.

Он трясётся от сонного смеха.

— Очень, — бормочу я.

— Это как-то связано с тем, где сейчас Рон?

— Ага, и с Блейном, — говорю я, прижимаясь к его теплу.

Я вздыхаю, полусонная, и сжимаю его руку. Мне никогда в жизни не было так комфортно.

Когда Джован говорит, я так далеко погрузилась в сон, что с трудом вспоминаю, о чём мы говорили.

— Считай, что я предупреждён, — бурчит он.