Я закрываю рот, понимая, что он говорит бессвязно. Он захлопывает рот.

— Ты ненавидел себя, потому что любил меня и не сказал мне? — спрашиваю я, не смея ещё радоваться.

Он медленно опускает голову.

По мне распространяется тепло. Что-то неописуемое и радостное. Неважно, что я едва могу пошевелить пальцем, потому что я пылаю изнутри. Это жидкая храбрость. Лучше, чем любой напиток, который я пробовала. Он обнажил себя передо мной. Я вспоминаю последние мгновения перед тем, как потеряла сознание, и мучительно прочищаю горло.

— Кровь покидала моё тело, но боли не было. Тогда я поняла, что умираю. Я не контролировала свои мысли. Я помню, что в моих мыслях были мои братья и другие.
Я смотрю чуть ниже его глаз, затем заставляю себя посмотреть прямо на него. Делать это почти больно. Он здесь, прямо передо мной. Несмотря на всё, что произошло, я всё ещё чувствую себя самым счастливым человеком на свете.

— Но я помню, что моей последней мыслью было сожаление. Что я никогда не увижу тебя и никогда больше не прикоснусь к тебе, — говорю я.

Я провожу пальцами по его волосам до плеч. Сколько раз я хотела это сделать? Почему я потратила так много времени?

— Что ты никогда не узнаешь, что я чувствовала... Я никогда не испытывала такого отчаяния.

— И что ты чувствуешь, Лина? — надавливает он, сжимая объятие.

Я перевожу взгляд на свои колени.

— Я поняла, что не должна принимать ни одно мгновение как должное.

Я делаю глубокий вдох и позволяю своей маске соскользнуть. Я позволяю ему увидеть всё.

— Я чувствую то же самое, Джован. Я... тоже люблю тебя.

Я робко поднимаю глаза, услышав его резкий вдох. Его ухмылка по-мальчишески лучезарна. Он чувствует ту же невесомость, что и я. Его лицо — отражение моего собственного.

Он наклоняется и целует меня, лишая меня всех мыслей и воздуха. Я беру столько же, сколько отдаю, и этого недостаточно. Никогда недостаточно. Мы целуемся так, будто никогда больше не увидимся, а может, это потому, что мы обрели ещё один момент, когда казалось, что всё потеряно. Может быть, Джован знает, что наши дни сочтены. Он нужен мне, а я нужна ему.

Я издаю болезненный писк, когда мои губы трескаются. Джован отпускает меня, со стоном прижимаясь лбом к моей голове.

— Прошу прощения. Я забылся, — выдавливает он. — Этот поцелуй был...

Я облизываю губы, онемевшие от боли.

— Да, — шепчу я. — Был.

Я отодвигаю его голову от своей, чтобы снова получить доступ к его губам.

В конечном счете, он отступает.

— Не искушай меня, любовь моя. Садра убьёт меня собственными руками, если я воспользуюсь твоим состоянием, — шутит он, но я вижу в его глазах беспокойство.
Мой желудок переворачивается от его непринужденного использования слов "любовь моя". Если бы у меня была возможность удержать этот момент навсегда, остаться в его объятиях и забыть об окружающем мире, я бы сделала это. Сейчас я могу притвориться, что у нас есть совместное будущее.

— О чём ты думаешь? — спрашивает он.

Я трусь ухом о его грудь, чтобы избавиться от его щекочущего дыхания.

— Что мы должны сбежать, — честно говорю я. — Но это не сработает.

Он смеётся.

— Почему?

Я моргаю, глядя на него слипающимися глазами.

— Ты слишком большой, чтобы спрятаться, — зевая, говорю я.

Его смешок посылает приятные вибрации в моё тело.

Я послушно глотаю, когда он отстраняется и снова направляет струйку воды в моё горло. Я отмахиваюсь от бульона. Его запах заставляет мой желудок подниматься. Наконец, я сдаюсь и просто закрываю глаза. Он целует мой лоб, глаза, потом рот, когда я откидываю голову назад, требуя этого. Никто и никогда не заставлял меня реагировать так, как он. Это и есть любовь.

— Я должен вернуться к своему совету, хотя каждая частичка меня желает остаться здесь, — говорит он в мои волосы.

Это должно быть повсюду. Я снова хочу быть чистой.

— Моим людям нужен их Король.

— Скольких ты потерял? — мягко спрашиваю я.

— Пятьдесят шесть мужчин здесь, тех, кто охранял замок, трёх женщин из Внутреннего Круга, которые пытались сбежать от Элиты, и никого на Великом Подъёме.

Мои глаза распахиваются.

— Никого? Что случилось? — выговариваю я.

Я гадаю, кем были те три женщины. Если бы они только подождали немного дольше. И я знала о мужчинах, видела их тела, сваленные на крыше.

— Они просто стояли там день и две ночи. Теперь мы знаем, что они ждали сигнала от Элиты, — он потирает челюсть.

— Они прошли весь путь через Оскалу, а затем повернули обратно, потому что не загорелся огонь? — медленно спрашиваю я.

Джован пожимает плечами.

— Кроме того появились Ире. Солати, возможно, всё же вступили бы в бой с моей армией, несмотря на неподанный сигнал, но думаю, что Ире были слишком непредсказуемым фактором и сильно перевесили шансы в нашу пользу. У меня не было возможности отделить конечности от тела твоего дяди. На третий день Солати начали отступать через Оскалу.

Я устраиваю мозговой штурм вслух.

— Интересно, это уловка, чтобы мы последовали за ними в Осолис? Солати всегда выигрывали битвы на нашей родной земле.

— Я пока что не хочу думать о таких вещах, — говорит он, смыкая челюсти. — Ты будешь рада узнать, что Джимми жив и здоров.

По моему лицу распространяется счастливая улыбка. Спасибо Солису.

— Спасибо тебе, — говорю я.

Джован вытягивается во весь рост. Я смотрю затуманенными глазами на подтянутые мышцы, которые он при этом обнажает. Он целует меня и направляется к двери, и мне хочется попросить его остаться. Но так будет всегда. Желания моего сердца всегда будут на втором месте после того, что я должна делать, после того, что правильно. Для Джована это так же.

Но при всём этом, он по-прежнему любит меня. Я буду держаться за это вечно.

— Король Джован, — зову я, когда он кладёт руку на дверь.

— Татума Олина, — с полуулыбкой говорит он.

Я сжимаю меха на коленях, не зная, как сформулировать слова и привести в движение следующий этап моей жизни. Всю свою жизнь я мечтала править, но в последние месяцы я крутилась вокруг этой мысли, зная, что до этого дойдёт, но, не зная, когда именно наступит подходящий момент. Мой народ голодал. Татум совершила слишком много преступлений.

Джован всё ещё ждёт, пока я заговорю. Я решаю называть вещи своими именами. Брумы ценят прямоту.

— Мне нужно убить свою мать, — говорю я.

Мой комментарий заставил бы нормального человека задуматься о моём здравомыслии или отстраниться, но полуулыбка Джована растёт. В ней нет смеха, только холодный расчёт. Это взгляд человека, которого загнали слишком далеко.

Всё моё тело напрягается, когда он, приподняв одну бровь, отвечает:

— Нам нужно.

~ КОНЕЦ ТРЕТЬЕЙ КНИГИ ~

Переведено для группы https://vk.com/booksource.translations