ГЛАВА 5

Натаниэль

Гвинет заснула.

После стольких усилий и многочасового стояния перед палатой Кингсли она проиграла физическую битву и опустилась на один из стульев в комнате ожидания.

Я отсылал её домой, но она решительно покачала головой, подтянула колени к груди и закрыла глаза.

Именно поэтому она сейчас грохнется на пол.

Я упираюсь пальцем ей в лоб и толкаю назад, чтобы она не упала. Это мимолетный контакт, всего лишь чертов палец, и все же ощущение такое, словно моя кожа загорелась, и пламя распространяется на все тело.

В данный момент я понимаю, что не должен был позволять ей обнимать меня. Или мне нужно было раньше оттолкнуть ее. Потому что теперь даже безобидное прикосновение вызывает воспоминания о ее теле, прижатом ко мне.

Я не могу перестать думать о ее стройной фигуре, о том, насколько она крошечная по сравнению со мной.

Сжимаю кулаки и закрываю глаза, чтобы избавиться от дурмана. Не помогает. Потому что, даже несмотря на то, что не вижу ее, запах цепляется ко мне так же упрямо, как и его обладательница.

Ваниль никогда... и ни в чем мне не нравилась. И, тем не менее, это единственное, что я чувствую.

Убедившись, что ей не грозит падение, отпускаю ее. Она заваливается боком на стул, все еще прижимая колени к груди в самоутешении.

― Папа... ― бормочет она во сне, слеза скатывается по щеке.

Казалось бы, после всех пролитых ею слез, можно было предположить, что их просто не осталось, но горе действует загадочным образом. Возможно, она никогда не перестанет плакать. И, наверняка, это событие изменит ее жизнь.

Уж точно, бл*дь, это изменит мою.

Снимаю пиджак и накидываю его на нее. Всего лишь движение, но я застигнут врасплох. Опять.

Она тянется ко мне, сжимая руку в стальной хватке, хотя глаза по-прежнему закрыты.

― Не уходи...

В этом призрачном бормотании столько боли и горя. Может быть, это мольба, может быть, как и раньше ― просьба.

Именно поэтому мне не нравится видеться с Гвинет, и последние два года я делаю все возможное, чтобы избегать ее.

Она уже не та невинная малышка, которую я знал всю ее жизнь, хотя невинность все еще присутствует. Она уже не тот ребенок, который просил меня кое-что скрывать от ее отца, потому что не хотела причинять ему боль.

Все это прекратилось, когда она перестала вести себя как ребенок, по крайней мере, по отношению ко мне.

Она способна пробить любую броню, какой бы нерушимой и непроницаемой она не казалась. И для этого ей не нужно использовать грубую силу. Ее методы нежные, невинные, а иногда и не скоординированные.

Я бы хотел, чтобы это была тактика или хитрость. Я бы распознал все и покончил с этим. Самое ужасное ― это настоящая гребаная решимость.

В этом Гвинет похожа на Кинга. Как и он, она не остановится, пока не получит желаемого. Неважно, сколько раз я оттолкну ее, она отряхнется и предпримет новые попытки.

Несмотря на то, что я стараюсь ее не замечать, она становится все ослепительней.

Если я не обращаю на нее внимания, она все равно выделяется своим маленьким телом, разноцветными глазами и ох*ительным ароматом ванили.

Прядь ее огненных волос прилипает ко лбу, практически застилая глаза. Я протягиваю руку, чтобы убрать ее, хоть мне и не следует прикасаться к ней.

Прикосновение к ней подобно пламени, и я точно знаю, что сгорю.

И на какой-то момент мне становится плевать.

Одно мгновение. Одна секунда. Последствия перестают иметь значения, и инстинкт дикаря берет верх.

Когда я был моложе, я полагался на этот инстинкт, чтобы набирать клиентов, выигрывать дела и карабкаться наверх. Мой инстинкт ― один из самых ценных активов. Он не ошибается и всегда видит наперед, прежде чем разум успевает уследить.

В данный момент я импульсивен, лишен обычного хладнокровия. Потому что, черт возьми, мне не стоит игнорировать последствия. Я не должен идти на поводу у демона, поднявшего голову из глубин моей души.

И все же делаю это. Позволяю управлять собой.

Одно прикосновение.

Одно мгновение.

Одно...

― Вот ты где.

Я убираю руку, глубоко вдыхая, прежде чем повернуться к источнику голоса.

Аспен.

Она ― мой единственный друг, не считая Кингсли. Нас объединяют амбиции и расчетливый ум. Все в компании называют ее моим стратегом, потому что она не боится использовать нетрадиционные методы для достижения цели.

Я должен быть благодарен ей за то, что остановила импульсивный порыв, но в глубине души испытываю совершенно противоположные эмоции.

Проницательные карие глаза Аспен скользят от меня к Гвинет, а затем она снова смотрит на меня.

― Есть какие-нибудь новости о состоянии Кингсли?

Подношу указательный палец к губам. Меньше всего мне хочется, чтобы Гвинет проснулась и устроила очередную истерику. Поэтому жестом велю Аспен следовать за мной. Как только мы окажемся вне зоны видимости и слышимости, я расскажу ей о ситуации.

Она прислонилась к стене и скрестила на груди руки, облаченные в темно-синий пиджак, сшитый на заказ, с интересом слушая меня. Аспен всегда отличалась вниманием к деталям.

― Во главе «Уивер & Шоу» остаешься только ты, ― говорит она, когда я заканчиваю.

― Он может очнуться.

― Ты не веришь в это, Нэйт

Нет. Я достаточно практичен, чтобы понять, что мы, вероятно, потеряли его навсегда. Но признать это вслух ― все равно что пырнуть себя в живот, поэтому я не говорю об этом.

― Что насчет его маленькой принцессы? ― спрашивает она, обычно её голос звучит снисходительно, но не сейчас.

Аспен никогда не упускала возможности вцепиться в горло Кингсли, доказывая, что ее характер соответствует рыжим волосам. Обычно она не соглашается с его безрассудными действиями, поскольку, как и я, более методична.

И ему не нравилось, что она стала старшим партнером, и он не мог выгнать ее, когда захотел. Я бы не позволил ему этого. Аспен ― ценный сотрудник, и стала моей опорой с тех пор, как я увел ее из другой фирмы и убедил присоединиться к нам с Кингсли, в наших новых начинаниях.

Прислоняюсь к стене и скрещиваю лодыжки.

― Что насчет нее?

― С уходом Кингсли она окажется в затруднительном положении. Наверняка, его мачеха использует этот шанс, чтобы нанести удар в суде.

― Мы будем представлять интересы Гвинет и оставим все как есть.

― Даже если ты лично займешься этим делом, Сьюзан ни за что не уйдет с пустыми руками. Гвинет не может распоряжаться своим наследством или трастовым фондом, пока ей не исполнится двадцать один год. Это целый год, за который Сьюзан сможет завладеть домом и акциями фирмы. У нее есть аргументы, ведь Кингсли признал завещание отца недействительным. Поскольку он использовал деньги отца для капитала «Уивер & Шоу», она может подать в суд и получить акции своего мужа, которые унаследовал Кингсли. Не говоря уже о том, что она будет противостоять девушке, которая не может распоряжаться своими деньгам. И прежде, чем ты скажешь, что можно потянуть время в суде, учитывая все юридические баталии Сьюзан и Кингсли в прошлом, я скажу, что у Гвинет нет шансов. У нее нет юридического опыта ее отца, мстительного духа или безжалостности. Сьюзан сожрет ее со всеми потрохами.

Я бы хотел возразить, но не могу. Аспен права. Судебные иски Кингсли против Сьюзан были вызваны чистой злобой. Он ненавидел ее и хотел уничтожить. Гвинет не разделяет чувств отца к Сьюзан, поэтому даже если мы будем представлять ее интересы, неизвестно, как все сложится.

Не говоря уже о том, что борьба может длиться вечно и в конечном итоге нанесет ей эмоциональный ущерб.

― Сьюзан может завладеть акциями фирмы, Нэйт, ― наседает Аспен, глядя мне в глаза. ― Теми, которые Кингсли унаследовал от отца, доказав, что написанное им завещание не имеет юридической силы.

― Бл*дь, она может.

― Именно. Вот почему ты должен взять все в свои руки.

Я делаю паузу, распознав хищный блеск в ее глазах.

― Что ты предлагаешь?

― Через несколько дней мы можем попросить врача объявить Кингсли недееспособным. Мы не можем составить завещание, поскольку он не умер, но, к счастью, он подписал документы, дающие Гвинет право распоряжаться наследством в случае, если он станет недееспособным. Как только она получит контроль над его активами, заставь ее продать тебе акции.

― Что?

― Она доверяет тебе и не станет задавать вопросов. Это лучшее решение, чтобы уберечь фирму от жадных рук. Если у тебя будет сокрушительное большинство акций вместо пятидесяти процентов, то Сьюзан не посмеет пойти против тебя или что-то требовать.

― Ты слышишь себя, Аспен? Ты предлагаешь мне заполучить все акции «Уивер & Шоу», воспользовавшись доверием единственной дочери моего друга.

Она пренебрежительно вскидывает руку.

― Она ребенок и ничего не смыслит в управлении юридической фирмой. Позже, если докажет, что достойна этого, ты вернешь ей акции, но мы оба знаем, что она всего лишь неопытная студентка юридического факультета, которая едва понимает, как устроен мир. Ты же не собираешься позволить ей управлять фирмой?

― Нет, но и предавать доверие Кинга я не собираюсь.

― Он в коме, Нэйт.

― И это сделает меня еще большим ничтожеством, если я воткну ему нож в спину.

― Это не так. Ты просто защищаешь свои активы.

― Пользуясь его состоянием и используя его дочь?

― Да.

― Нет, Аспен. Этот вариант не обсуждается, и это окончательно.

Она хмурит брови, но вскоре берет себя в руки. Аспен знает, что лучше не спорить со мной по этому поводу. Возможно, я и ублюдок, но у меня есть принципы, которые невозможно поколебать

― Что ты собираешься делать, Нэйт?

Я выдыхаю, ослабляю галстук и сосредотачиваюсь на своем скоростном мозге. Это высказывание моего отца ― скоростной мозг, потому что, как только процесс запущен, его невозможно остановить или повернуть вспять. Ни под каким предлогом.

― Мне нужно подумать.

Она сужает глаза и постукивает ногой по полу.

― Есть что-то, чего я не знаю?