Изабелла. Моя удивительно красивая и очень коварная молодая жена, которая часами вбивала мне в голову разную информацию, чтобы убедиться, что никто не догадается, что я ни хрена не помню.

Каждое утро она приходит навестить меня, пытаясь заполнить пустые места в моем мозгу кусочками моей жизни. Мой брат Дамиан всегда приезжает около полудня и забирает у нее бразды правления, извергая на меня деловую информацию. Он описывает, как я обычно действую в определенных ситуациях, и объясняет, кто и что делает в нашем легальном бизнесе, и в отношениях с «Коза Нострой». Он уходит около трех, вероятно, чтобы разобраться с тем, что должен делать я, а Изабелла снова продолжает учить меня тому, что я уже должен знать.

Она сама деловитость, когда речь заходит о моем обучении. Сначала я подумал, что она делает это ради собственной выгоды, потому что, возможно, боится потерять свой статус жены дона, если кто-нибудь узнает и решит отстранить меня от должности. Но когда правильно улавливаю какую-нибудь крошечную деталь, она улыбается так, что в ее глазах все искрится, и я уже не так уверен.

— Ладно, давай еще раз пройдемся по домашнему персоналу, — говорит она и пытается скрыть зевок.

Я протягиваю руку, чтобы убрать прядь волос, упавшую ей на лицо, заправляю ее за ухо, и она замирает. Изабелла медленно поднимает голову и смотрит на меня с удивлением в глазах. Одна вещь, которую я заметил, и это сбивало меня с толку с самого начала, — это тот факт, что за все шесть дней, которые провела здесь, она ни разу не попыталась прикоснуться ко мне. Это потому что между нами так не принято? Она сказала мне, что наш брак заключен по договоренности. Или это что-то другое? Какова бы ни была причина, мне это не нравится.

— На сегодня достаточно, — говорю я. — Иди домой и отдохни.

— Тебя выпишут утром. Нам нужно еще раз повторить список сотрудников.

— Охрана, первая смена: Марко, Сандро, Джио, Антонио, Эмилио, Луиджи, Ренато. Сержио и Тони у ворот. Домашний персонал: Грейс и Анна на кухне. Горничные: Марта, Виола.

Я продолжаю перечислять имена, пока не охватываю обе смены, все тридцать два человека.

— У нас все получается, Изабелла.

Она встает, на лице улыбка, которая не совсем достигает ее глаз.

— Ладно. Тогда я пойду.

Когда жена поворачивается, чтобы уйти, я обхватываю ее запястье и жду, когда она повернется ко мне лицом.

— Все в порядке?

Она смотрит вниз на мою руку, держащую ее за предплечье, затем вверх, пока наши взгляды не встречаются, и кивает. Ее взор скользит по моей голове. Этим утром доктор снял с меня повязки, обнажив длинный, частично заживший разрез, который начинается у меня за ухом и спускается к шее. Изабелла замечает, что я наблюдаю за ней, и быстро отводит взгляд.

— Неужели это так ужасно? —  спрашиваю я. Мне показалось, что все не так уж плохо, когда осмотрел себя в зеркале после ухода врача. Всего шесть швов.

— Что?

— Этот шрам.

— Нет, просто... — Она поднимает на меня глаза и слегка проводит пальцами по моим волосам, собранным в пучок на макушке. — Я боялась, что они сбрили тебе все волосы, — говорит она сдавленным голосом.

— Только снизу. — Врачи избавились от всего, что было ниже макушки, оставив остальное.

— Мне нравится. Очень стильно. — Она играет с одной из прядей, выбившейся из пучка.

Я был изрядно удивлен, когда осознал, что у меня длинные волосы. По какой-то причине я этого не ожидал и подумывал о том, чтобы обрезать их. Но увидев, что это делает жену счастливой, решил оставить волосы при себе.

Изабелла наклоняется вперед, чтобы осмотреть мой затылок, и меня окутывает слабый аромат ванили. Я поворачиваю голову, утыкаясь носом в изгиб ее шеи, и вдыхаю. Она напрягается, но не отстраняется, немного выпрямляясь, и вздыхает.

— Твоя семья заставила тебя выйти за меня замуж, Изабелла? — спрашиваю я и накрываю ее щеку ладонью. — Ты слишком молода.

— Нет.

— Тогда почему ты вышла за меня?

Она отвечает не сразу, просто несколько мгновений прижимается носом к моей шее.

— Потому что я люблю тебя, Лука, — шепчет она и застывает, как будто не хотела произносить эти слова.

— А я? Я тебя люблю?

Изабелла отступает в сторону и улыбается.

— Конечно, любишь, — отвечает она и проводит по моей щеке тыльной стороной ладони. — Мне нужно идти.  Не забудь позвонить Розе.

— Не забуду, — говорю я.

Я звоню Розе дважды в день, утром и вечером. Обычно она говорит, а я в основном слушаю. О ее подруге Кларе, у которой есть кот. О том, как строители пришли чинить фасад, и один из них оказался в розовом кусте. О фильмах, которые она смотрела. До сих пор это было самое трудное — разговаривать со своим ребенком, не имея о нем никаких воспоминаний. Это почти так же тяжело, как покачать головой, когда Изабелла показала мне фотографию темноволосой девочки с волосами до плеч и спросила, узнаю ли я ее.

Я не помню свою дочь.

— Мы с Дамианом утром первым делом приедем сюда, — предупреждает Изабелла и выходит из комнаты, не оглядываясь.

Я стою рядом с Дамианом в больничном коридоре, уставившись на дверь в ожидании, когда Лука выйдет из своей палаты.

Боже милостивый, что за черт меня вчера дернул сказать ему, что он влюблен в меня? Я всю ночь не смыкала глаз, пытаясь придумать способ исправить эту оплошность. Что я за человек, если лгу тому, кто не помнит чего-то настолько важного? Я вовсе не хотела этого говорить. Это само собой вырвалось из меня. Я была вне себя от ужаса всю неделю, беспокоясь, что Луке может стать хуже, или что кто-то из семьи может появиться и узнать о его амнезии, и я в каком-то тумане просто ляпнула эту чушь. Итак, что теперь? Сразу во всем признаться? Или подождать, пока мы вернемся домой?

Дверь открывается, вырывая меня из моего внутреннего смятения, и выходит Лука, одетый в темно-серую рубашку и черные брюки. Думаю, он похудел на пару фунтов за время своего пребывания здесь, но это едва заметно. Он все еще выглядит так же — крупнее, чем на самом деле. Перекинувшись несколькими словами с доктором Джейкобсом, Лука кивает Дамиану, а затем его взгляд останавливается на мне. Я слегка улыбаюсь ему и поворачиваюсь к выходу, когда чувствую его руку на своей талии.

– Что-то не так? – спрашивает он.

– Нет. Я просто нервничаю.

– Не стоит. – Он наклоняется и шепчет мне на ухо: – Ты хорошо меня подготовила.

Он целует меня в макушку, и я закрываю глаза, глотая слезы, которые грозят  вот-вот пролиться. Из-за этой лжи я, скорее всего, буду гореть в аду, и Лука наверняка возненавидит меня, когда наконец все вспомнит. Но идти по коридору с его рукой на моей талии кажется настолько правильным, что сердце в моей груди делает сальто. Тот поцелуй. То, как он смотрит на меня с симпатией, а не с неприязнью. Его тепло, окутывающее меня. Я так долго ждала этого. И не хочу вновь возвращаться к холодному безразличию. Не сейчас, когда едва не потеряла Луку.

Когда мы выходим из больницы и идем к машине, принимаю решение.

Я не скажу ему правды.

***

Пока Дамиан паркуется во дворе, киваю в сторону мужчины, стоящего у входной двери.

– Эмилио, – говорю я Луке. – А у ворот стоял Тони.

– Эмилио. Тони, – повторяет он.

– Роза ждет нас внутри.

Лука кивает, стиснув зубы.

– Как... как мне ее называть? Я как-то ласково называю ее?

Что-то сжимается у меня в груди, когда слышу его вопрос.

– Ты зовешь ее «piccola», – выдыхаю я и беру его за руку.

– А тебя?

Я растерянно моргаю.

– Меня?

– Да, – говорит он и проводит свободной рукой по моим волосам. – У меня тоже есть для тебя ласковое имя?

Я прикусываю губу и смотрю ему в глаза, затем шепчу:

– Ты иногда называл меня «tesoro».

Лука кивает и наклоняется вперед.

· Спасибо тебе, tesoro.

· Не за что, – выдыхаю я, едва в состоянии сдержать  эмоции.

Когда мы входим в дом, я заглядываю Луке в лицо и заставляю себя улыбнуться.

– Добро пожаловать домой. – Я кладу ладонь ему на грудь, приподнимаюсь на цыпочки и оставляю на подбородке легкий поцелуй – У лестницы Виола. Слева-Марта, – шепчу я. – Спроси Виолу, как поживает ее сын Фабио.

Мы идем к лестнице, горничные наблюдают за нашим приближением. Они слегка наклоняют головы, приветствуя Луку.

– Мистер Росси, рада, что вы вернулись.

– Спасибо, Виола. Как Фабио? – спрашивает он.

– Лучше, мистер Росси. Его нога прекрасно заживает. Спасибо, что спросили.

Лука кивает и кладет  руку на перила, когда до нас доносится звук бегущих ног.

– Папа! Папочка! – кричит Роза, подбегая к нам через фойе.

Лука поворачивается как раз вовремя, чтобы подхватить дочь, когда она бросается в его объятия, и я смотрю на Луку, затаив дыхание. Моя надежда на то, что встреча с Розой всколыхнет что-то в его мозгу и поможет ему вспомнить, быстро исчезает, когда Лука поворачивается ко мне с затравленным выражением в глазах. Я стою совершенно неподвижно, изо всех сил стараясь обуздать любые выражения эмоций на лице. Он до сих пор не помнит свою дочь.

– Они не дали мне навестить тебя в больнице! – Роза плачет, прижимаясь к его шее. – Мне было так страшно!

– Больницы – не место для детей, piccola, – шепчет Лука, нежно придерживая ее затылок  забинтованной рукой.

– Они правда распилили тебе голову? Дядя Дамиан сказал, что так и сделали, и  пришлось скрепить ее обратно железными гвоздями, потому что твоя голова была слишком толстой, чтобы  могли ее зашить.

– Ну, ты же знаешь, что твой дядя – дурак. Не слушай его.

– Я так и знала, – смеется она. – Можно мне посмотреть?

Лука поворачивает голову, чтобы показать ей, и Роза корчит гримасу.

– Фу, пап. Это противно. И что это за хипстерская стрижка? Ты слишком старый для этого. Иза, ты видела?

– Ага, – говорю я и замечаю, что Лука наблюдает за мной. – Мне нравится.

– Ну все, мне надо бежать. Клара приедет через пятнадцать минут, а Грейс готовит нам пирог. – Роза целует Луку в щеку. – Люблю тебя, папа.

– Я тоже люблю тебя, Роза.

Она бросается на кухню. Лука смотрит ей вслед несколько затуманенным взглядом, и у меня сжимается сердце. Как бы вы справились с тем, что не помните собственного ребенка?