Глава 28

Делани

– Ты грязная потаскушка, – голос Даниеля на другом конце провода – первое, что я слышу, когда выхожу из самолёта.

– О Боже, – говорю я. – Как ты узнал?

– Сайт сплетен, – отвечает он. – Я так горжусь тобой.

– Что? – я не могу переварить то, что он говорит. Я просто думаю о том факте, что это стало достоянием общественности ещё до того, как я смогла поговорить со своим отцом. Прежде чем я смогу устранить ущерб. Я очень близка к тому, чтобы разрыдаться. – Я не знаю, что делать…

– О, чёрт, – произносит Даниель обеспокоенным голосом. – О, милая, ты плачешь? Я не имел в виду, что ты потаскушка на самом деле. Ты совершенно не такая. Я завидую, что ты переспала с Гейджем. Какого хрена ты мне не сказала? Когда это произошло?

Я сдерживаю слёзы, когда иду по аэропорту, следуя указателям на получение багажа.

– Я не знаю, что собираюсь делать.

– Где ты? Ты уже в Далласе? Ты видела своего отца? – он засыпает меня вопросами. – Пожалуйста, не плачь. Это не ужасно. В этом нет ничего плохого, куколка. Ничего. Вы взрослые люди. И вы не родственники. И Гейдж великолепен. Был ли секс хорош? Я знаю, что это было хорошо, тебе даже не нужно мне говорить.

Я не знаю, на какой из тысячи его вопросов ответить первым. Секс был великолепен. Секс был потрясающим.

– Мы гуляли, и у меня болели ноги, и Гейдж пронёс меня примерно два квартала по городу и обратно в гостиничный номер. И мы столкнулись с Челси, и я уехала из Японии, и я не разговаривала с Гейджем, и он, вероятно, думает, что я ненавижу его и... – я останавливаюсь, отчасти потому, что я поезд-беглец, а отчасти потому, что я не знаю, что ещё сказать.

Даниель молчит на другом конце провода.

– Ты повесил трубку? – спрашиваю я.

– О, боже мой, – говорит он. – Ты любишь его.

– Что? – я качаю головой. – Нет. Это невозможно. Я даже не уверена, что он мне нравится. – Это ложь, и я знаю, что это так. Слова звучат фальшиво, даже когда я произношу их вслух.

– Ты хочешь, чтобы я встретился с тобой в доме твоего отца? – спрашивает Даниель. – Ты знаешь, если тебе нужно где-то остановиться, моя дверь открыта.

– Я дам тебе знать после разговора с моим отцом, – говорю я. – Если я всё ещё выживу.

Я так отвлеклась на поиски своих сумок, что отвечаю на звонок, когда он звонит снова, не глядя на экран, думая, что это Даниель.

– Если ты перезваниваешь, чтобы узнать все пикантные подробности, я не буду…

– О чём, чёрт возьми, ты думала? – голос моей матери пронзительный. Чёрт. Я снимаю свой чемодан с конвейерной ленты в пункте выдачи багажа, сожалея, что не посмотрела, прежде чем ответить на звонок. В отчаянии я дёргаю чемодан так сильно, что он с громким стуком падает на пол, а человек рядом со мной вытаращивает глаза.

– Я не понимаю, о чём ты говоришь, мама, – вру я. Черт возьми, не прошло и двадцати четырёх часов. Как она могла узнать?

Она обрушивает на меня шквал критики по телефону, её голос становится всё выше и выше, чем больше она говорит.

– Я знала, что это была плохая идея – отпускать тебя в дом твоего отца, – кричит она. – К его никчёмной жене-модели и этому мерзкому сынку. Я просто не ожидала, что ты будешь вести себя как глупая маленькая шлюха.

– Не говори о них так. – Мой голос звучит тихо, мой протест скуден, и комната, кажется, кружится. Я наблюдаю, как люди проходят мимо меня, быстро направляясь туда, куда они идут. Они встречаются с любимыми, устраивают радостные воссоединения, и я внезапно скучаю по Гейджу.

Почему я только что уехала? Я могла бы пойти к нему и рассказать о своих чувствах. Я могла бы сказать ему, что я чувствую – в настоящее время. Или как я думаю, что чувствую.

Дело в том, что я ни в чём не уверена, и в Гейдже больше всего. И я определённо не уверена, что Гейдж испытывает ко мне то же самое.

– Ты сядешь на следующий рейс обратно в Манхэттен, – говорит моя мама. – Я наняла кое-кого, кто исправит эти вещи, кого-то, кто займётся устранением повреждений. Ты больна и отправишься на реабилитацию. И ты никогда больше не вернёшься к своему отцу. Ты больше не увидишь этого парня. Ты меня слышишь?

Я не могу не слышать её. Её голос звучит неоправданно громко по телефону, звеня у меня в ухе, пока я стою там неподвижно. Мимо меня проходит пара, мужчина и женщина, держащие за руки свою маленькую дочь.

– Этого не случится, мама, – молвлю я. – Я не вернусь на Манхэттен. Я не собираюсь на реабилитацию. И я увижусь с тем, с кем захочу.

Моя мать визжит, и я вешаю трубку, чувствуя себя странно оторванной от всего, как будто я переживаю внетелесный опыт. В такси по дороге к дому моего отца я чувствую странное оцепенение, наблюдая за проносящимся мимо размытым пейзажем.

Когда мы подъезжаем к дому, я даже на мгновение не замечаю его местоположения. Меня так и подмывает сказать водителю, чтобы он оставил машину заведённой, потому что через несколько минут я могу вернуться за дверь. Уволена и, вероятно, отрёкшаяся.

Но я этого не делаю. Я в оцепенении иду по коридору, и одна из домработниц приветствует меня немногословным взглядом.

– Мисс Марлоу, – говорит она. – Мы не ожидали вас раньше завтрашнего утра.

– Я вернулась пораньше, – отвечаю я. Как будто это даёт объяснение всему. – Мой отец здесь или в офисе?

Тереза качает головой.

– Это не так уж хорошо, – говорит она. – Он в кабинете, но вам не следует...

Чёрт. Итак, он услышал, и если персонал уже знает, это значит, что всё ещё хуже, чем я думала. Я разглаживаю ткань своей юбки, как будто это каким-то образом сделает меня презентабельной и профессиональной.

Как будто это каким-то образом сотрёт всё, что произошло.

Я иду по коридору к кабинету моего отца, смирившись со своей судьбой, и стучу в дверь.

– Заходи, – говорит он, и я могу сказать, что его голос напряжён ещё до того, как я открываю дверь. Он сидит в углу комнаты в своём кожаном кресле и пьёт стакан скотча. Просто сидя там. Ни работы, ни книги, ни компьютера, ничего.

Моё сердце замирает. Это намного хуже, чем я думала.

– Делани, – произносит он. То, как отец смотрит на меня, разочарование и боль в его глазах, заставляет моё сердце разбиться. Я никогда не видела, чтобы он так на меня смотрел.

– Я знаю, ты слышал, что произошло, но я могу объяснить, – говорю я, мой голос торопливый и бессвязный, когда я вхожу в офис. Как только я открываю рот, мои слова набирают обороты, по спирали выходя из-под контроля. – Челси подставила нас, сказала Акире-сан что-то, я не знаю что, может быть, что мы были больны, потому что она хотела работать с ним, я думаю? Я не уверена. Она ненавидит меня. Она ненавидела меня с самого начала, и я не хотела ничего говорить, потому что хотела постоять за себя в «Марлоу». Даже если это твоя компания, а ты мой отец. А потом мы вышли из лифта, и Челси с Акирой были прямо там, и это было...

Мой отец поднимает руку, останавливая меня.

– Я знаю, – отвечает он. – Гейдж уже рассказал мне всю историю. Он всё объяснил.

– Он объяснил? – спрашиваю я . – Но… я не понимаю. Он всё ещё в Токио. Или... полете. Я вернулась пораньше.

– Он отправил электронное письмо, – говорит отец. – Всё это было в электронном письме.

– Ты ненавидишь меня? – спрашиваю я. – Ты ненавидишь меня, верно? Ты ненавидишь Гейджа.

Бо вздыхает.

– Конечно, я не испытываю к тебе ненависти.

– Но ты... ты сидишь здесь, в офисе, с выключенным светом, пьёшь скотч, и ты... очевидно, несчастлив.

Бо смотрит на меня, делая ещё один глоток своего виски, его лицо усталое.

– Аня ушла, – произносит он. – Мы разводимся. В конце концов я сказал ей уйти.

– О, Боже мой. – Я стою там, неподвижная, моё сердце колотится в груди. Чёрт. Это наша вина. – Из-за Гейджа и меня?

Лоб моего отца хмурится.

– Что? Ты и Гейдж? – спрашивает он. – Не будь смешной.

– Но... это не из-за нас.

Он пренебрежительно машет рукой.

– Она ушла прошлой ночью, – говорит отец. – Я даже не читал электронное письмо Гейджа до сегодняшнего утра.

– Но... что случилось?

Бо смотрит на меня, склонив голову набок.

– Это было очевидно, не так ли? Это ожидалось в течение долгого времени. Она была алкоголичкой и... ну, вообще не очень хорошим человеком, как оказалось. Она изменяла мне. С инструктором по йоге. Которому двадцать три.

Моя рука подносится ко рту.

– Папа. Мне так жаль.

Бо грустно улыбается.

– Я уверен, что смогу справиться, да?

– Папа, я... я не знаю, что сказать.

Он прочищает горло и качает головой, встаёт, чтобы поставить свой пустой бокал на стойку бара, прежде чем подойти ко мне и заключить в объятия. Я стою здесь, на мгновение прислонив голову к его груди, снова чувствуя себя ребёнком. Затем, положив свои большие ладони на мои руки, он отталкивает меня назад и долго смотрит на меня.

– Мои проблемы – это не ваши проблемы, – говорит он. – Кстати, твоя мать звонила сюда.

Я с силой выдыхаю.

– Знаю, – произношу я. – Я получила её телефонный звонок.

– Я пытался вразумить её, – говорит отец. – Но ты же знаешь, какая она. Я могу только представить, каким был для тебя этот звонок.

– Не знаю, разговариваем ли мы ещё, – отвечаю я. – Папа, я всё испортила. Как ты можешь не злиться?

Он машет рукой.

– Акира Ито может отказаться от сделки, если захочет, – говорит он, пожимая плечами. – Есть пункт морали, который Гейдж вполне мог нарушить сам в любом случае. Будут и другие спонсоры.

– Ты не злишься из-за сделки, – молвлю я.

Мой отец подходит к своему бару и достаёт сигару. Он медленно обрезает конец, смотрит на меня так, словно собирается поделиться самой глубокой мудростью на свете. Но он просто пожимает плечами.

– Что-то выигрываешь, что-то теряешь.

– И это всё? – спрашиваю я. – Это миллионы долларов.

– Милая, всегда можно будет заработать еще больше денег. Это можно заменить. Кроме того, – говорит он с лукавой улыбкой, – у меня был страховой полис на Акиру-сан. И твоя начальница Челси не обнаружит, что у неё есть те возможности трудоустройства, которые, как она думает, у неё есть.

– Что? – Они продают страховку для такого рода вещей? Мой отец хочет забанить Челси?