«Освободи меня!»

- Нет, - яростно прошептала на утгартском Саския, чьи глаза сузились до тонких льдинок. – Я наполняла ваши сокровищницы целыми состояниями, отдала душу твоему тотему, а тело возложила на алтарь в твою честь. – Она сплюнула на землю. – Твой род отверг меня.

Прежде чем варварка успела встать, длинный хвост дракона выстрелил промеж прутьев решётки. Единственный удар был ласковым, будто поцелуй любовника – и оставил алую дугу на щеке девушки.

Северянка повалилась назад; кровь заполыхала, когда яд дракона начал разливаться по венам. Вес её собственного тела давил на неё, словно мокрая шерстяная шуба. Её голова слегка запрокинулась, а пальцы онемели. И когда небо потемнело, её слух наполнил гром барабанов.

Снова непрошенный голос пробрался в её мысли.

«Мы вас не отвергали. Вы нас отвергли».

Саския спала, и во сне вспоминала.

Она стояла на крутом склоне по колено в движущемся снегу. Перед ней возвышалась цепь гранитных пиков, возносившихся до небес.

Хребет Мира.

За её спиной горы пропадали в клубящихся облаках снега и мельчайших крупинок льда. Неустанный ветер будто молотом избивал её тело, грозя сдёрнуть с вершины и столкнуть с бурлящую белую бездну. Щеки почернели от холода, пальцы на всех конечностях онемели, а глаза жгло из-за всех тех дней, когда она не видела ничего, кроме бескрайних белых просторов.

Руками и ногами выкапывая выбоины в склоне, Саския продолжала карабкаться.

Десять дней назад старейшины деревни поставили её перед выбором: навсегда покинуть племя или же пройти Испытание Дракона. Саския выбрала испытание – в одиночку, без оружия или припасов преодолеть пустоши на пути к Утгархайсу, одинокой горе, венчающей Хребет. Там, на вершине сущего, её встретит и будет судить духовный тотем племени.

В первые дни испытания Утгар проявил благосклонность, направив в её сторону кучку спотыкающихся и пыхтящих гоблинов. Устроить засаду на их разведчиков оказалось довольно несложно.  Завладев гоблинским топором, варварка смогла убить снежного карибу, сняв с него шкуру для тепла и накоптив мяса в дорогу. Добравшись до основания Утгархайса, она отдыхала в течение одного дня, начав восхождение по каменистой южной стене на следующий.

Это было два дня назад.

Она не спала с начала подъёма. Шкура карибу на ней затвердела на морозе, а запасы вяленого мяса начали таять. И всё же она продолжала, преодолевая одну покрытую льдом гряду за другой. Сдаться означало признать, что она ведьма, с гнилой душой, поддавшейся злу и жестокости. Саския знала, что это не так, и встреча с духом-старейшиной докажет её правоту.

На третий день она забралась на тонкий каменный шпиль, венчавший Утгархайс. В полузабытьи от усталости и триумфа, варварка заползла под укрытие обвалившейся каменной пирамиды и свалилась, не в силах увидеть, ждал ли её Дух.

Из сна её вырвал вой тысячи голодных волков. Сев, Саския посмотрела на север. Тёмный шторм катился к ней, скользя по небу чёрной лавиной. Летящие ледяные осколки секли ей щёки; день превратился в ночь.

Первые же порывы разметали её жалкое убежище. Прокричав боевой клич, Саския высоко подняла топор и вонзила в каменистую землю. Держась из последних сил, она молила Великого Змея о пощаде.

Варварка думала, что пережила Испытание Великого Змея.

Но оно даже не началось.

Восемь дней спустя Саския добрела до своего селения – c холодом в теле и пустотой в душе. Великий Змей не явился. Целыми днями она спала, то выныривая, то снова проваливаясь в лихорадочное забвение, от которого кожа её становилась горячей на ощупь. Когда жар стих, шаман племени пришёл к ней в юрту, рассказать про конец Великого Змея. Дух-Старейшина был убит группой злодеев два дня спустя после начала её миссии. Они выпотрошили его логово, сняли шкуру, будто дикари, и увезли всё драконье богатство на спинах ослов и рабов.

Испытание оказалось бесполезным. Её истовые молитвы, словно детские желания, загаданные при виде падающей звезды, остались неуслышанными.

Следующим же утром Саския ушла на юг, поклявшись никогда не возвращаться.

Варварка растянулась на земле; её длинные конечности ныли от бездействия. Скоро рассвет, но сон так и не шёл к девушке. На его месте расположилась беспокойная истощённость, характерная для людских городов. Из всех проклятий, известных цивилизации, это было наихудшим: жить в полусне во время бодрствования и наполовину бодрствовать во время сна.

Вернулись видения Саскии – кошмары об огромных золотых драконах, закрывающих солнце ослепительными крыльями, о тварях с шёлково-гладкой чешуёй цвета сажи и о белых драконах, гонящих перед собой дыхание зимы. Чудовища сплошным потоком лились из северных земель, словно крылатая чума, штурмуя стены городов и оставляя разруху на своём пути.

И в каждом сне, в определённый момент, самый большой и старый дракон с пятнистыми от возраста чешуйками и затуманенными глазами, тлеющими словно угли гаснущего костра, манил её когтем, и три слова громом раздавались в её голове: «Присоединяйся к нам».

Даже воспоминания об этом оказалось достаточно, чтобы варварка вздрогнула. «Да, подумала она. – Сон может подождать».

Саския резко выдохнула, тоскливо уставившись в ночное небо. Во время охоты с отцом она научилась следить за движением звёзд на небосклоне, но уже многие недели она не замечала изменений Селуны. Она пришла на юг, надеясь оторваться от своего проклятия, но в итоге всё, что она потеряла, оказалось тем, что она больше всего ценила. Северянка знала, что больше не может оставаться с Химерами, но куда ещё податься изгнанному собственным народом?

Звон металла разбил хрупкую ночную тишь. Саския поднялась и отправилась к источнику приглушённого звука.

Томбли явился в конюшню, и теперь вёл одностороннее сражение с пленённым псевдодраконом. Он осыпал прутья решётки ударами боевой дубины, наполняя ночь пьяным гоготом.

- Пляши, могучий вирм! – требовал он. – Отрабатывай еду!

Шипастый хвост змею отрезали на следующий же день после атаки на Саскию; существо осталось беззащитным перед жестокостью дворфа.

Варварка неслышно скользнула в тёмные тени стойла.

Капитан снял с пояса кольцо с ключом, звеня им вне досягаемости пленного создания.

- Давай, милашка, покажи, как ты злишься.

- Нет? – через некоторое время разочарованно протянул Томбли. Прицепить связку обратно у него не получилось, поэтому он отложил ключ в сторону и заменил дубину на свой кинжал. – Бесполезная ящерица. Лучше тогда продать тебя магам на органы, а из шкуры сшить себе сапоги.

Варварка вышла из тени, обрушив на Томбли оба кулака с такой силой, что свалила бы и быка. Дворф отшатнулся на два шага назад, затем вслепую полоснул своим клинком, прорезав слабо вспыхнувшую зелёную линию в воздухе.  Грюммонд предупреждал женщину об опасном оружии предводителя банды – отравленном дирке, выделяющем яд – но та и не думала, что такое возможно.

Дворф оправился и с рёвом бросился на девушку. Саския подобрала с земли дубину и разбила её об голову капитана. Томбли упал на колено, но поднялся, а в его безжалостных чёрных глазах пылала ярость.

Саския слегка присела, готовясь к следующему броску.

Прорычав молитву, Томбли вытащил из мешка короткий железный жезл и ткнул кинжалом в небо. Ответом ему стал оглушительный треск, сотрясший воздух. Варварка упала на землю; каждую мышцу её сводило болезненной судорогой.

- Вздумала сражаться со мной, варвар? – плюнул дворф полным крови ртом. – Ты такая же, как и твой змеёныш – жалкие щенки, без зубов и сноровки.

Псевдодракон наконец зашевелился, начав бросаться на решётки с яростью настоящего дракона. Клетка опрокинулась наземь, но крепкие прутья выдержали.

- Бесись, сколько хочешь, ящерка, - хмыкнул Томбли. – Это зачарованное калёное железо, и даже лучшие взломщики Сембии дважды подумают, прежде чем подступиться к замку.

Саския тщетно пыталась сбросить заклятье боевого жреца. Томбли заметил отчаяние в её голубых глазах и не преминул начать издевательства:

- Неприятное заклинание, да? Никто никогда не забывает свой первый раз. Мне нравится следом за ним применять то, что я называю «цветением Аббатора», - дворф что-то прошептал и коснулся кончиком кинжала кожи на шее варварки. Разряд прошёл через всё её тело, оставляя голубые линии в венах, заставляя их пульсировать - один раз, другой – а затем начать биться об кожу.

Девушка хотела кричать, но челюсти её были плотно сжаты. Терзаемая собственной беспомощностью, она могла только неразборчиво мычать. Слёзы смешивались с текущей по лицу кровью.

- Ты боишься боли.

Она чувствовала разгорячённое дыхание дворфа на своих губах.

- Не обязательно говорить вслух, - прошептал он. – Я и сам это вижу, в твоих глазах.

Благородная ярость поднялась в гордом сердце Саскии. Да что этот злобный жирдяй знает о боли? Боль научила её народ, что значит быть живым. Боль была единственной постоянной величиной в жизни утгартского воина, с рождения и до смерти. Нет, она боялась не боли, а столь жалкого конца - быть зарезанной жрецом с юга, словно какая-то свинья.

- Смотри внимательно, дракон. Долгие годы прошли с тех пор, как я последний раз с таким наслаждением свежевал женщину заживо.

Угрозы Томбли никто не услышал. Наполнившись презрением к себе, варварка стала недосягаема для его мозолистых, толстых пальцев. Саския пришла на юг в поисках спасения, но, как и дракон, оказалась в клетке. Хуже всего то, что клетку создала она сама, и в ней же и умрёт.

«Освободи меня!»

Душа северянки воспылала. Ярость в одно мгновение затмила и стёрла годы злости и отрицания. Девушка приказывала вселенной, и та спешила повиноваться.

Ключ оторвался от земли, словно поднятый невидимой рукой.