ПРОЛОГ
В разворачивающейся истории могущественного Старого Мага Долины Теней есть время, которое некоторые мудрецы называют «годами, когда Эльминстер лежал мертвым». Я не видел там никакого трупа, поэтому предпочитаю называть их «Тихими годами».Меня поносили и высмеивали как худшего из фантазирующих идиотов за такую позицию, но мои критики и я согласны в одном: что бы Эльминстер ни делал в те годы, все, что мы знаем об этом,—это вообще ничего.
Антарн Мудрец
из Великой Истории Могущественных Архимагов Фаэруна,
опубликованной примерно в Год Посоха
Меч обрушился, чтобы нанести смертельный удар. Куст роззеля не защищался, только издал сильный глухой звук, когда закаленная сталь прорезала его. Колючие сучья упали с сухим треском, нога в сапоге соскользнула, и раздался тяжелый грохот, за которым, когда трое искателей приключений одновременно затаили дыхание, последовала напряженная тишина.
— Амандарн? — спросила одна из них, когда больше не могла держать язык за зубами. Ее голос был резким от дурного предчувствия. — Амандарн?
Имя эхом отразилось от стен руин — стен, которые казались словно настороженными... и ожидающими. Все трое пробирались вперед по рыхлым обломкам, держа оружие наготове, бросая взгляды то туда, то сюда в поисках характерной темной ленты змеи.
— Амандарн? — снова раздался крик, более низкий и дрожащий. Ловушка может быть где угодно, или притаившийся зверь, и...
— Боги прокляните эти камни и шипы... И сумасшедших нетерезских строителей тоже! — голос, более раздраженный, чем страдающий от боли, слегка приглушенно прорычал откуда-то впереди, где земля уступала место темноте.
— Не говоря уже о еще более сумасшедших ворах! — прогремела в ответ женщина, которая так тревожно звала. Ее голос был громким и теплым от облегчения.
— Перераспределители богатства, Нуресса, с твоего позволения, — обиженно ответил Амандарн, когда камни сдвинулись и загремели вокруг его копающих рук. — Термин «вор» —такое вульгарное, ограничивающее карьеру слово.
— Как слово «идиот»? — хрипло спросил третий голос. — Или «герой»? Его грубость была похожа на издевательское рычание поверх тонов жидкого бархата.
— Айриклаунаван, — строго сказала Нуресса, — мы уже говорили об этом, не так ли? Оскорбления и провокационные комментарии предназначены для тех случаев, когда мы бездельничаем у огня, в безопасности дома, а не посреди гробницы какого-нибудь смертоносного колдуна с неизвестными нетерезскими заклинаниями и призраками-хранителями, снующими вокруг нас.
— Мне показалось, я услышал что-то странное, — добавил глубокий, грубый четвертый голос со смешком. — Должен сказать, что призраки снуют гораздо громче, чем во времена моего отца.
— Хммм,— едко ответила Нуресса, протягивая длинную бронзовую мускулистую руку в темноту, чтобы поднять все еще сопротивляющегося Амандарна на ноги. Острие гигантского меча в ее другой руке ни на мгновение не дрогнуло и не опустилось. — Сверхумные дварфы, как я слышала, — добавила она, более или менее подняв перераспределителя богатств в воздух, как довольно тонкий рюкзак, — умирают так же легко.
— Где ты слышишь такие вещи? — спросил Айриклаунаван легким, сардоническим тоном насмешливой зависти. — Я должен пойти туда выпить. — Айрик,— предостерегающе прорычала Нуресса, опуская вора на землю.
— Скажи, — взволнованно прокомментировал Амандарн, взмахнув рукой в черной перчатке, призывая к тишине. — В этом есть что-то особенное! Мы могли бы назвать себя… «Сверхумный Дварф»!
— Мы могли бы, — сухо сказала Нуресса, опуская свой меч и складывая руки на крестовине. Было очевидно: то, что скрывалось в этом склепе — или мавзолее, или чем бы это ни было, зияющем темным и угрожающим прямо перед ними — больше не спало и было предупреждено. Необходимость в спешке исчезла, а шанс скрытности исчез навсегда. Мускулистая женщина-воин прищурилась на солнце, прикидывая, сколько осталось до конца дня. Ей было жарко в своих доспехах... по-настоящему жарко, впервые с прошлого урожая. В миртуле года Пропавшего Клинка был неожиданно теплый день, и четверо искателей приключений, карабкающихся в море разбитых каменистых обломков, потели под слоем густой пыли. Самый низкорослый, и крепкий из них весело усмехнулся и сказал своим грубым, надломленным трубным голосом:
— Я едва ли могу уклониться от своего врожденного долга быть дварфом —так что вам остается быть «сверхумными». Но, клянусь богами, я сомневаюсь, что даже втроём вы осилите...
— Хватит, — сказал эльф, стоящий рядом с ним, голосом таким грубым, как у любого дварфа. Я не в восторге от этого названия, и мне не нужно шуточное имя. Как мы можем гордиться...
— Ты имеешь в виду, расхаживать с важным видом, —пробормотал дварф.
— прозвищем, от которой наверняка устанем самое большее через месяц? Почему бы не что-нибудь экзотическое, что-нибудь... — он махнул рукой, словно призывая вдохновение, и, мгновение спустя, на него снизошло, — Что-нибудь вроде Стальной Розы.
Последовал момент задумчивого молчания, которое Айриклаунаван мог расценить как нечто вроде победы, прежде чем Фолоссан снова усмехнулся и спросил:
— Ты хочешь, чтобы я выковал несколько цветов для нас? Пряжки для ремня? Гульфики?
Амандарн перестал растирать свои синяки и сухо спросил:
— Тебе обязательно все превращать в шутку, Лоссум? Мне нравится это название.
Женщина в вороненых доспехах, которая возвышалась над ними всеми, медленно сказала:
— Но я не знаю, что мне нравится, сэр Вор. Меня называли примерно так же, когда я была рабыней, благодаря порке за мое непослушание. «Стальная роза» — это рубец, оставленный хлыстом со стальной колючей проволокой. Веселый гном пожал плечами.
— Это делает «Розу» дурным названием для группы смелых и опасных авантюристов? — спросил он.
Амандарн фыркнул при этом описании. Губы Нурессы сжались в тонкую линию, которую остальные научились уважать.
— Работорговец, который делает стальные розы, считается неосторожным с кнутом или неспособным контролировать свой характер. Такой рубец снижает ценность раба. У хороших работорговцев есть и другие способы причинять боль, не оставляя следов. Так что мы заявим, что беспечны и не в состоянии контролировать себя.
— Тогда мне кажется еще более подходящим, — сказал дварф ближайшей каменной колонне, затем отпрыгнул назад со сдавленным ругательством, когда она треснула поперек, и большой осколок камня обрушился на него, прорвавшись сквозь внезапный шквал напряженно поднятого оружия. В тишине клубилась пыль, но больше ничего не двигалось. После казавшейся невероятно долгой паузы, Нуресса опустила свой клинок и пробормотала:
— Мы потратили достаточно времени на еще один глупый спор о том, как себя называть. Пусть об этом будет сказано позже. Амандарн, ты искал для нас безопасный путь в твою...
— «Ожидающую гробницу», — мягко пробормотал Фолоссан, застенчиво улыбаясь под внезапной тяжестью трех мрачных, раздраженных взглядов.
Почти в полной тишине вор двинулся вперед, расставив руки для равновесия. Его ботинки на мягкой подошве цеплялись за камни. Примерно в дюжине шагов впереди лежало темное и зияющее отверстие в стене каменной громады с разбитым шпилем, которая когда-то была сердцем могучего дворца, но теперь стояла как заброшенный и забытый коттедж среди покосившихся колонн и груды обломков, опоясанных папоротником. Айриклаунаван сделал несколько шагов вперед, чтобы лучше наблюдать за медленным и осторожным продвижением Амандарна. Когда стройный, почти детского роста вор остановился прямо перед разрушенными стенами, чтобы осторожно выглянуть вперед, эльф в темно-бордовой мантии прошептал:
— У меня плохое предчувствие по этому поводу...
Фолоссан пренебрежительно махнул рукой и сказал:
— У тебя плохое предчувствие по поводу всего, о грубейший из эльфов. Нуресса заставила их обоих замолчать, когда Амандарн внезапно нарушил свою неподвижность, скользнув вперед и скрывшись из виду.
Они ждали. И ждали. Айриклаунаван прочистил горло так тихо, как только мог, но звук все еще казался поразительно громким даже ему. Жуткая, выжидающая тишина, казалось, повисла над руинами. Птица пересекла далекое небо без крика, взмахи ее крыльев словно отмеряли медленно текущее время.
Что-то случилось с Амандарном. Очень тихая гибель? Они ничего не слышали... И, по мере того, как тянулось напряженное дыхание времени, слышали все больше. Нуресса обнаружила, что медленно идет к дыре, в которую ушел Амандарн, хрустя сапогами по подвижным камням там, где вор прошел без шума, как падающий лист. Она пожала плечами и взвесила в руках меч. Прятаться было для других. Она была почти в тени стен, когда что-то шевельнулось в ожидающей темноте впереди нее. Нуресса взмахнула клинком вверх и назад, готовая злобно рубануть, но лицо, ухмыляющееся ей из мрака, принадлежало Амандарну.
— Я знал, что ты злишься на меня, — сказал вор, глядя на ее поднятую сталь, — но я и так достаточно невысок, спасибо.
Он ткнул большим пальцем в темноту позади себя.
— Это действительно гробница, старая и испещренная рунами. Они, вероятно, говорят что-то вроде «Зурмапиксапетил, маг Нетерила, спит здесь», но чтение старого высшего нетерезского, или как там это правильно называется, это больше умение Айрика, чем мое.
— Есть стражи? — спросила Нуресса, ни на мгновение не отрывая глаз от тьмы за Амандарном.
— Я ничего такого не видел, но светящийся клинок довольно тусклый...
— Безопасно бросать факел?
Вор пожал плечами.
— Должно быть. Все сделано из камня.
Не говоря ни слова, Нуресса протянула за спину руку в перчатке. Через несколько минут борьбы Фолоссан вложил в нее зажженный факел. Воительница посмотрела на него, опустила челюсть в безмолвной благодарности и бросила.