Рука, за которой тянулись крошечные звездочки, указала на Эльминстера, затем на грудь самого Азута.

— Мы — ее сокровища, юноша, мы — то, что ей дороже всего, скалы, за которые она может уцепиться в бурях дикого Искусства. Ей нужно, чтобы мы были сильными, намного сильнее, чем большинство смертных... закаленные инструменты для ее использования. Будучи привязанной к нам любовью и связанной с нами, чтобы сохранить саму свою человечность, ей трудно быть суровой с нами, закалять. А это должно быть сделано. Она начала закалять тебя давным-давно. Ты ее «любимый проект», можно сказать, так же, как Магистры — мой. Она создает своих Избранных и своих Магистров, но она даёт обучать их другим, главным образом мне, как только она слишком сильно полюбит их или ей нужно, чтобы они были далеки от нее. Магистры должны быть отстранены, чтобы творчество в Искусстве не ограничивалось. Тебя она слишком сильно полюбила.

Эльминстер покраснел и провел пальцем по краю своего кубка. Дьяволы царапали воздух вдалеке, а он посмотрел вниз и со смущением, которого не случилось бы в другое время, обнаружил, что сосуд снова полон вина после глубокого глотка.

Азут наблюдал за ним с улыбкой и мягко сказал:

— Теперь ты хочешь услышать гораздо больше о том, что чувствует к тебе Леди Тайн, и не осмеливаешься спросить. Более того, ты также умираешь от желания узнать больше о том, что такое «Магистры», но боишься спросить и отвлечь меня от тех чудес, которые я собирался раскрыть, если мне позволят говорить свободно. Поэтому ты в смятении и плохо запомнишь, что последует дальше... если я не успокою тебя.

Эльминстер поймал себя на том, что ему хочется смеяться, возможно, плакать, и одновременно подыскивать слова. Ему удалось почти отчаянно кивнуть, и Азут снова усмехнулся. Позади него воздух взметнулся внезапным бушующим зеленым огнем, который появился из ниоткуда, и из его сердца вырвались два дьявола ямы, протянув могучие когтистые конечности, чтобы схватить Повелителя Заклинаний… Эльминстер успел лишь испуганно ахнуть, когда лапы встретились с какой-то невидимой силой, которая растопила их, выпарив плоть и кровь, как черный дым. Крики были невероятными, но нежный, ласковый голос Азута прорезал их, как свет фонаря пронзает темноту.

— Мистра любит тебя как никого другого, — сказал бог магу, — но она любит многих, включая меня и других, о которых никто из нас не знает, и некоторые из них удивят тебя или даже вызовут отвращение. Довольствуйся знанием того, что среди всех, кто разделяет ее любовь, ты — яркий дух и юность, которыми она дорожит, а я — старый мудрый учитель. Никто из нас не лучше другого, и она нуждается в нас всех. Пусть зависть к другим Избранным — к другим магам любой расы, положения или мировоззрения —никогда не запятнает твою душу.

Кубок Эльминстера снова был полон. Он понимающе кивнул богу сквозь клубы дыма, когда два десятка крылатых дьяволиц ударили в бога копьями, полыхавшими красным пламенем, и воздух безмолвно, без суеты, пожрал и оружие, и огонь. Одна из темнокожих женщин в своей смелости подошла слишком близко к Азуту и потеряла крыло в голодном пустом воздухе в одно размытое мгновение. Крича и всхлипывая, она отлетела в сторону, падая вниз, навстречу смерти — смерти, которая наступила гораздо быстрее, чем ожидающая земля, когда другие эринии с горящими жаждой крови глазами набросились на нее и вонзили свои копья в цель. Оцепенев, пораженная эриния застыла, брызнула кровью в нескольких направлениях и упала как камень. Не обращая внимание на все это, бог безмятежно продолжал:

— Магистры — это волшебники, которые достигают определенного признания, — силы, конечно, как мы, заклинатели, измеряем вещи, — в глазах Мистры, будучи «лучшими» из ее смертных почитателей с точки зрения магической мощи. Большинство получают титул, победив действующего Магистра, и теряют его тем же способом — процесс, часто приводящий к летальному исходу.

Пока корнугоны и дьяволы ямы бушевали вокруг Высоты, наблюдая, как их заклинания тщетно царапают невидимый барьер бога, Азут отхлебнул из своего кубка и продолжил:

— Наша Госпожа и я работаем над тем, чтобы изменить природу Магистров прямо сейчас, хоть и не слишком сильно. Сделать их менее убийцами соперников и более создателями новых заклинаний и способов применения магии. Только один волшебник является Магистром одновременно. Служа себе, они служат распространению и развитию магии... и нет лучшего способа служить Мистре. Цель ее духовенства — упорядочивать и наставлять, чтобы новички в Искусстве не уничтожали себя и Торил много раз, прежде чем овладеют базовыми понятиями магии… но если бы эта задача не направляла их, жрецы Мистры больше использовали бы свои таланты для того, что мы сейчас оставляем Магистру.

Азут наклонился вперед к ставшему ярче огню и сказал сквозь пламя:

— Ты служишь Мистре по-другому. Она наблюдает за тобой и изучает человеческую сторону магии во всех ее оттенках по вашему опыту и поступкам тех, кого ты встречаешь — как врагов, так и друзей. И все же пришло время тебе измениться и вырасти, чтобы служить ей так, как ты ей будешь нужен в грядущие столетия.

— Столетия? — пробормотал Эльминстер и внезапно обнаружил, что ему очень срочно нужно содержимое своего кубка. — Наблюдает за мной?

Азут улыбнулся.

—  Нескромности с очаровательными дамами и все такое. Отбрось все мысли об этом в сторону — развлечение, которое ты обеспечиваешь, просто будучи собой, нужно ей больше, чем кто-то, разбивающий лоб, чтобы произвести на нее впечатление. А теперь прислушайся к моим словам, Эльминстер Омар. Ты должен учиться и расти, используя как можно меньше магии в предстоящем году. Используй то, что необходимо, и не более того. Эльминстер фыркнул над своим кубком, открыл рот, чтобы возразить, и встретил добрый, понимающий, почти насмешливый взгляд Азута. Он глубоко вздохнул, улыбнулся и откинулся назад, ничего не сказав. Азут улыбнулся на это и добавил:

— Более того, ты не должен вступать в какой-либо преднамеренный контакт со своим собственным любимым проектом, Арфистами, пока Мистра не скажет иначе. Они должны научиться работать и думать самостоятельно, а не вечно оглядываться через плечо в поисках похвалы и руководства от Эльминстера.

Настала очередь Эльминстера печально улыбнуться.

— Тяжелые уроки самостоятельных достижений и уверенности в себе для всех нас, а? — отважился он.

— Именно,  — согласился Повелитель Заклинаний. — Что касается меня, я некоторое время буду учиться направлять и советовать магам всего Торила без Мистры, к которой можно было бы обратиться.

— Она... «уходит»? — Тон Эла ясно давал понять, что он не верит, что богиня действительно может отказаться от контакта со своим миром, своими поклонниками и своей работой.

Улыбка Азута стала шире.

— Перед ней стоит неизбежная задача, —  сказал он, — которую она не смеет откладывать дольше. Непредвиденные обстоятельства, которые должны быть определены и упорядочены для блага и стабильности Плетения. Никто из нас не может услышать ее или увидеть какое-либо проявление ее присутствия или сил в течение некоторого времени в будущем.

— «Не смеет»? Служит ли Мистра приказам чего-то высшего, или ты говоришь о том, чего требует Плетение?

— Плетение по самой своей природе предъявляет постоянные требования к тем, кто настроен на него и действительно заботится о нем... и природе всей жизни и стабильности в этом мире, в котором оно властвует. Это удовольствие и ремесло, и что-то вроде игры — предвосхищать потребности Плетения, удовлетворять эти потребности и делать Плетение чем-то большим, чем оно было, когда ты его нашёл.

— Я не верю, что вы до конца раскрыли природу «неизбежной задачи» Леди, или кому — если вообще — она отвечает и подчиняется, — сказал Эльминстер, улыбаясь в ответ.

Улыбка Азута стала шире.

— И я не верю, —тихо ответил он с веселыми огоньками глазах и поднес свой кубок к губам. Эльминстер обнаружил, что мягко опускается, и его подхватывают, чтобы он снова мог встать на каменистую землю, приземлившись легко, как перышко, опускающееся на бархат. Однажды, давным-давно, в Хастарле молодой вор Эльминстер провел несколько минут, наблюдая, как клочок голубиного пуха медленно опускается на подушку... И он все еще считал, что эти минуты были потрачены не зря. Азут тоже стоял, не достигая земли босыми ногами примерно дюйм. Казалось, их беседе пришел конец. Хотя он даже не взглянул на разъяренных демонов, они внезапно разлетелись во все стороны, окутанные белым пламенем, пожиравшим их тела в напряженной тишине. Осада Высоты, казалось, подошла к концу. Высокий не сделал ни шага вперед, но внезапно оказался ближе к Эльминстеру.

— Мы можем не отвечать, но взывай к нам. Не ищи нас, но имей веру. Мы действительно видим тебя.

Он протянул руку; Эльминстер удивленно протянул свою.

Рука бога казалась мужской... Теплой и твердой, с крепкой хваткой. Мгновение спустя Эльминстер взревел — или попытался это сделать: дыхание вышибло из его легких. Серебряный огонь бушевал в нем, пронизанный особенно яркой темно-синей полосой, которая, должно быть, была сущностью или подписью самого Азута. Эл ясно увидел это, когда струи пламени вырвались из его собственного носа, рта и ушей. Оно пронизывало его, сжигая все, что находило, терзая его в спазмах предельной агонии. Органы были уничтожены, кровь полыхала, а кожа лопалась, когда плоть под ней кипела... Заплывшими глазами Эльминстер увидел, как Азут превратился в вертикальное веретено пламени — веретено, которое, казалось, каким-то образом пристально наблюдало за ним. Оно подлетело ближе и пробормотало (несмотря на отсутствие рта, который Эль мог видеть):