— О, хорошо. Ты снова принесешь мне мусорный мешок, набитый подарками?

— Только если ты будешь очень хорошей. — Он еще раз вздохнул и заправил потную прядь волос мне за ухо. — Ты будешь скучать по мне?

— Фу. — Я толкнула его. — Это всего лишь неделя, Шесть. Успокойся.

Он притянул меня обратно к себе, не отпуская так легко. Мое сердце екнуло в горле, и его рот опустился вниз, почти касаясь моих губ.

— Я буду скучать по тебе. — Он сказал это так тихо, как будто думал, что мне нужно услышать эти мягкие слова. Или, может быть, мягкость была для него. Он был таким жестким, везде и всегда, что мягкость была таким противоречием тому мужчине, которого я представляла в своей голове, когда не смотрела прямо на него.

— Хорошо, — смогла я выдохнуть это слово ему в рот.

Его губы слегка изогнулись, только намек, прежде чем вернуться обратно. Его глаза искали мои, а руки, держащие мои руки, нежно сжимали их. Он не отпускал меня, и я поняла, что это не ограничивается этим моментом. Прошел год, а он все еще доказывал, что может быть непоколебимым; быть последовательным, когда я не была последовательной. Присутствовать, когда меня не было. Любить меня, когда я не могла.

Любовь. Мое сердце вылетело из горла и с грохотом упало на землю перед ним. Но он не мог этого видеть; только я могла. Он любил меня. Он не произносил слов, но я знала это до мозга костей. И я не могла любить его.

Он все еще находился так близко, что каждое произнесенное слово вдыхалось в меня.

— Возможно, ты не сможешь признать это, но ты тоже будешь скучать по мне.

Но я не хотела скучать по нему. Как я позволила себе так увлечься им? Он дал мне работу, оплачивал мои дурацкие счета, составил мне компанию, помог встать на правильный путь. И я глупо боялась всего этого. Потому что у всего есть конец, и я не могла четко понять, где мы.

— Ты опоздаешь на свой рейс.

Продолжай прикасаться ко мне.

Перестань обнимать меня.

Мой пульс снова ускорился, и голоса вступили в войну друг с другом.

— Ты даже не знаешь, когда мой рейс.

Он поймал меня.

— Когда?

— Сегодня вечером.

— Вот это конкретика.

Он тихонько усмехнулся, отстраняясь, лишив нас возможности поцеловаться.

— Максимум неделя, хорошо?

Я могла сказать, что он волновался больше, чем я, о том, что произойдет за время нашей разлуки. Мы не расставались на неделю с прошлого года. Часть меня подозревала, что это был своего рода тест; способ для Шесть посмотреть, как я справлюсь без его постоянного присутствия.

— Не надо так драматизировать, Шесть. Это всего лишь неделя.

— Я знаю.

Но это была не просто неделя. Этого времени было достаточно, чтобы я все испортила.