— Это не конкретный страх, вроде падения на рельсы метро или падения кондиционера на голову, — сказала я, назвав два самых распространенных беспокойства жителей Нью-Йорка. Слабый изгиб коснулся губ Кая. — Но я не знаю. Мысль о смерти, ничего не достигнув, это ... — Угнетает. Душит. Ужасает. — Напряженно. Особенно в таком городе, как Нью-Йорк, понимаешь? Кажется, все здесь знают, что они делают или, по крайней мере, чего они хотят делать. Они живут ради какой-то цели, а не ради выживания.

Я не могла сформулировать, почему это меня так сильно беспокоило. Просто знала, что иногда я просматривала социальные сети, охваченная завистью ко всем этим объявлениям о вовлечении, продвижении по службе и вставке других важных изменений в жизни. Я не завидовала счастью моих друзей; я была по-настоящему взволнована, когда Вивиан вышла замуж и когда Слоан заполучила крупного клиента. Но мне хотелось, чтобы у меня было чем поделиться, кроме шуток и сплетен. Что-то существенное, что поглощало бы мои мысли по ночам и прогоняло беспокойную, аморфную тревогу, которая мучила меня всякий раз, когда я слишком долго оставалась одна.

Изгиб рта Кая разгладился.

— У тебя действительно есть цель, — сказал он. Вместо того, чтобы казаться раздраженным моей бессвязностью, Кай говорил со знакомой уверенностью. — Ты закончишь это. Это для того, чтобы поделиться своими историями.

Это было то, чего я хотела. Но если бы это было моей настоящей целью, разве у меня не получилось бы лучше?

Я подавила свою неуверенность. Я поделилась достаточно своей беспорядочной внутренней тревогой за ночь и не хотела проводить свою субботу, погрязая в жалости к себе.

— Ты прав. В любом случае… — Я оторвала взгляд и снова сосредоточился на холстах. — Хватит скучных разговоров об экзистенциальном кризисе. Твоя очередь.

Тепло взгляда Кая коснулось моего лица на дополнительную секунду, прежде чем он повернулся вперед. Я умирала от желания задать ему вопрос, но, конечно же, его стрела полетела прямо и верно. Он пробил один из воздушных шаров с точностью ракеты с лазерным наведением, как и его следующий бросок, и еще один после этого. Полчаса спустя я пропустила все свои броски, в то время как он не пропустил ни одного.

— Это невозможно. — Я с недоверием уставилась на забрызганную краской стену. — Ты жульничаешь!

Кай приподнял темную бровь.

— Как можно жульничать в дартс?

Я открыла рот, потом закрыла его, поставленная в тупик. Будь он проклят. Почему он должен был так выглядеть и быть хорош во всем, что он делал? У Бога действительно были любимчики.

— Если бы знала, я бы сама попал в цель, — проворчала я. — Прекрасно. Давай включим его, раз уж ты явно какая-то нечеловеческая машина для метания дротиков. — Я указала на воздушные шарики. — Если я сделаю следующий бросок, ты должен будешь ответить на вопрос. Это несправедливо, что ты знаешь все эти вещи обо мне, когда я почти ничего не знаю о тебе.

Он элегантно пожал плечами.

— Кажется справедливым.

Я вытащила еще один дротик из коробки и, прищурившись, уставилась на стену. Я могу это сделать. Насколько сильным может быть удар по одному крошечному воздушному шарику?

Глубоко вздохнула, прицелилась и метнула... И наблюдала, как дротик с глухим стуком упал на землю, не задев ни единого дюйма дерева, холста или латекса.

Черт возьми. Мои плечи поникли. Даже не близко.

— Я начинаю думать, что ты специально промахиваешься, — сказал Кай, в его голосе звучало веселье.

Я нахмурилась

— Не все из нас одарены... — Мой голос затих, когда он шагнул мне за спину, достаточно близко, чтобы мои волосы коснулись его груди и мое сердцебиение дрогнуло. — Что ты делаешь? — спросила я.

— Учу тебя, как бросать, чтобы мы не закончили вечер со счетом двенадцать и ноль. — Свежий ветерок его голоса скользнул по моей шее. — Уверенные победы вообще трудно назвать победами.

Студия была такой большой, что в ней царил холод, несмотря на перегруженный радиатор в углу, но тепло тела Кая прогнало его до последней капли.

— Это не соревнование.

— Все это соревнование. — Кай положил руки мне на бедра и повернул мое тело так, чтобы я стояла по диагонали к стене. — Это стандартная позиция. Так легче расположить свой центр тяжести и прицелиться. — Он потянулся рядом с нами за дротиком и вложил его мне в руку, накрыв своей ладонью, чтобы он мог направлять мою руку вверх. Моя спина прижалась к его груди, и по моему позвоночнику пробежали мурашки мучительного осознания. — Ты же не хочешь сжимать дротик слишком сильно. Слишком сильное давление нарушит его равновесие...

Обычно я не обращала внимания на технические объяснения, но, к моему удивлению, спокойные, уверенные инструкции Кая сработали через некоторое время. Может быть, все дело было в акценте. Это сделало все лучше.

— Готова? — Это слово задело чувствительное местечко у меня над ухом.

Мои руки покрылись гусиной кожей. Я кивнула.

Кай убрал свою руку с моей, но продолжал слегка касаться моей спины, пока я отводила правую руку назад, прицеливалась и стреляла.

Ближе…

Ярко-синяя краска вырвалась из воздушного шарика и разлилась по пустому холсту.

Я уставилась на это, мой мозг был слишком ошеломлен, чтобы осознать, что произошло.

Неужели я только что…

— О Боже мой, — выдохнула я. Первые уколы осознания появились у меня в животе. — Я сделала это. Я сделала это!

Я взвизгнула, ликование пересилило мой шок. Не раздумывая, я повернулась и обвила руками шею Кая, мою грудь распирало от гордости. Попадание в цель при броске дротика было небольшим достижением, но каким-то образом это ощущалось больше. Это было доказательством того, что при небольшом руководстве и поддержке я могла бы достичь, казалось бы, невозможного.

Это было немного, но после стольких неудач и заблокированных путей я бы воспользовалась любой поддержкой, которую могла бы получить.

— Осторожнее, или это мы будем теми, кто покроется краской. — Кай рассмеялся. Его руки поднялись вокруг моей талии, поддерживая меня. От волнения я чуть не сбила нас с ног. — Так в чем же вопрос?

— Хмм. — Спросила я, все еще находясь под кайфом от своей победы. Даже окруженный акрилом, он приятно пах. Сколько бы он ни заплатил за свой фирменный аромат — оно того стоило.

— Вопрос, который ты хотела задать мне теперь, когда попала в цель, — подсказал он.

Правильно. Мои зубы впились в нижнюю губу. Я разрывалась между мгновенным удовлетворением и тем, чтобы не торопясь придумать что-нибудь хорошее. Расспросы о его страхах или самом неловком моменте казались упущенной возможностью копнуть глубже.

— Могу я оставить этот вопрос на потом?

— Это противоречит правилам, которые ты изложила ранее.

— Это были не правила, а руководящие принципы. Кроме того... — Я сверкнула озорной улыбкой. — Правила созданы для того, чтобы их нарушать.

— Почему я не удивлен, слыша, как ты это говоришь? — Кай вздохнул. — Прекрасно. Один вопрос на твой выбор, который будет решен позже.

— Спасибо тебе. — Я просияла. — Видишь? Не все черно-белое. Для тебя еще есть надежда.

— Приятно это знать. Я уже начал беспокоиться, — сухо сказал он.

Мои руки все еще были вокруг его шеи, а его руки все еще на моей талии. Мой первоначальный всплеск возбуждения прошел, и мое дыхание замедлилось, чтобы соответствовать его.

Наши улыбки постепенно угасли, когда в его глазах зажглась искра чего-то другого, кроме веселья. Воздух осел вокруг нас, насыщенный электричеством, и я почувствовала пьянящее желание встать на цыпочки и..

Громкое гудение прогнало искры прочь. Кай и я дернули головами в сторону угла, где светловолосый художник/йог медитировал на полу. Я совершенно забыла, что он был там.

Он не обращал на нас внимания, но чары рассеялись.

Мы убрали руки друг от друга и отступили назад. Неловкость поспешила заполнить новое пространство между нами.

— Что ж, — натянуто сказал Кай, его скулы приобрели тусклый кирпично-красный оттенок. — Это было приятное, хотя и неожиданное завершение вечера. Спасибо тебе за ...поучительный опыт. Может, мне вызвать машину, чтобы отвезти нас обоих домой?

Мои брови опустились.

— Что ты имеешь в виду, «вернуть нас домой»?

— Уже за полночь. Я полагаю, ты устала.

Большинство вечеринок в Нью-Йорке начинались не раньше полуночи, и я совсем не чувствовала усталости.

Кай давал нам обоим легкий выход.

Если бы я была умной, я бы согласилась, но мысль о возвращении домой в пустую квартиру наполнила меня трепетом. Я любила Монти, но я не могла точно разговаривать со змеей.

— Вот именно. Сейчас полночь, а это значит, что ночь еще только началась. — Новая улыбка, наполненная озорством, появилась на моем лице. — Я еще не показала тебе настоящий рисунок в здании.

Я чуть не рассмеялась, увидев, как быстро побледнело лицо Кая.

— Хочу ли я знать?

— Скорее всего, нет, но ты все равно узнаешь. — Я сняла халат и бросила его в корзину для грязного белья. — Пойдем. Мы можем забрать наши холсты позже. Мы не хотим пропустить самое интересное.

Он выглядел так, словно имел в виду другое слово, кроме «весело», но последовал моему примеру и снял халат, хотя и с явной неохотой. Мы оставили свои пальто в студии и спустились на лифте в подвал.

— Приготовься, — сказала я, когда стальная машина с глухим стуком остановилась.

Морщинка испуга между бровями Кая углубилась.

— Что...

Двери открылись, и мощная волна шума заглушила остальные его слова. Его оцепенение превратилось в видимый ужас. На этот раз я не смогла сдержать смех.

Днем подвал был прославленным складским помещением. Но ночью? Это была самая жаркая и самая эксклюзивная вечеринка в Бруклине. Ни названия, ни рекламы, только хорошая музыка, дешевые напитки и разрушенные запреты.

Похожий на халка вышибала узнал меня с первого взгляда. Он был большим поклонником Феликса, и он запечатлел нам на руках символ входа, прежде чем помахать нам рукой с зубастой ухмылкой.